— Оу. Ладно. Значит, я готова.
Кельвин подходит с важным видом. Слегка поклонившись, он указывает рукой на стол.
— Сначала леди.
— Биток должен удариться о три бортика прежде, чем коснётся прицельного шара. Только тогда стол будет считаться открытым.
Он выгибает бровь, глядя на меня:
— Это точно твоя первая игра?
— В библиотеке есть книга о пуле «Восьмёрка» (прим. пер.: разновидность игры в бильярд с битком и 15 шарами. Один игрок должен забить шары с 1 по 7, а второй — с 9 по 15, после чего первый, кто забьёт свои шары, должен забить шар номер 8). Я прочитала её.
— Ясно. Хорошо. Начинай.
Киваю и беру биток, направляясь с ним к другому концу стола:
— Играем по правилам.
Я наклоняюсь над столом, делаю удар и наблюдаю, как шар катится по зелёному сукну в миллиметрах от бортиков, прежде чем остановиться. Запоминаю место, где он остановился, а Кельвин уже делает свой удар. Его шар касается бортиков и останавливается на дюйм дальше моего.
— Твоя взяла.
Далее я устанавливаю кий напротив шара и отправляю свои семь шаров врассыпную вокруг восьмого. Они скользят по столу, пока не останавливаются.
— Ты очень меткая, — подмечает Кельвин.
Я опускаю руки на бёдра и поддразниваю его.
— Давай.
Его взгляд задерживается на мне мгновением дольше, а потом он опускается над столом для удара. Один из шаров катится прямо в угловую лузу.
— Сплошной, — произносит он.
— Ни хера!
Он медленно поворачивается ко мне.
— Красноречиво, — отвечает он с предупреждением.
Я выдавливаю улыбу.
— Это ещё одна шутка.
Его следующая попытка не такая удачная, хотя она и должна была даться легко, но моё сердце наполнено предвкушением. Я обхожу стол вокруг, оценивая свои возможные удары. Останавливаюсь между Кельвином и бортиком, чтобы послать ещё один шар в лузу. Но он не двигается, поэтому я оборачиваюсь и бросаю ему через плечо.
— Может, отойдёшь? — спрашиваю я.
В ответ я вижу ухмылку:
— Да нет, — я поворачиваюсь к столу. Наклоняясь, почти касаюсь задницей паха Кельвина. — Знаешь, — начинает он, слегка толкая меня бёдрами, — для новичка твоя поза не так уж и плоха.
— Ты пытаешься меня отвлечь.
— У меня получается? — он касается моей спины грудью, и я мгновенно напрягаюсь. Его руки накрывают мои, и он снова произносит: — Нагнись ниже.
— Я могу ударить и так.
— Ниже, — я наклонюсь ниже к столу, его губы почти касаются моего уха, а Кельвин продолжает шептать: — Твой подбородок должен быть в дюймах от кия, — правой рукой он сжимает мою и слегка толкает кий, который плавно скользит под нашими левыми руками. — Ослабь хватку. Зафиксируй таз, — Кельвин прижимается ко мне, и я чувствую, как его член упирается в мою задницу. Мы вместе скользим кием вперёд и назад, прицеливаясь. — Удерживай кий и головку на линии удара. Предусмотри траекторию, по которой покатится шар. Поняла? — кивок. В лёгких нет воздуха, чтобы даже ответить ему, но он не двигается. — Ты уверена? От этого многое зависит.
— Да, — хриплю я и откашливаюсь.
Он остаётся на мне ещё на мгновение, а потом отпускает руки. Сердце колотится в груди, и я едва ли могу вспомнить, что он только что сказал, не говоря уже о том, что читала, как практиковалась ранее. Промах.
— Ты сделал это нарочно! — укоряю я.
— Жаль разочаровывать, воробушек, но мне даже не нужно отвлекать тебя. Мы оба знаем, что я выиграю.
Когда туман ярости от его слов спадает, я понимаю, что это вызов. Тут же выравниваюсь и смотрю прямо в его глаза.
— Возможно, но я просто так не отступаю.
Он сжимает губы, а его грудь начинает сотрясаться от безудержного смеха.
— Не сомневаюсь.
Я ударяю основанием кия об пол.
— Ты всё это время знал, что выиграешь! Ты вообще собирался открывать моё окно?
