Постановления этого позорного закона устраняли препятствия, парализовавшие усилия епископов. Согласно закону было дозволено арестовывать всех проповедников, всех учителей, зараженных еретическим учением, всех владельцев и составителей еретических книг и заключать их по воле короля в тюрьмы, даже если они отрекались от ереси; но отказ в отречении или возвращение после него к ереси давали епископам право передавать еретика гражданским властям, а эти последние, — так гласило первое юридическое утверждение религиозного кровопролития, запятнавшее собрание наших статутов, — должны были сжечь его на возвышенном месте перед народом. Едва статут был проведен, как первой жертвой его стал Уильям Сотр, приходский священник в Линне. Девять лет спустя в присутствии принца Уэльского был предан пламени мирянин Джон Бедби — за отрицание пресуществления. Стоны страдальца были приняты за отречение, и принц приказал убрать огонь, но предложения пощады и пенсии не сломили упорства лолларда, и он был предоставлен своей участи.

Рис. Генрих IV.

Враждебность Франции и страшное недовольство реформаторов усиливали опасность постоянных восстаний, угрожавших престолу Генриха IV. Уже одно сохранение власти в эти бурные годы его царствования служит лучшим доказательством ловкости короля. Заговор родственников Ричарда II, графов Гентингдона и Кента, был подавлен, и за ним тотчас последовала смерть Ричарда II в тюрьме. Затем поднял восстание Перси, и Готспур (Горячка), сын графа Нортумберленда, вступил в союз с шотландцами и мятежниками Уэльса. Его войска были разбиты и сам он убит в упорной битве близ Шрусбери; но два года спустя его отец поднял новое восстание, и хотя арест и казнь его сообщника Скропа, архиепископа Йоркского, принудили его бежать за границу, но до самой своей смерти он оставался угрозой для престола.

Между тем ободренный слабостью Англии Уэльс после долгого спокойствия сбросил с себя иго завоевателей, и вся страна восстала на призыв Оуэна Глендауэра, потомка туземных князей. Как и прежде, Оуэн предоставил пришельцам право бороться с голодом и горными грозами, не успели они уйти, как он кинулся на них из своих неприступных твердынь и одержал победу, за которой последовало присоединение всего Северного Уэльса и большей части Южного, причем на помощь ему был прислан из Франции отряд вспомогательного войска. Только восстановление мира в Англии позволило Генриху IV остановить Глендауэра. Четыре года подряд, осторожно и обдуманно повторяя нашествие, принц Уэльский отнял у него юг; его подданные на севере, приведенные в уныние рядом поражений, постепенно покидали его знамя, а отражение нашествия повстанцев на Шропшир принудило Оуэна в конце концов искать убежища в горах Снодона, где он, по-видимому, продолжал борьбу в одиночку до своей смерти в 1410 году.

С подавлением восстания в Уэльсе престол Ланкастеров освободился от внешней опасности, но внутри оставалась угроза со стороны лоллардов. Новый статут и его ужасные казни не внушали страха. Смерть графа Солсбери в первом восстании против Генриха IV, хотя его окровавленная голова и была внесена в Лондон процессией аббатов и епископов, с пением благодарственных псалмов вышедших к ней навстречу, только передала руководство партией одному из лучших воинов эпохи. Сэр Джон Олдкастл, которому брак доставил титул лорда Кобгема, сделал свой замок Каулинг главной квартирой лоллардов и укрывал их проповедников, не обращая внимания на запреты и выговоры епископов. Когда Генрих IV, изнуренный смутами своего царствования, умер в 1413 году, его преемнику пришлось заняться этим сложным вопросом. Епископы потребовали привлечения Кобгема к суду, и хотя король просил отсрочки в деле, касавшемся столь близкого ему человека, но вызывающее поведение Кобгема заставило его действовать. Отряд королевских войск арестовал лорда Кобгема и отвел его в Тауэр. Его бегство оттуда послужило сигналом к широкому восстанию. Тайный приказ созвал собрание лоллардов на полях Сент-Джилса близ Лондона. Мы знакомимся если не с настоящими целями восстания, то по крайней мере с вызванным им страхом из утверждения Генриха V, будто его целью было «погубить короля, его братьев и некоторых из лордов, духовных и светских». Но бдительность молодого короля предупредила соединение лоллардов Лондона с их сельскими братьями, а те, кто явился на место собрания, были рассеяны королевскими войсками. Неудача восстания только усилила строгость закона: чиновникам было приказано арестовывать всех лоллардов и передавать их епископам; изобличение в ереси приводило к казни и конфискации имущества; тридцать девять выдающихся лоллардов были преданы казни. Кобгем бежал и в течение четырех лет поднимал восстание за восстанием; наконец он был схвачен на границе Уэльса и сожжен как еретик в 1418 году.

