Второй армией, насчитывающей в своем составе около шестидесяти тысяч человек и пятьдесят с небольшим пушек, командовал фельдмаршал Леопольд Даун, причем вопреки довольно многозначительной фамилии он делал это грамотно. Король выдвинул ему навстречу сорок две тысячи человек при двухстах пятидесяти пушках.

В обоих историях - и в той, что изучал Новицкий в двадцать первом веке, и в той, которую после заброса в прошлое он начал в меру способностей вершить сам, первым среди европейских полководцев понял значение полевой артиллерии Фридрих. Правда, сейчас он сделал это с подачи Новицкого, но зато более глубоко. В результате сейчас он имел подавляющее преимущество в пушках, кое можно было использовать как для наступления, так и для обороны.

Русский император понимал значение артиллерии, которую вот-вот должны были назвать богом войны, как минимум не хуже Фридриха, ибо опирался в этой области на опыт еще не родившегося Наполеона. И насыщенность русской армии пушками опиралась именно на наполеоновские стандарты, в отдельных случаях их существенно превосходя. Например, на вооружении батальона «Бранденбург», имевшего численность девятьсот тридцать человек, состояло двадцать легких орудий.

Сражение произошло неподалеку от города Колин. Первыми туда пришли австрийцы и, прекратив движение вперед, приступили к оборудованию оборонительных позиций. Фридрих подошел через день и тоже начал окапываться примерно в пяти километрах от редутов Дауна.

Четверо суток армии стояли напротив друг друга. Ни один из командующих не хотел наступать, предпочитая, чтобы это сделал противник. Однако в этом вопросе положение прусского короля было более благоприятным. Снабжение его войск производилось заметно лучше, чем у австрийцев, а обмундирование, хоть и не дотягивало по функциональности до русского, все же оказалось куда теплее австрийского. В общем, у Фридриха никто не голодал и почти никто не мерз, а Дауна массово происходило и то, и другое.

Разумеется, фельдмаршал стоял на месте не просто так, от растерянности. Он надеялся дождаться довольно значительного подкрепления под командованием фельдмаршала Броуна. Однако когда от него прискакал курьер с сообщением, что из-за погоды, отвратительных дорог и много чего еще Броун сможет прибыть на место не ранее чем через две недели, Даун решил начать сражение. Тем более что позиции Фридриха были несколько менее выгодными с точки зрения рельефа местности. Австрийцы, придя на место первыми, расположились на единственной в округе возвышенности.

Было принято решение наступать сначала в центр прусских позиций, а потом, дождавшись, пока король перекинет туда резервы, ударить по левому флангу. Вообще-то он являлся не самым удобным местом для проведения успешного наступления, будучи слева защищен оврагом, но Даун решил, что недостатки позиции искупаются особенностями личного состава обороняющих ее войск. Австрийский фельдмаршал знал, что там стоит какой-то не очень понятный добровольческий батальон, и почему-то решил, что это ополчение. Возможно, из-за довольно блеклой формы подразделения, где и солдаты, и офицеры выглядели одинаково бедно и серо.

Фридрих тоже несколько сомневался в боевых возможностях батальона «Бранденбург», ибо в серьезных боях он до сих не участвовал, но успокаивал себя наличием того самого оврага слева. Кроме того, король считал, что в случае необходимости всегда сможет поддержать русских резервами.

Однако уже через сорок минут после начала сражения пришлось почти все бросить в центр позиций - больно уж активно лезли вперед австрийцы, создавая явную угрозу прорыва. Фридрих начал понимать, что, если у противника остались хоть какие-то резервы, он как раз сейчас может провести успешный удар слева. И почти не ошибся. Даун ударил именно там, но вот с успешностью данного действия получилось как-то не очень.

