Кэрмоди встряхнулся, словно хотел избавиться от навязчивой сонливости. «А ведь точная фраза», — похвалил он себя. Те несколько секунд созерцания лунного диска едва не погрузили его в сон или, вернее, чуть не высосали из него рассудок. Луна была пурпурной губкой, которая впитывала силы людей — причем делала это довольно быстро. Кэрмоди находился теперь почти у самого храма Бунты и лишь смутно помнил о том, как проехал полтора километра.

— Эге! — воскликнул он. — Будь осторожен, Джонни. Тут рот не разевай!

Кэрмоди подогнал машину к постаменту статуи, которая возвышалась в центре площади. Широкое основание монумента должно было скрыть автомобиль от глаз тех, кто мог стоять перед храмом или следить из окон за улицей.

Выйдя из машины, он осторожно двинулся в обход постамента. Вокруг, в пределах, ограниченных туманом, не было видно ни одной живой души. Кое-где на мостовой лежали тела людей. Несколько скорченных трупов распростерлись на рампе, ведущей к порталу храма. Кэрмоди решил, что можно рискнуть и выйти из укрытия. Он учел, что среди мертвецов мог прятаться какой-нибудь ловкий малый, который нападал на беспечных прохожих и понемногу увеличивал число валявшихся трупов.

Кэрмоди с опаской двинулся вперед. Проходя мимо раскинувшихся тел, он останавливался над каждым и внимательно осматривал лицо. Его опасения не оправдались. Многие трупы были разорваны на части или изуродованы язвами. Некоторые превратились во что-то невероятное, и это лишило их жизни.

Он прошел мимо тел и поднялся по рампе. Темные колонны портика тянулись ввысь. Их верхние части терялись в клубящемся тумане. Основаниям колонн была придана форма огромных ног — мужских и женских.

А за ногами таилась тьма — густая безмолвная тень. Но где же жрецы и жрицы? Где хористки, чудотворцы и кричащие кликуши, с головы до ног измазанные своей кровью? Кэрмоди вспомнил, как днем раньше они размахивали ножами и в священном экстазе наносили себе раны. Неужели это было только вчера? Наблюдая за ритуалом, он стоял в многотысячной толпе, а вокруг грохотал неистовый шум. Теперь же здесь царили мрак и звенящая тишина.

Кэриняне, с которыми он беседовал, утверждали, что в этом храме живет Йесс. Неужели правда? Может быть, он бродит сейчас по пустым переходам, ожидая, когда пройдет еще одна Ночь Света? Согласно легенде, Йесс знает, что богиня-мать в любой момент может лишить его своей милости. А если победит Эльгуль или кто-то из его последователей, Йесс будет убит. История гласит, что иногда эльгулиты бывают очень сильны. Когда их зло безмерно велико, они могут убить бога Йесса.

И тогда, проснувшись после Ночи, люди увидят нового бога, который станет правителем мира. Они начнут поклоняться Эльгулю. И так будет продолжаться до тех пор, пока одна из Ночей не воскресит бога Йесса.

Сердце Кэрмоди бешено забилось. Какая победа может сравниться с убийством бога? «Смотрите! Вот Тот, кто убил божество!» И только он среди многих миллиардов людей сможет похвастаться таким поступком! Он станет величайшим человеком во Вселенной. И если раньше его репутация была уже достаточно высока, — а Джона Кэрмоди знали во всей Галактике, — то какова же она будет после этого? Даже его похищение огневика «Старониф» покажется детской игрушкой в сравнении с таким невероятным подвигом!

Кэрмоди стиснул рукоятку пистолета и постарался расслабить напряженные мышцы. Он прошел между лодыжками каменной женщины и погрузился во мрак, пурпурный цвет которого сгустился до черноты. Шаг за шагом он продвигался вперед. Глаза ничего не видели. Оглянувшись назад, Кэрмоди заметил свет, блеснувший между ногами статуи. Там, у входа, тьма казалась не такой густой. Свет блеснул снова и задрожал, как занавеска на ветру.

Кэрмоди зашагал в глубь храма. Ему не хотелось думать об этом дрожащем сиянии, но оно таило в себе какую-то загадочную угрозу, которая одна стоила всех опасностей, встреченных им во время нескончаемой Ночи.

А что, если кто-то проецирует на него это ощущение, намереваясь отрезать ему дорогу назад?