Со смертью Олдкастла политическая деятельность лоллардов пришла к концу; между тем упорные преследования епископов, хотя им и не удалось истребить лоллардизм как религиозное движение, сумели ослабить силу и энергию, которые он выказал вначале. Но пока Ланкастерский дом только отчасти исполнил обещания, данные им при вступлении на престол. В глазах вельмож мирная политика Ричарда II была одним из его преступлений, и они оказали содействие перевороту в надежде на возобновление войны. Энергия военной партии находила себе поддержку в настроении целой нации, уже забывшей о бедствиях прошлой войны и мечтавшей только смыть ее позор. Внутренние бедствия Франции представляли в это время удобный повод к нападению: ее король Карл VI был сумасшедшим, а принцы и вельможи разделились на две большие партии; одна из них имела главой герцога Бургундского и носила его имя, а другая — герцога Орлеанского и носила название Арманьяков. Генрих IV ревностно следил за их борьбой, но его попытка поддержать ее посылкой во Францию английского отряда сразу примирила противников. Однако их распри возобновились сильнее прежнего, когда при вступлении на престол Генрих V заявил притязания на французскую корону и тем выразил свое намерение возобновить войну.

Не было притязаний более неосновательных, так как согласие парламента, отдавшее Англию Ланкастерскому дому, не могло дать ему прав на Францию, а на строгие правила наследования, выдвинутые Эдуардом III, мог ссылаться, в лучшем случае, только дом Мортимеров. Фактически не только притязания, но и сам характер войны совершенно отличались от войны Эдуарда III. Эдуард III был втянут в войну против своего желания беспрестанными нападениями Франции, а требование им ее короны было только средством для обеспечения союза с Фландрией. С другой стороны, война Генриха IV только по форме была возобновлением прежней борьбы после истечения срока перемирия, заключенного Ричардом II, а в сущности это было беспричинное нападение народа, увлеченного беспомощностью противника и раздраженного воспоминанием о прежнем поражении. Единственным оправданием для войны служили нападки, которые Франция в течение пятнадцати лет направляла на трон Ланкастеров, и поддержка ею всех внешних врагов и внутренних предателей.

Летом 1415 года король отплыл к берегам Нормандии, и первым его подвигом было взятие Гарфлера. Дизентерия опустошила ряды его войска во время осады, и с горстью людей он решился, подобно Эдуарду III, предпринять на виду неприятеля смелый поход в Кале. Однако внутренние несогласия, на которые он, вероятно, рассчитывал, исчезли при появлении пришельцев в самом сердце Франции, и когда его истомленное и полуголодное войско перешло Сомму, оно нашло на своем пути 60 тысяч французов, расположившихся лагерем на Азенкурском поле. Их позиция, прикрытая с обеих сторон лесами, имела такой узкий фронт, что густые массы были построены в тридцать рядов; она годилась для целей защиты, но была мало пригодна для атаки, и вожди французов, наученные опытом Кресси и Пуатье, решили ожидать приближения англичан.