Но вернемся к Красавцу Стронгу и к его умению пользоваться своим обаянием и расточать улыбки или погружаться в молчание, как в океан, одновременно погружая туда и своего собеседника.

Иногда я был слишком настойчив, и он снисходил к моему жалкому любопытству. На лице его я уже не замечал ни обаяния, ни улыбки, а видел что-то другое. Тогда я думал, что лукавое слово "красавец" не случайно стало частицей его благополучного имени.

Он показывал мне на какой-нибудь предмет своим не слишком чистым толстым пальцем, на какой-нибудь предмет, замеченный мною на дороге, и объяснял мне, что это знак или символ.

- Символ чего? - спрашивал я.

- Не забегайте вперед, - отвечал он. - Это десятая или двадцатая страница книги, а мы с вами еще читаем первую.

Загадочно и странно. Может, Стронг шутил? И это возможно. Ведь он не принадлежал сам себе, не уходил корнями в глубину сменявших друг друга поколений, а был собран... Поставим здесь несколько точек и не будем углубляться в тайну происхождения электронного Спинозы. Надо уважать чужие секреты.

Теперь о вещах. Почти все вещи и предметы стали знаками, и окружающий мир беседовал с прохожими о чем угодно, даже о погоде.

- Все это потомки дорожных знаков, - объяснял мне Стронг. - Их более элементарные предки когда-то лаконично беседовали с водителями машин. Эти же... Каждый из них готов прочесть вам целую лекцию.

- А вы не находите, Красавец, - говорил я, - что предметы стали слишком болтливыми?

- Не болтливыми, а умными.

В его голосе прозвучала плохо скрытая обида. Ведь и он был тоже дальним родственником дорожных знаков. Но он ни за что не хотел в этом признаваться. Уж очень ему хотелось быть человеком.

Раз уж зашла речь о человеческих подобиях, придется рассказать про один случай.

Я прогуливаюсь по берегу канала, на этот раз без Стронга. Красавец ушел навестить свою искусственную тещу, сделанную из пластичного, женоподобного, овально-румяного вещества. Я забыл сказать, что Стронг был женат на довольно милой искусственной женщине с яркими чувственными губами, всегда неделикатно и слишком настойчиво напоминавшими, что существует странное слово "поцелуй". По-видимому, химики и технологи создатели этого существа - подражали людям палеолита, сотворившим Венеру из Брассемпуи, самую древнюю и толстую из всех Венер.

Итак, я прогуливался по берегу канала. Вдруг металлический столб, неподвижно стоявший у самой воды, начал подмигивать мне своим красным электрическим глазом. Он делал мне знаки, которые я не понимал. А рядом со мной не было толмача. Электрический глаз подмигивал мне, явно намекая на какую-то связь, существующую между ним - вещью-знаком - и мною, случайным пешеходом, попавшим в эту безлюдную часть города. Что-то издевательски насмешливое было в его подмигивании и необычайно фамильярное, словно невидимая нить уже протянулась между ним и мной, и протянулась не сейчас, а давно.

Он подмигивал, обращаясь уже не только ко мне, а к моему подсознанию, знавшему обо мне больше, чем знал или хотел знать я сам. По-видимому, он хотел установить со мной контакт вопреки моему желанию, как гипнотизер или телепат.

Но самое удивительное, что у металлического столба оказалась человеческая рука. И эта рука вдруг погрозила мне пальцем.

Я дал себе слово не заходить без Стронга в эту загадочную часть города. Но чувство, которое манило туда, было намного сильнее меня. И однажды там случилось со мной то, что и должно было случиться. Столб остановил меня и сказал, чтобы я был осторожен, что меня ждет беда и, самое главное, что я ее заслужил.

Разумеется, я не сказал Стронгу ни слова об этом загадочном столбе. Но беда действительно нашла меня. Об этом я расскажу позже.

Было странно, что в новом мире я не видел книг. Может, раздвижные стены комнат прятали их от нескромного взгляда, как и другие предметы физического и духовного быта, которые раньше мозолили всем глаза. Однажды я заговорил о книгах со своим наставником, но электронный Спиноза повернулся ко мне спиной, хотя и искусственной, но очень похожей на все спины. До меня донеслись не совсем понятные слова:

- Книги, хе-хе... Для своих мыслей и эмоций человечество нашло более живую и подходящую упаковку. За полвека изменилось все. В том числе и наши портативные собеседники.

