– Боже милостивый! – только и смог пробормотать мистер Тарлетон. – Но кто он? – И тут на него снизошло ужасное озарение; терзаемый дурными предчувствиями, Тарлетон, взглянув на Геро, спросил:

– Не тот ли – надеюсь на это всем сердцем – свирепый молодой человек, которого мы встретили на Питьевой галерее?

– И никакой он не свирепый! – возразила Геро и даже покраснела от негодования. – Он – самый хороший и милый человек на всем белом свете! Просто тогда он пребывал в чрезвычайно дурном расположении духа, потому что я ушла с вами! А когда я вспоминаю о том, как он однажды вызвал лорда Ротема на дуэль только за то, что тот поцеловал меня, то боюсь, что он впадет в настоящее бешенство, если сегодняшняя история дойдет до его ушей! Ох, я от всей души надеюсь, найдется способ помешать ему узнать об этом!

– Я тоже! – искренне признался мистер Тарлетон. – Собственно говоря, дорогая моя, у меня уже колени дрожат, так что я удивлен, что вы не слышите, как они стучат друг о друга!

Геро помимо воли улыбнулась, но почти сразу же вновь погрузилась в уныние.

– Это не имеет значения, – сказала она. – Что он подумает, когда обнаружит, что в семь часов на Кэмден-Плейс его никто не ждет? О, неужели вы не понимаете? Он решит, будто я не хочу видеть его, и будет уязвлен и рассержен. Как прикажете объяснить ему, что моей вины тут нет? О, я погибла безвозвратно!

– Дайте мне подумать! – взмолился мистер Тарлетон, сев за стол и обхватив голову руками. – У меня от ваших рассказов голова идет кру́гом! Полагаю, вы не можете сказать ему, что уехали на ужин к каким-нибудь друзьям?

– Нет, не могу! – сварливо ответила Геро. – Он специально должен был прийти для того, чтобы увидеться со мной, а на ужин у нас намечались крабы в масле и говяжий язык с цветной капустой!

Ее слова повергли мистера Тарлетона в некоторое ошеломление, и он неуверенно заметил, что столь будничные мелочи не имеют особого значения.

– Это любимые блюда Шерри! – трагическим голосом возвестила Геро.

– Ну, не расстраивайтесь вы так! – сказал мистер Тарлетон. – Смею надеяться, вы еще не раз угостите его таким ужином. Право же, дитя мое, в подобный момент убиваться из-за…

– Нет, не угощу! Потому что он разозлится настолько, что забудет обо мне, и у меня в целом мире не останется больше ни единой души, кого я могла бы любить, за исключением этой гадкой собачонки да канарейки!

– Моя дорогая мисс… То есть я хотел сказать, моя дорогая леди Шерингем, я совершенно уверен, ваш супруг не поступит с вами столь незаслуженно жестоко! Умоляю вас…

– Нет, поступит! – возразила Геро, вытирая глаза уже совершенно мокрым платком. – В столь неприятной ситуации на его месте так поступил бы любой муж!

– Клянусь честью, если мужчина способен на такое, то он – настоящее чудовище!

Геро моментально возмутилась против того, что подобный эпитет может быть применен к ее любимому Шерри, и от бесконечных попыток объясниться и взять свои слова назад мистера Тарлетона спасло лишь появление официанта, принесшего кофе, который он заказывал. Пока слуга с неторопливой тщательностью расставлял чашки на столе, дверь за его спиной, ведущая в буфетную, оставалась открытой. И вдруг до ушей парочки в гостиной долетели звуки, со всей определенностью свидетельствующие о том, что в гостиницу прибыли новые постояльцы. Голос, заставивший Геро замереть в кресле и резко вскинуть голову, но уже начисто лишенный обычной обходительной вкрадчивости, распорядился:

– Будьте добры проводить нас в отдельную гостиную и подайте освежающего для леди! Моя карета сломалась, и нам пришлось пешком добираться до вашего постоялого двора.

Владелец начал было объяснять, что единственная приватная гостиная уже занята, но его прервал еще один голос, в котором скрежетали и сталкивались торосы арктического льда, знакомый Геро еще лучше.

– Я бы не отказалась от чашечки горячего кофе – горячего, прошу обратить внимание! – но предпочту выпить его здесь, в общей комнате; и, пока буду отдыхать, я была бы вам чрезвычайно признательна, если бы вы распорядились подать экипаж и свежих лошадей, дабы немедленно отвезти меня в Бат.

