Так что он ехал как ехал.

— Ты можешь свернуть на ближайшем повороте и сообщить в полицию, — сказала она.

— Я видела их номер, — сказала Хелен.

Но другая машина опять его догнала, она ревела слева, бородатый парень высунул руку в окно и то ли махал ему, то ли грозил кулаком, то ли куда-то указывал и кричал, и их машина, выехав вперед, сошла с прямой и потеснила его, намереваясь столкнуть с дороги.

— Господи, — сказала Лора.

— Тарань их! — закричала Хелен. — Не давайся, не давайся!

Деваться ему было некуда; еще удар, несильный, со скрежетом, в левое переднее колесо; он почувствовал, что что-то вышло из строя, по рулю прошла судорога; другая машина придержала его. Его машина трепетала, как смертельно раненная, и он сдался, съехал на обочину, готовясь остановиться. Другая машина остановилась перед ним. Третья, та, что отстала, показалась и пронеслась мимо.

Тони Гастингс начал открывать дверь, но Лора коснулась его руки.

— Не надо, — сказала она. — Сиди в машине.

2

Это конец главы, и Сьюзен Морроу прерывается поразмышлять. Все серьезнее, чем она ожидала, и она испытывает облегчение, радуется уверенности письма, тому, как хорошо Эдвард освоил писательское дело. Она втянулась и тревожится за Тони и его семью, оказавшихся на этом пустынном шоссе перед лицом такой угрозы. Будет ли он в безопасности, если не отопрет дверь? Она сознает: вопрос не в том, что он может сделать, чтобы их обезопасить, а в том, что уготовано ему по сюжету. Тут власть принадлежит Эдварду: все зависит от того, что он придумал.

Ей нравится, что Эдвард относится к Тони с иронией, — это говорит о зрелости, о способности смеяться над собой. Ее осаждают запретные вопросы, например: не Стефани ли с рождественских открыток так нежно положила руку на шею Тони? Не из семейной ли жизни Эдварда взялась Хелен? Она одергивает себя: не путать Тони с Эдвардом, вымысел есть вымысел. И все-таки фамилия Тони заставляет ее задуматься — нарочно ли Эдвард назвал его в честь городка, где они с ним выросли.

Интересно, как Стефани находит Эдварда-писателя. Она помнит, что, когда Эдвард сказал ей о своем желании бросить учебу и писать, у нее было чувство, что он ее предал, но признать это она стыдилась. После развода она прослеживала отказ Эдварда от этой мечты по реляциям своей матери. И, констатируя постепенное превращение Эдварда-поэта в Эдварда-капиталиста, сочла свои сомнения оправданными. От стихов — к спортивной журналистике. От спортивной журналистики — к преподаванию журналистики. От преподавания журналистики — к страхованию. Он был кем был и не был кем не был. Деньги восполнят утрату грез. Стефани, похоже, будет ему во всем опорой. Так Сьюзен предполагала — но, по всей видимости, заблуждалась.

Она прерывается, чтобы устроиться поудобнее. Кладет папку на диван рядом с собою, поднимает глаза на две картины, пытаясь увидеть их заново — абстрактный пляж, коричневые геометрические фигуры. Монопольный торг на полу в кабинете; у друга Генри Майка грубый смех. На сером ковре в гостиной Джефри вздрагивает во сне. Марта подходит к нему, фыркает, запрыгивает на кофейный столик, подвергая опасности фотоаппарат Дороти. Что?

Грозное неопознанное чудовище, возникшее в ее сознании, когда она собралась приняться за чтение. Усыпила его книга или нет? Читай дальше, и все. Абзацы и главы о пустынном ночном шоссе. Она думает о Тони: длинное худое лицо, на нем — крючковатый нос, очки, мешки под грустными глазами. Нет, это Эдвард. Тони носит черную бороду. Она должна помнить про черную бороду.

Ночные животные 2

Передняя дверь старого «бьюика» открылась, и вышел водитель. На руке Тони Гастингса лежала рука его жены Лоры — то ли чтобы сдержать его, то ли чтобы придать ему храбрости. Он ждал. Другие мужчины в машине смотрели на него через окна. Разглядеть их он не мог.

Водитель подошел не спеша, вразвалочку. На нем была расстегнутая донизу бейсбольная куртка, руки в карманах. У него был высокий лоб с глубокими залысинами. Он посмотрел на перед машины Тони и встал у его окна.