- Надеюсь, они не грозят пальцем читателям?

- Если бы только грозили. Нет, они стали куда более активными, и не только отражают пространство и время, но и распоряжаются им.

- Вы шутите, Стронг? Я не верю вам. Книги всегда были моими друзьями. Ведите меня в библиотеку.

- Ну хорошо, хорошо, - пробормотал искусственный философ. - Хотя, если вдуматься, хорошего в этом мало. Идемте.

Он привел меня в сад.

- Какой волшебник, - спросил я, - превратил библиотечные полки в деревья?

- Время.

Мне стало не по себе. Сад действительно был волшебным.

- Офелия! - вдруг стал звать кого-то Стронг. - Офелия!

В саду вдруг зашелестели ветвями деревья, как на сцене театра, когда показывают старинную романтическую драму. Небо моментально заволоклось тучами. Прогремел гром.

И тут я увидел девушку. Она стояла, похожая на ожившую статую, и ждала.

- Вы библиотекарь? - спросил я.

- Нет, - ответила она тихо.

- А кто вы?

- Я - книга, - ответила она еще тише.

Прогремел удар грома. И вдруг полило как из ведра.

Электронный Спиноза раскрыл зонтик над моей головой.

- Закройте лучше ее, - сказал я, показав на девушку, стоявшую под ливнем в одном легком платье.

- Ничего, - пробормотал Стронг. - Не сахарная. Не растает.

Дождь лил. Гром гремел. Деревья с шумом качались. А мы стояли под дождем трое; я, девушка и искусственный мыслитель с печальной улыбкой на бесстрастном лице.

- Разве здесь нет поблизости какой-нибудь крыши? - спросил я.

- Действие началось! - крикнул Стронг сквозь свист ветра. - Если хотите избавить нас от этой бури, переверните страницу.

Девушка рассмеялась.

Дождь уже не лил. Показалось солнце.

- Вам надо обсушиться, - сказал я девушке, показывая на мокрое платье, прилипшее к ее телу.

- Пустяки. Сейчас обсохнет. Скажите, когда вы в последний раз читали книгу?

- Полвека тому назад. Я даже помню название. Это был "Давид Копперфильд".

- Тогда книги состояли из слов, - сказала девушка.

- А из чего они состоят сейчас?

- Из времени. И ни из чего больше.

И опять небо заволоклось тучами. Прогремел гром. Искусственный Спиноза снова раскрыл свой зонтик.

- Скорее переверните страницу, - сказал он.

И страница (будем условно называть это страницей) перевернулась. А может, и началась новая глава.

Перед нами был утренний свежий и довольно приветливый мир.

Мой взгляд уперся в гору. Откуда появилась эта гора? Еще пять минут назад ее здесь не было. Но действие спешило. Кто-то невидимый и неслышимый расставлял декорации. Но кто, когда и как превратил эти декорации в природу? Кто оживил краски и дал всему запах?

Гора была синяя и прохладная, как облако. Между темных лиственниц и светлых берез, гремя, звеня, рокоча, уже спешила куда-то речка. Возле желто-зеленого мокрого камня стоял марал и, наклонив похожую на куст голову, пил. Может, и он тоже был в тайном сговоре с невидимым режиссером, постановщиком этой сказочной феерии-панорамы, как и эти лиственницы, и ирисы, и цветы маральника на скале, источавшие совершенно одуряющий запах?

Воздух был густ и сладок, как маралье молоко.

- Это было, есть или будет? - спросил я электрического Канта.

Красавец Стронг улыбнулся.

- Это было, - сказал он.

- Но если это было или будет, - возразил я, - почему же это длится?

- Здесь другой ритм у бытия, впрочем, и у сознания тоже, - сказал Стронг и показал пальцем на тропу.

Там уже стоял человек в дорожном плаще и приветливо мне улыбался.

Чем пристальнее я смотрел на него, тем больше мне казалось, что я где-то уже с ним встречался.