Он замедлил шаг и остановился. Ему не понравилась мысль о том, что кто-то знает о его намерениях и выжидает в темноте удобного момента для нападения.

— Только не пугай себя, Джонни, — прошептал Кэрмоди. — Ты никогда еще так не нервничал. Зачем же волноваться сейчас? Даже если там сам бог, не позволяй ему давить на себя. Плюнь на него, и точка! Какая тебе, к черту, разница — он там или не он? Прими вызов судьбы или сваливай отсюда.

Ладно. Я пойду и покажу этим ублюдкам, кто такой Джон Кэрмоди!

Он и сам не знал, что означала его последняя фраза и кому она предназначалась. Но разве плохо мечтать о полной победе над другими людьми? А пусть даже и плохо. Ему на это наплевать.

Отбросив сомнения, Кэрмоди решил перейти к задуманному. Отчаянный до смерти… Нет, смертельно опасный! Впрочем, в нем хватало и того и этого.

Внезапно, без какой-либо подсказки чувств, он сообразил, что миновал портик и переступил порог храма. Вокруг по-прежнему царили тьма и безмолвие, но он знал, что находится внутри. Ему вспомнились полированные красные плиты пола, которые тянулись на полкилометра от входа до алтаря. Стены храма казались зеркально-гладкими и плавно переходили в купол потолка, но в отличие от наружных расписанных стен были совершенно голыми, как скорлупа яйца.

Слегка согнув колени, он медленно пошел вперед, готовый в любую минуту отпрыгнуть назад при малейшем звуке или прикосновении. Тьма сгущалась вокруг и, словно вязкая жидкость, вливалась в уши, глаза и ноздри, собираясь внутри, как плотный и тяжелый ком. Кэрмоди обернулся и глянул туда, откуда пришел, но очертания входной арки уже растворились в темноте, будто стали пылью, которая клубилась в лучах беспросветности.

Но он не собирался растворяться в темноте. У него имелась цель, и он сам решал, что ему делать в каждую конкретную минуту.

Путь к алтарю занял много времени. Останавливаясь на каждом шагу и прислушиваясь к безмолвию, Кэрмоди одолел с полкилометра. Наконец, когда он уже решил, что кружит на месте, его нога коснулась чего-то твердого. Он опустился на колени и ощупал руками плиту, похожую на широкий выступ. Потом встал, поднялся на первую ступень и начал нащупывать ногой вторую. Так, не спеша и осторожно, Кэрмоди добрался до трона.

— Сейчас мы посмотрим, — бормотал он себе под нос. — Трон закрывает собой вход в святилище. Значит, если я пойду от спинки к стене, то найду эту маленькую дверцу, за которой находится…

Ему говорили, что за ней находится Эрга Абунота — святая святых. Чтобы попасть туда, надо было нажать на плиту стены, и камень подавался внутрь. В святилище допускались только избранные из избранных, к которым относились верховные жрецы и жрицы, представители высшей государственной власти и, конечно, аршкимы. Это кэринянское слово переводилось как «прошедшие» и означало тех, кто пережил Ночь Света.

В святилище совершались главные ритуалы и таинства. Именно здесь, если верить рассказам кэринян, родились боги Йесс и Эль-гуль. Именно здесь время от времени появлялась великая богиня Бунта. И только тут она предавалась мистическим совокуплениям с семью праведниками или семью грешниками, чтобы затем породить одного из своих сыновей.

Дверь, как понимал Кэрмоди, никогда не запиралась. Ни один кэринянин не посмел бы открыть ее и войти в святилище, если только не считал себя достойным этого. Даже избранные входили туда с большой опаской.

У кэринян существовала пословица: «Бунта всегда голодна, и ей все равно чем питаться». Эту фразу никогда не объясняли — возможно, потому, что многие и сами не понимали ее смысла. А может, люди боялись говорить о том, что подразумевала их любимая пословица. Произнося ее, они всегда осеняли себя кругом, который якобы защищал от гнева Бунты.

Днем раньше Кэрмоди считал, что кэринянская религия основывалась на обмане и, как все религии Вселенной, выгодно использовала суеверия людей. Теперь он начинал сомневаться в своих суждениях. По всей видимости, некоторые элементы бунтизма имели достоверную основу. На этой чертовой планете происходило много такого, чего не могло произойти нигде.