К немалому удивлению как пруссаков, так и австрийцев, добровольцы открыли интенсивный ружейный огонь, когда до противника оставалось еще полторы сотни саженей - или, если применять новую русскую систему мер, то около трехсот метров. Причем стреляли бранденбуржцы не залпами, а вразнобой, и у короля создалось впечатление, что с такой запредельной дистанции в цель попадает больше половины пуль. Значит, вот как можно стрелять из русских штуцеров? Но их же очень долго заряжать, и сейчас австрийцы сомнут лишившийся огневой мощи батальон!

Однако, похоже, для перезарядки русского штуцера требовалось не больше, а едва ли не меньше времени, чем для обычной фузеи, и убийственно точная стрельба продолжалась, не ослабевая. В общем, первая атака была отбита одним ружейным огнем.

Для второй атаки на редуты добровольческого батальона австрийцы собрали заметно больше сил, и первое время наступление развивалось успешно, несмотря на частую и точную стрельбу русских. Однако, когда наступающим оставалось пройти меньше ста метров, двадцать пушек батальона дали залп картечью в упор, а русские вдруг неожиданно покинули позиции и ударили в штыки, полностью деморализовав и рассеяв противника. Но не стали его преследовать, на что надеялся Даун и чего опасался Фридрих, а вернулись на свои редуты.

К вечеру сражение затихло. Обе армии оставались на своих позициях, но Фридриху доложили, что километрах в десяти найдено место, существенно более подходящее для обороны, чем то, где сейчас стояла прусская армия, и было принято решение отступить туда этой же ночью.

В общем, вроде бы победили австрийцы, ибо поле боя осталось за ними, но Даун отлично понимал, что, если и дальше все пойдет как сейчас, то, чтобы добраться до Праги, придется одержать не менее пяти таких побед. А войск у него столько, что их хватит максимум на два подобных сражения, потом же наступать станет некому. Оставалось только ждать подхода армии Броуна.

Фридрих, как и австрийский фельдмаршал, был не против немного постоять на месте, ибо тоже ждал подкреплений из Саксонии.

В другой истории он, пленив саксонскую армию, силой загнал пленных в свои войска. Понятно, что такие солдаты сражались не сказать чтобы очень охотно, зато к противнику перебегали чуть ли не целыми полками. Новицкий, будучи в курсе подобной перспективы, убедил короля взять у него льготный кредит и не загонять саксонцев в свою армию силой, а нанимать их за весьма приличные деньги. Большую часть которых солдаты должны были получать в виде премий после победы в каждом сражении.

Суворов возвратился с военного совета, устроенного Фридрихом сразу по завершению сражения, в довольно плохом настроении. Увы, к его аргументам не прислушались, несмотря на вполне успешные действия батальона. Выступая первым как младший по званию, секунд-майор предлагал этой же ночью атаковать лагерь австрийцев, пока там полный беспорядок, все устали, вымотались и нападения явно не ждут. Однако все выступавшие за Суворовым высказались против его плана. Мол, наши войска тоже устали (но ведь не так же, как австрийцы, которым пришлось еще и немало побегать), ночью темно, что наверняка внесет сумятицу в действия атакующих колонн (а в действия обороняющихся, значит, не внесет?). Наконец, на снегу наступающих можно будет обнаружить издалека (ночью темно, сами же только что говорили!). В общем, решили отступить и оборудовать более подходящие для обороны позиции. Кажется, король некоторое время обдумывал предложение командира русского батальона, но потом смирился с общим мнением и утвердил его. Эх, ваше величество, наплачешься ты еще с такими полковниками и генералами! Интересно, как там сейчас у Миниха? Вот уж он-то, если будет светить победа, наверняка не станет ныть, что ему темно, холодно и вообще все устали. Ударит так, что от противника только перья полетят.

Глава 17

Русские войска перешли в наступление сразу после того, как было получено известие о капитуляции саксонцев - утром семнадцатого декабря тысяча семьсот пятьдесят шестого года. Началось оно с обнародования императорского указа о том, что его величество более не может равнодушно относиться к стенаниям угоняемых в татарский плен русских людей и повелевает примерно наказать агрессора. А потом вперед двинулись одновременно три армии.