Спать только со светом. Несколько замков на стальной тяжелой двери. Решетки на окнах. Никаких ночных прогулок. Та ночная, когда она тащила его на себе, была последней. Так все и станет, хотя женщина еще не поняла всего этого полностью.

– Я Аня.

– Что?

Ее голос отвлек от мыслей.

– Аня…

Он кивнул. Назвал какое-то ненужное имя, оставшееся в прошлом. Пусть зовет так. Ей все равно. Сейчас для женщины Анны он не кто-то с именем и отчеством или даже фамилией. Он тот самый мужик с ножами, спаливший чудовищ, не существовавших еще пол-суток назад. И поэтому он никуда не уйдет до вечера. Пока ее не свалят нервы, накатившая усталость и сон. А пока задержится здесь.

Лишь бы не навредить ей, незнакомой молоденькой женщине, вчера спасшей его. У нее, как у любой другой, и так проблем много. Пусть половина кажется смешной и ненужной. Хорошо хоть, ему не приходится сталкиваться со многими, знакомыми куче мужиков вокруг. Самое плохое, что большинству было на них наплевать. На глупые и одновременно важные проблемы.

В жизни женщины очень много ненужных странных вопросов. Иногда даже стрессов из-за них же. Понятное дело, у мужчин таких моментов не меньше, если порой не больше. Ему доводилось наблюдать за ними, пару раз даже участвовать, но никак другим. Но, есть то самое Кое что понял: мужчина легко забьет на некоторые проблемы, если не сможет их разрешить. Женщина себе такого не позволяет.

Проблемы у женщин иногда даже звучат для мужских ума, души и самоопределения крайне странно.

Почему ты смотрел на вон ту крашеную шалаву целых три секунды? Я толстая?

Потому что она шла мимо и все.

Потому что я охотник и воин, стараюсь оценивать все угрозы издалека.

Потому что ее четвертый размер обтягивающе и открыто облегала красная ткань.

Выберите правдивый ответ сами, в любом случае, милые женщины, ваш выбор будет правильным. А разве может быть как-то иначе?

У меня жирная кожа. Это просто крандец. Я не красивая и постарела?

У тебя из-за жирной кожи нет морщин и ты красивая, «потому что» и все тут.

У тебя жирная кожа, зато красивые глаза и когда ты улыбаешься почти нет морщин.

У тебя жирная кожа, задница и пятки, ты старая и уродливая, ищу молодую сучку.

Ну, вы поняли, что тут надо выбрать, верно?

Терпеть не могу полоски от купальника. Сама загорела, а тут бледная.

Ёб… Это же вредно, ультрафиолет и все такое, верно? Сходи в солярий… Не хочешь в солярий, потому что вредно и ненатурально? А, в округе нет нормальных соляриев? Ёб…

Хотелось ли ему когда-нибудь таких же моментов в жизни? Конечно. Из-за таких вот Ань, совершенно не редких, просто не старающихся открыться и пустить кого-то в свое «здесь».

«Здесь» смотрелось уютно. Светлое и теплое, с оттенками кофе и янтаря. Удивительно приятное сочетание. Отдающее чем-то правильным и… традицией, что ли. Вот так всегда. Простое желание жить хоть как-то красиво превращает крохотную двушку во что-то симпатичное. А кто-то не меняет обои, наклеенные еще комсомольцами-строителями.

Анна аккуратно возилась на кухне. Правильно, отвлечется. Соприкосновение с Тем миром никогда не проходят бесследно. Рассудок может не захотеть принять правду. И тогда… Тогда все становится плохо. А так, глядишь, обойдется. Есть, врать не стоило, хотелось сильно. Тело сожгло за ночь много нужных сил.

Он сел на удобный диван. Глобализация страшная сила. Даже здесь, в Кандрах или Октябрьском, он уже не помнил, мебель из «Икеи». Представить такое лет десять назад… никто бы и не поверил. Кроме москвичей.

Учительница, точно. Вон они, несколько фотографий взрослеющего класса. Аккуратные одинаковые рамки на стене у стола. Стол, кстати, старый, компьютерный. С полочкой для дисков. Рядом снова шведские вещи, сделанные то ли в Швеции, то ли в Китае. Полки с книгами. И полки с учебниками. Надо же, Достоевского или Некрасова не видно.

– Любишь фантастику?

– А? – она заглянула в комнату, вспыхнула неожиданным румянцем. – Да.

