- Герр Каулитц младший, здравствуйте, вам письмо из Берлина.
- Здравствуйте Элеонора. Да? От кого?
- Письмо анонимное.
- Мм… спасибо.
- Пожалуйста, Герр Каулитц.
Пройдя в номер, Билл отстраненно снял с себя сланцы и прошел в гостиную, где на кресле-подушке сел по-турецки, все ещё разглядывая анонимное письмо. Вскоре, раскрыв письмо, он все-таки оказался прав в своих опасениях – оно было от Йоста.
}«Здравствуй, Билл.}
}Мне, ещё раз, искренне жаль на счет того, что случилось в тот день. Я знаю, что поступил с тобой как последний эгоист и извращенец, прости меня, если можешь. Я понимаю, что теперь не смогу получить то доверие, что было ранее, даже не думаю, что ты его прочтешь, тут же сожжешь, но я все равно скажу то, о чем размышляю уже более суток. Ты считаешь, что та ночь была ничем, “…просто выпили и пососались, как будто на следующий день и не увидимся и вообще больше не встретимся.” но я так не считаю. Ты запал мне в душу после этого вечера, я понял, что не равнодушен к тебе, даже на стихи осенило, но я навряд ли посмею их тебе показать, ты лишь рассмеешься, посчитав собственного продюсера “половой тряпкой, который не умеет сдерживать себя, он такой жалкий…” – я пойму, если так и есть. Но, Билл, умоляю, дай мне шанс. Я не могу жить думая, что ты меня призираешь. Возможно я тот, с кем тебе будет лучше, подумай, Билл…
Ты знаешь, на какой адрес писать. Жду ответа. }
С любовью, Дэвид.»}
}…а с глаз подло катились слезы. Слезы отвращения, боли… отчаяния? Билл не знал, что делать в этой ситуации: он не любил Дэвида, не любил так, как любил маму, друзей, близких… Тома. Он вообще не любил Йоста. Это были отношения шефа и подчиненного. А Билл… Он любил лишь Тома и понимал, что если скрыть от брата это постыдное чувство ещё удастся, то доказывать себе обратное действительному равно измене самому себе, чего младший Каулитц никогда не позволял себе, даже когда казалось, что сценическая «маска» брала над ним верх, он умело стягивал её в любой, даже тяжелый момент, возвращаясь «восвояси» невредимым.
В один момент в гостиной объявился старший Кау и увидев заплаканные глаза брата, немедля подошел к нему. Тому даже спрашивать о письме не нужно было – он будто спал и видел отправителя письма и, возможно, даже содержание злополучной бумажки.
- Билл…
- Он не отстанет…
- А если…
- Том, ты понимаешь, он говорит что любит, но на самом деле просто хочет удовлетворить свою похотливую натуру. Он и не любит меня вовсе!
- Билл…
- Если бы он любил меня, то желал бы мне лишь счастья и даже пожертвовал бы своим отношением ко мне, чтобы меня сделать счастливее, но неет, от терроризирует меня изо дня в день. Сначала эти пошлости… потом звонки с прозьбой о встречи… вот, письмо… }
- Сожги его, забудь о нем…
- Он подумает…
- Он не подумает. Когда мы вернемся, ты при мне с ним объяснишься и мы порвем с ним контракт, раз и навсегда. – с каждым словом речь звучала более твердо, жестко, буквально резала слух, но все же были и нотки страха, боязни за брата и… ревности?
}- Хорошо…
- Только не плачь, родной… не плачь… - подвинувшись к Биллу ближе, Том обхватил руками его талию и притянул к себе, крепко сжимая в объятиях и что-то шепча, иногда целуя в макушку. Билл лишь кивал, тихо всхлипывая и вжимаясь в, до боли родное тело. – Мы все преодолеем,.. Я буду рядом… всегда, слышишь? Всегда… - казалось, что этой идиллии ничто не могло помешать. Но разве персонала отеля это волнует?} }
Услышав стук в дверь, Том тихо выругался и попросив Билла не покидать кресло-подушку, направился чтобы открыть.
- Здравствуйте, прошу прошения за беспокойство. Вы будете заказывать обед?
- Нет, но не могли бы вы принести ведро со льдом? Здесь очень жарко…
- Да конечно
- Премного благодарен… - закрыв за обслуживающим номера дверь, Том вернулся к брату, который отчаянно пытался перевести дух, но получалось плохо – он метался по комнате из угла в угол. – Билли-Билли, успокойся, ты так только хуже себе делаешь… Ну воот опять я вижу эти слезы, которые стирают твой макияж, который ты наводишь полчаса…
- Прости, я просто…
- Так, значит сейчас… А сейчас у нас полдень, значит я найду чем нам заняться в ближайшие четыре часа, а потом выберемся в город, тебе нужно развеяться…
- Да, конечно… - усмехнувшись со своей растерянности, Билл стал вытирать потекшую тушь с щек. Тем временем старший Каулитц нашел обоим занятие: просмотр фильма. Он решил, что пересмотреть любимые киноленты было бы как нельзя кстати. Когда в номер принесли лет, Том организовал несколько порций освежающих напитков на двоих, и в следующие четыре с половиной часа близнецы умилялись сценами, которые когда-то их заставили смеяться до потери пульса, переживать за героев и даже плакать… Хотя последнему было не суждено сбыться – второй раз уже не так впечатлял. Когда же просмотр последнего фильма был окончен, близнецы, как в первый раз, стали бурно обсуждать подробности фильма: безусловно это значило противоположные мнения и в конце концов бой диванными подушками или… щекотки.} }
- …А я говорю, когда они в самом конце поцеловались!
- Нет Том! Самое романтичное было в самом начале!
- А вот и нет!
- А вот и да!
- Ах ты… Ну ты… тыы нарвался, Вильгельм Каулитц Трюмпер! – повалив брата на диван, Том одержал над ним верх, беспощадно и щекотливо водя по телу близнеца мягкими подушечками пальцев.
- Ахахах Тооом! Ну переста-ха-хааань!} }
- Ни за что!
- Аааа я не могу Том, хватит!} }
- Это тебе за непреклонение над мнением старшего!
- Ахахах… Ты у нас старший? Ааай! Ну ладно-ладно… Ааа!!! Ладно, ты - старшиий!
- Вот так бы сразу… - наклонившись к брату, прошептал Том. Тело младшего Каулитца дурманило ароматом ванильного геля и дабы сдержаться, старший невесомо вдохнул в последний раз этот аромат, но без чмока в щеку не обошлось. Тогда Билл схватил его за воротник и обратно притянул к себе.
- А это что было?
- Это?.. Это братский чмок. А что?
- Хм, раньше такого я не замечал за тобой… Но мне это даже нравится! – улыбнувшись близнецу, Билл поцеловал его тоже, в правую щеку, и обвил его шею. – Томаас… Как бы я без тебя жил…
- Вот именно, что никак... – так они пронежились в объятиях друг друга ещё около часа. После все же соизволили оторваться друг от друга и выгулять Стара и Скотти.
Вечер не предвещал ничего особенного, но все же, братья сумели его скрасить чувством, что их запретная тяга друг к другу взаимна.}