— Давай просто сыграем, воробушек. Кто знает, может, удача соблаговолит подарить тебе хоть частичку везения новичка.
Но она не соблаговолила. Я понимаю это отчасти по тому, что он ударяет мимо луз, продлевая игру, но не позволяет мне выиграть. Вздыхаю, когда он забирает мой кий и ставит его на место у стены.
— Хорошо подготовилась, — произносит он. — Правда. Я впечатлён.
По неизвестной для меня причине разочарование начинает таять. Несмотря на попытки оставаться разочарованной, а, возможно, как раз из-за этого, мои глаза следят за Кельвином, пока он идёт ко мне. Сквозь ткань тонких штанов я отчётливо вижу его эрекцию. Когда он встаёт передо мной, наши тела почти соприкасаются. Во мне зарождается новый страх. Я никогда добровольно не соглашалась делать кому-то минет, но у меня нет ни малейшего понимания, почему сейчас делаю это без каких-либо возражений. Челюсть напрягается, когда я опускаюсь на колени на пол.
Его рука тянется к моему бицепсу.
— Я заберу свой долг позже.
От удивления я открываю рот.
— Оу.
Кельвин пожимает мне руку перед тем, как покинуть комнату. Одиночество обрушивается на меня в тот же миг. Подавляя и разрушая. Так же сильно, как хотела заплатить ему выигрыш, я не хотела оставаться одна. Потому что знаю, что ожидание момента, когда он придёт за своим долгом, наполнит меня страхом.
ГЛАВА 27.
Кельвин.
Вторник тянется, словно кто-то нарочно замедлил время. Обязанности задержали меня в Нью-Роуне, но на самом деле нарисовалось незаконченное дело в Фендейле. Чтобы доехать до дома Андерсонов, мне приходится выехать из офиса на два часа раньше. Слова Кейтлин не покидают мою голову с ночи воскресенья. Её голос, запах, прикосновения затуманивают мои мысли. Я беру, но и даю ей слишком много. То, что я возьму для возобновления равновесия между нами, не обещает быть приятным, но я должен это сделать.
Но перед тем, как я встречусь с ней снова, мне нужно исправить вред, который ей нанесли. Моя ошибка, мой прокол в том, что я думал, будто у неё комфортная жизнь, но на самом деле всё было наоборот. Я знал, что она росла в бедной семье до трагедии с её родителями, и был в курсе того, что она хрупкая. Я хотел, чтобы у неё был выбор, но ей никогда не давали его сделать.
Сильно сжимаю руки в кулаки на руле. Во избежание лишних вопросов я всегда был дружелюбным и терпеливым с Андерсонами. Если бы не это, мне пришлось бы делать всё анонимно: Кейтлин никогда бы не узнала, что есть третья сторона. Теперь я понимаю, что они использовали нас обоих. Кейтлин чётко дала понять, что их роль в её жизни минимальна, и, зная это, мне хочется заставить их заплатить за свою жадность. Когда я паркую машину в грязи двора их фермы, предупреждение Нормана всплывает в моей памяти.
— Помните кодекс, — говорит он. — Наказание должно соответствовать преступлению.
— Я знаю это лучше, чем кто-либо. Одно исключение приведёт к другому, и в итоге система рухнет.
— Любое убийство должно иметь основания. Держите контроль в руках. Я всего лишь вынужден напомнить вам о том, что это личная проблема, а не та, с которыми вы сталкиваетесь всегда.
— Личная? Нет, — возражаю я. — Это обязанность, Норман. Кажется, в последнее время ты путаешь эти два понятия.
Я слышу голоса в доме перед тем, как войти, и это помогает мне понять, где именно они находятся. Когда прохожу в кухню, миссис Андерсон начинает визжать, замахиваясь деревянной ложкой, и соус для спагетти брызгами летит по столешницам.
Её муж выпрыгивает из-за обеденного стола.
— Какого хера вы делаете, врываясь в мой дом подобным образом?
— У нас был уговор, — произношу я, ударяя кулаком по деревянной поверхности стола. — Где деньги?
— Я не знаю, о чём вы говорите, мистер Лоуренс. Кейтлин каждый месяц получала деньги, как мы и договаривались.
— А её сбережения?
— А, да. Их она тоже получила. Сколько там было, Линн? Кажется, примерно двадцать тысяч или что-то около этой суммы. Мы отдали её ей.