— Здорово, — сказал он.

Тони Гастингс закипел от пережитого, но страх был сильнее злости.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Останавливаться положено, когда такое дело.

— Я знаю.

— Почему не остановился?

Тони Гастингс не знал, что ответить. Не остановился он потому, что боялся, но он боялся это признать.

Мужчина наклонился и глянул в машину, на Лору и Хелен позади.

— Ну?

— Что?

— Так почему?

Вблизи мужчина обнаружил большие зубы в маленьком рту со срезанной челюстью. Над маленькими щечками пучились глаза, волосы за лысым лбом были зачесаны наверх. Он что-то жевал; рот у него до конца не закрывался. Слева на его куртке была кудряво вышита стилизованная буква «Y». Тони Гастингс был худой, никаких мускулов, только черная борода и мягкое нервное лицо. Он держал руку на ключе в зажигании. Окно было полуоткрыто, дверь заперта.

Твердым голосом заговорила Лора:

— Мы собирались сообщить в полицию.

— В полицию? Место аварии покидать нельзя. Закон такой. Это преступление.

— Мало ли чего от вас ждать, на пустой дороге, — сказала Лора. Ее голос был громче обычного, и Тони различил в нем знакомую высокую ноту, звучавшую, когда она говорила резко, вызывающе или испуганно.

— Чего-чего?

— Ваше поведение на дороге…

— Эй, Турок! — позвал мужчина. Правые двери другой машины открылись, и вышли двое. Они никуда не торопились.

— Я вас предупреждаю, — сказала Лора.

— Готовься, — шепнула она Тони.

Мужчина положил руки на полуопущенное стекло, просунул голову в машину и осклабился:

— Что ты сказала? Ты меня предупреждаешь?

— Не лезьте к нам.

— Ну как же, мадам, у нас тут авария, сообщить надо.

У двух других был фонарик, и они изучали перед машины Тони — опирались на капот, приседали, скрываясь из виду.

— Ладно, — сказал Тони, думая: ладно, хотите протокол — будет вам протокол. — Обменяемся данными.

— Это какими же данными ты хочешь обменяться?

— Именами, адресами, номерами страховки. — Лора больно ткнула его локтем, сочтя, что называть себя этим гопникам — плохая мысль, но протокол есть протокол, иначе он не умел.

— Во как, номерами страховки? — Мужчина рассмеялся.

— Вы не застрахованы?

— Ха-ха.

— Я сообщу в полицию, — сказал Тони. В своем голосе он услышал слабину.

— Точно, сообщим копам, точно, — сказал мужчина.

— Тогда поехали к копам. Давайте, — сказал Тони.

— Отлично ты придумал, мужик. Как мы, вместе поедем? А если ты от нас свалишь? Это же ты, блядь, виноват.

— Еще разберемся! — сказала Лора.

— Эй, Рэй, — сказал один из мужчин впереди. — У него колесо спустило.

— Да ладно вам, — сказал Тони.

Рэй пошел посмотреть. Двое засмеялись.

— Правда, что ли?

— А как же.

Кто-то пнул колесо, сидевшие в машине почувствовали удар.

— Не верь им, — сказала сзади Хелен.

Все трое подошли к водительскому окну. Один, с черной бородой, был похож на киношного бандита. Другой, круглолицый, был в очках в серебряной оправе.

— Да, командир, — сказал Рэй. — Спустило у тебя правое переднее колесо, точно говорю.

— Как надо спустило, — сказал киношно-бородатый.

— Точно спустило, — сказал Рэй. — Ты его, наверно, убил, когда нас с дороги спихивал.

Кто-то гоготнул.

— Это не я, это вы…

— Молчи, — сказала Лора.

— Не верь им, папа, не верь им, они врут, это уловка.

— Что? — сказал Рэй уже резче. — Ты мне не веришь? Думаешь, я вру? Ну, бля.

Он махнул остальным отход.

— Не спустило у тебя колесо — давай езжай. Заводи и езжай. Поезжай к черту, езжай отсюда. Никто тебя не держит.

Тони колебался. Он понял, что значили вибрация машины и тряска в руле после второго столкновения, когда ему пришлось остановиться. Он откинулся на сиденье и пробормотал: