Уняв дрожь в руках, Кэрмоди вытащил их из карманов и зажал в пальцах сигарету.

«Проклятье, — беззвучно шептал он себе. — Почему ты колеблешься, старина? Не хватает смелости? Ну нет! Ее у нас хватает. Ты всегда шел против всех, против целой Вселенной и никогда не боялся того, что ожидало тебя впереди. Эту проблему надо атаковать, уничтожить — или забыть навсегда. И я удивляюсь, что ты не можешь справиться с ней. Ну так что? Подождем, пока чудеса не кончатся, а потом… Ба-бах! Ты поймаешь и разорвешь его на части, вытряхнешь жизнь из этого ублюдка, так же как сделал с…»

Он судорожно вцепился в образ, выплывший из памяти. Губы скривились в безмолвном рычании. Так вот чье лицо неслось по ветру. И пусть тут не хватало сходства… но это было оно…

«О нет!»

— Ты предлагаешь мне поверить в невозможное? — спокойно спросил он. — Я знаю, на вашей планете случается много странного, но мне как-то не верится, что…

— Я видел землян, которые впервые столкнулись с этим, — перебил его Тэнд. — Им все казалось здесь одной из ваших сказок или мифов. Или тем неправдоподобным феноменом, который вы называете кошмаром, — феноменом, который не испытывал на себе ни один кэринянин.

— Да-да, рассказывай, — проворчал Кэрмоди. — Ваши кошмары происходят наяву примерно каждые семь лет. Впрочем, многие из вас спасаются от них, погружаясь в «сон», тогда как мы, наоборот, встречаем их только во сне. — Он немного помолчал и добавил с холодной улыбкой: — Но я отличаюсь от большинства землян. Я не вижу снов, и у меня не бывает кошмаров.

— Понимаю, — незлобиво ответил Тэнд. — Ты отличаешься от большинства землян и, конечно же, от нас. А причина состоит в полном отсутствии совести. Ведь твои сородичи, если только я обладаю точной информацией, страдают от угрызений совести и даже сходят с ума, убив, к примеру, жену или тещу.

Тонкие стенки телефонной будки задрожали от смеха Кэрмоди. Тэнд бесстрастно смотрел на землянина, пока тот не затих, издав последнее тихое «хи-хи».

— Ты смеялся достаточно громко, но твой смех был не от души, — произнес кэринянин и взмахнул рукой, указывая на пыль, которую поднял ветер.

Кэрмоди не понял, что тот хотел ему сказать, и был немного разочарован, поскольку ожидал от собеседника обычной реакции на свое презрительное отношение к «преступлению», которое навязал ему закон. Скорее всего Тэнд все-таки был полицейским. Иначе почему, услышав смех Кэрмоди, он остался таким невозмутимым? Впрочем, его это совершенно не касалось, поскольку убийство было совершено на Земле и среди землян. Представителей одной космической расы вряд ли взволновало бы убийство незнакомого им существа из другого мира — тем более что произошло оно на расстоянии десяти тысяч световых лет.

Однако следовало учесть всеми признанную способность обитателей этой планеты к сопереживанию. Их считали самыми этическими существами во всей Вселенной, самыми чувствительными и сострадательными.

Вмиг поскучнев, Кэрмоди сказал:

— Я собираюсь вернуться к мамаше Кри. Не хочешь пойти со мной?

— Почему бы и нет? Сегодня вечером она устраивает последний ужин. А потом сразу же отправится «спать».

Какое-то время они шли по улице молча. Ветер то и дело утихал, позволяя вести беседу, но спутники размышляли каждый о своем. Вокруг возвышались циклопические строения, украшенные статуями чудовищ и богов. Казалось, они были построены навечно для того, чтобы выдержать любые удары ветра, огня и катаклизмов, пока их обитатели «спали» внутри. Кое-где встречались редкие прохожие, спешившие закончить неотложные дела, перед тем как погрузиться в «сон». Толпы, кишевшие здесь днем раньше, теперь исчезли, и вместе с ними исчезли шум, суета и ощущение живого города.

Кэрмоди заметил молодую женщину, пересекавшую улицу. Если бы ее лицо было закрыто чадрой, то никто не отличил бы ее от земной красотки. Те же длинные стройные ноги, широкие бедра и соблазнительные формы, тонкая талия, высокая грудь…

Внезапно дневной свет мигнул и изменил окраску. Кэрмоди посмотрел на полуденную звезду. Ослепительно белая минуту назад, она превратилась в огромный бледно-фиолетовый диск с темно-красной окантовкой. Кэрмоди почувствовал жар и головокружение. В глазах потемнело, и солнце будто бы расплавилось, как большая ириска, медленно стекая вниз с высокого небосвода.

Головокружение и слабость исчезли так же быстро, как и появились. Солнце снова стало пылающим пятном ярко-белого огня, и Кэрмоди отвел от него глаза.

— Что, черт возьми, происходит? — спросил он сам себя, забыв, что рядом шагал кэринянин. Его пробирал озноб, и Кэрмоди чувствовал себя так, словно его перевернули вниз головой и сцедили половину крови. — Что же это такое? — взревел он хрипло.

Ему вспомнилось, что такое же явление произошло и час назад. И тогда солнце тоже меняло цвет на фиолетовый или голубой. Ему стало жарко, словно струя огня пронеслась по его кишкам, и в глазах вот так же потемнело. Но в тот раз все случилось мгновенно, как вспышка. И воздух в трех шагах от него вдруг сгустился, засиял, будто зеркало из крошечных молекул. А потом из этого плотного воздуха появилось лицо — вернее, набросок лица, слой кожи, настолько тонкий, что его тут же подхватило ветром.

Ветер усилился. Кэрмоди вновь ощутил озноб — и вдруг вскрикнул: шагах в десяти появился еще один кусок кожи, который волочился по земле и перекатывался по улице, как полупрозрачный мячик. Землянин сделал шаг вперед, собираясь броситься за ним, но остановился, покачал головой и, потерев в замешательстве длинный нос, неожиданно усмехнулся.

— Нет, это у вас больше не пройдет, — сказал он громко. — Джон Кэрмоди в такие игры не играет. Пусть эта кожа летит хоть черту в зад, меня она больше не интересует.

Он достал сигарету, прикурил и посмотрел на Тэнда. Тот стоял посреди улицы, склонившись над девушкой, которая лежала на спине. Ее сведенные судорогой руки и ноги тряслись, а остекленевшие глаза были широко раскрыты. Она кусала губы, выплевывая кровь и пену.

Кэрмоди подбежал, взглянул на нее и сказал:

— Так-так, конвульсии. Все верно, Тэнд. Не давай ей откусить себе язык. Я вижу, тебя тоже обучали медицине?

Ему бы самому не мешало прикусить язык. Теперь этот малый знал о нем еще одну подробность. Но она не поможет Тэнду собрать на него материал. Скорее всего он вообще ничего не найдет. Даже если заплатит кому-то в той или иной форме. Святое Правило — никогда не говори о себе слишком много! Конечно, это против законов Вселенной: жить, потребляя больше, чем отдаешь.

— О нет, я не обучался медицине, — ответил Тэнд, не поднимая головы. Он старательно всовывал в рот девушки сложенный носовой платок, стараясь, чтобы тот не мешал ее дыханию. — Тем не менее моя профессия требует некоторых навыков оказания первой помощи. Бедняжка, ей надо было «уснуть» еще вчера. Но я думаю, она не знала, что это так на нее подействует. Или, возможно, знала, но хотела ухватить Шанс и тем самым исцелить себя.

— Что ты имеешь в виду?

Тэнд указал на солнце:

— Когда оно меняет цвет, в электромагнитном поле мозга начинается целая буря. Если человек со скрытой тенденцией к эпилепсии не ляжет «спать» вовремя, болезнь проявится в обостренной форме. Вот почему среди нас так редки больные люди. Наследственные недуги постепенно исчезают, потому что те, кто делает ставку на Шанс, зачастую погибают, а те, кто проходит через это, излечиваются на все сто процентов.

Кэрмоди с недоверием посмотрел на небеса:

— И всему виной вспышка на солнце, которое удалено от вас на восемьдесят миллионов миль?

Тэнд пожал плечами и встал. Девушка больше не корчилась и, казалось, мирно спала.

— А почему бы и нет? Мне говорили, что на Земле вы тоже ощущаете влияние солнечных бурь и флуктуаций излучения. Вы, подобно нам, создаете карты климатических, психологических, деловых, политических и прочих циклов, которые напрямую зависят от перемен на поверхности Солнца. А их можно предсказать даже на столетие вперед. Чему же тут удивляться? Наше солнце ведет себя так же, хотя и более интенсивно.