Геро, ахнув, выпрямилась в кресле, а глаза ее округлились от изумления. Владелец пустился в извинения, заявив, что держит лишь один экипаж, который в настоящий момент уже нанят.

– Мне совершенно нет дела до того, в каком средстве передвижения я поеду, но я должна получить его немедленно – и я его получу! – провозгласила мисс Милбурн. – Чья это карета стои́т у вас во дворе?

– Она нанята посетителями, которые пребывают в гостиной, мадам. Право же, мне нечего вам предложить, кроме собственной двуколки, но она вам решительно не подойдет!

– Благодарю вас, она вполне меня устроит, если вы соблаговолите одолжить ее этому… этому джентльмену! – съязвила мисс Милбурн.

В сей миг официант, закончив накрывать на стол к полному своему удовлетворению, удалился и закрыл за собой дверь. Мистер Тарлетон был очень удивлен тем, что Геро вскочила с кресла, спихнув на пол несчастного мопса, на цыпочках подкралась к двери и склонилась к замочной скважине. Разглядеть она почти ничего не смогла, поэтому прижалась к отверстию ухом и стала напряженно прислушиваться к происходящему в соседней комнате. Когда же мистер Тарлетон собрался поинтересоваться у нее, что она задумала, девушка поднесла палец к губам и повелительно прошептала:

– Ш-ш-ш!

Очевидно, хозяин удалился, чтобы исполнить приказание мисс Милбурн, потому что до Геро отчетливо донесся голос сэра Монтегю:

– Моя дорогая мисс Милбурн, позвольте заверить вас, вы все превратно поняли! Ну же, не будем ссориться! Произошел непредвиденный несчастный случай…

– Если вы попробуете дотронуться до меня хоть пальцем, сэр, я закричу изо всех сил! – перебила его мисс Милбурн.

– Но послушайте же, дорогая моя! Я и не думал прикасаться к вам! Однако…

– Нет! Вне всякого сомнения, вы и не думали навязывать мне свои непрошеные ласки, тиская меня так, словно я – какая-нибудь вульгарная девка, к обращению с которыми вы, несомненно, привыкли! – вспылила мисс Милбурн. – Не сомневаюсь я и в том, что вы бы оказались столь любезны, что сами убрали бы руки и без того, чтобы мне понадобилось втыкать в вас заколку!

При этих словах в глазах Геро заплясали чертики, и она приглушенно рассмеялась.

– Если, – начал тем временем сэр Монтегю, – если, будучи опьяненный тем, что остался наедине с той, к кому питаю подлинную и пылкую страсть…

– Умоляю вас избавить меня от необходимости выслушивать ваши фантазии! Ежели пылкая страсть внушила вам мысль, что, поскольку мы оказались вдвоем в этом медвежьем углу, мне не остается ничего иного, кроме как обручиться с вами, то я могу лишь уповать, что больше никогда не столкнусь со столь своеобразной привязанностью! Не знаю, каким образом вы сумели подстроить поломку своей кареты, однако теперь я нисколько не сомневаюсь в причинах того, почему вы так настойчиво желали отвезти меня обратно в Бат другой дорогой, а не почтовым трактом! Вы рассчитывали, сэр, принудить меня выйти за вас замуж, поскольку прекрасно сознавали – иного способа заполучить мою руку у вас нет. Но вы очень сильно ошиблись в оценке моего характера, если предположили, будто я настолько глупая и слабая женщина, что поддамся на ваши бесчестные уговоры!

Геро, напряженно прислушивавшаяся к голосам, долетавшим из соседней комнаты, отошла от двери и подбежала к мистеру Тарлетону.

– Я спасена! – радостно прошептала она. – Это Изабелла Милбурн, а с ней – самый отвратительный мужчина из всех, кого только можно себе вообразить! Я знакома с Изабеллой всю жизнь и знаю: она поможет мне выпутаться из этой истории! И по-моему, она будет очень рада видеть меня, поскольку сможет вернуться обратно вместе со мной в карете, ведь сидеть рядом с ним в двуколке хозяина, каждую минуту ожидая подвоха, – сомнительное удовольствие. Это совсем не в ее духе, знаете ли. Оставайтесь здесь, мистер Тарлетон, пока я все не устрою!