Сейчас многие любят сказки. Даже взрослые. Если конечно, взрослыми можно назвать детей, прячущихся во вполне взрослых телах. Ее взрослости, красивые и смуглые, мелькнули в разрезе обычного домашнего халатика. Анна вспыхнула сильнее. А ему даже стало стыдно. Совсем одичал, чего уж.

– Фантастика… Отдыхаешь?

Она кивнула. Конечно, отдыхает. Чего яркого здесь, если не захотеть увидеть? Крохотная кучка людей среди старых домов. Школа, с современными обычными и странными даже для нее школьниками. Может, какой-то любовник есть, никак не желающий стать мужем. Вот он и отдых, в строках, рассказывающих несбыточные сказки.

– Любишь иностранных авторов, да?

– Почему? – Анна искренне удивилась. – Нет…

Теперь удивился он.

– Так вон, как ее… Франциска Вудворт. Или вообще, Ирмата Арьяр. Надо же, венгры стали хорошо писать фантастику?

Она села в кресло за столом и расхохоталась. Как-то очень радостно и светло. Вряд ли из-за неведомой Франциски или там Ирматы. Скорее, нашла выход напряженным нервам, выпустила напряжение, ощущаемое в каждом движении и взгляде.

Отсмеялась, даже вытерев глаза, блеснувшие помимо воли слезами. Хорошими слезами, именно от веселья. Смеяться до слез… дорогого стоит.

– Они русские. Псевдонимы такие.

– А…

Псевдонимы, так псевдонимы.

– Посмотри, о чем?

Открыл, посмотрел. Романтика, вот как. Каждой её хочется, романтику-то. Лишь бы не борщили, лишь бы разделяли…

Романтика должна быть романтичной. Хотя можно ли описать романтику также, как теорему Пифагора, например? То-то, тут как с формой груши на языке геометрии. Попробуйте описать форму груши без «грушевидная». Вряд ли выйдет, вот так же и с романтикой.

Порой романтику путают с чем-то другим, вещественным, со всякими там обязательными, именно обязательными вздохами, трепетными взглядами, свиданиями в неожиданных местах и обязательной красотой соития. С лепестками роз, шелковыми и неимоверно скользкими простынями, красивыми и ненастоящими позами, еще какими-то там атрибутами. Настоящая же романтика неуловима, как неуловим запах весны в начале мая, когда листья берез почти прозрачны, воздух сладкий, а ветер именно весенний.

Как не поймать и не закрыть в пробирке запах весны, так и не передать точность романтики. К счастью или наоборот? Да кто знает?..

Но хотя бы попробовать сделать что-то «такое» иногда необходимо. Хотя бы попробовать. Хотя даже розовый свет может раздражать, как и просто свет, ведь вот тут вдруг вскочил прыщик, а тут какая-то непонятная складочка, а тут… В общем, как всегда.

И шелк, если разбираться, вещь не такая практичная, как обычный хлопок. Ну, зато и звучит красиво и гладится и даже смотрится. И капли вина с женской кожи только в фантазиях клево слизывать, а на ней липкие следы же останутся, да и все эти блядские завязки, шнурки и кружева даже с мыслей сбивают нужных, и иногда раздражают, а вообще… Ну да, всякое же бывает.

Самое важное – просто пытаться подмечать, слушать, вспоминать и пытаться вовремя применить все, хотя бы близко относящееся к той самой романтике двух взрослых людей. Перемены нужны не только в жилье, работе или виде отпускного отдыха. В постели перемены не менее важны, если разбираться. Обоим.

И это главное, ведь такие перемены бывают лишь в самой жизни. А не в фантазиях, пусть и напечатанных на бумаге с относительно неплохой полиграфией.

– Пойдем есть. Сварились уже, наверное.

Сварились. Запах чувствовался даже здесь. Только вставать не хотелось, совершенно. И она почему-то тоже не спешила.

– Пойдем. Расскажу тебе кое-что.

Пельмени оказались вкусными, а вот разговор тяжелым. Всегда тяжело узнать о некоторых сказках, оказавшихся совершенно не сказками. А страшными былями.

Пришлось объяснить про решетки на окнах, про стальную дверь и про темноту за порогом. Про собаку, что может почуять и хотя бы как-то предупредить. Про то, что их все больше и больше. Про Зло, ищущее прорехи в людских помыслах и находящее нужное. Про то, что всегда надо быть готовой.