— Подожди! — бросил Кулл Федору и вылез из колодца.
Филдис увидела, как перед ней прямо из мостовой выросла чья-то фигура, и вытянула вперед руки, собираясь оттолкнуть ее. Одновременно она попыталась свернуть, но споткнулась и головой вперед рухнула прямиком в объятия Джека. Ноги ее подкосились… Кулл поднял ее на руки и понес к колодцу. Передав свою ношу Федору, он прыгнул в лаз и едва не скатился на дно, но вовремя успел зацепиться, хотя колени и руки ободрал изрядно. В страшной спешке он поставил крышку люка на место, и вместе с Федором они двинулись сквозь мрак, поддерживая Филлис с обеих сторон. Кулл панически боялся, что преследователи тоже полезут вниз. На мгновение у него даже мелькнула мысль оставить Филлис. И это будет только справедливо: разве она не бросила его?
Но крышку люка никто не поднимал. А через некоторое время они уже отошли настолько, что крики и вопли сверху перестали до них доноситься.
Они прошли в темноте примерно пятьсот шагов.
— Стойте! Это должно быть где-то здесь, — сказал Федор.
Мужчины опустили Филлис на пол. Она лежала, тяжело и хрипло дыша, словно ей никак не удавалось наполнить легкие воздухом.
— Не шевелитесь, оба, — прошептал Федор. — Несколько шагов в неверном направлении — и вы свалитесь в нечистоты.
Несмотря на жару и пот, струящийся по телу, Кулл содрогнулся. Всего в нескольких футах он услышал неясное бормотание клокочущего потока грязной жижи. Оттуда вдруг жарко дохнуло зловонием, и ему захотелось сбежать. Ничто не мешало ему бросить здесь Федора и Филлис. Дорогу назад он отыщет легко и так же легко выберется по лестнице на свет и свежий воздух. Толпа уже наверняка рассеялась. Ну а если нет, то он присоединится к ней. Откуда этим людям знать, что это из-за него жертва ускользнула от расправы, что это он оставил их в дураках?
Более того, если он останется, то окажется целиком во власти Федора. Насколько Джек понимал, Федор скорее всего заманил его сюда, чтобы бросить тут одного или убить. Кто знает, что у него на уме? Чужая душа — потемки, особенно у такого фанатика, как Федор. Этот хилый недомерок, по всей видимости, труслив. И должен ненавидеть того, кто оскорбил его веру в Икса. Ведь это, в сущности, из-за него толпа набросилась на Икса.
«Успокойся, — предостерег себя Кулл. — Успокойся. Может статься, трус — как раз я. По логике, у Федора нет причин вредить мне. Стал бы он просить меня составить ему компанию, если бы искренне не желал дружеского общения и не нуждался в моей помощи в этих темных и опасных туннелях? Неужели он действительно верит в ту ахинею, что все люди — братья и должны любить друг друга, потому что так хочет великий Бог?»
— Джек, — произнесла Филлис, отдышавшись. — Неужели и вправду меня спас ты? И что же нам теперь делать?
— Конечно, я, — ответил он. — Хотя зачем, не знаю. Мне бы следовало полюбоваться, как тебя разорвут на части. Было бы, наверно, справедливо позволить им потешить себя. Но я не смог.
— Ты все еще любишь меня? — удивилась она.
— Разве не видно? — резко отозвался он. — Я люблю твое тело. Да и какой мужчина устоял бы? Но я ненавижу тебя. Чего иного ты заслуживаешь после того, что наговорила мне: и как ты меня ненавидишь, и какая ты фригидная, и как разыгрывала страсть, чтобы только перебежать к другому, более выгодному для тебя? Шлюха!
Из темноты донесся голос Федора:
— Идите сюда, брат Кулл и сестра Нилстром. Хватайтесь за мою руку и следуйте за мной. Я нашел место, где спрятал припасы.
Только сейчас Кулл обнаружил, что Федор отсутствовал. Не слишком ли много власти забрал себе этот коротышка?
Филлис поднялась и взяла Кулла за руку. Он пошарил вокруг, нащупал руку Федора и покорно прошел за ним шагов тридцать. Затем Федор свернул, и они попали в нечто напоминающее нишу.
— В этой канализационной системе полно таких вот комнатушек, — заметил Федор. — Не знаю, для чего они были предназначены изначально. Но эту я использую как кладовку. Надеюсь, что никто не обнаружил ее и не разграбил. Ну а если это все же произошло, можно спокойно возвращаться на улицу. Не двигайтесь!
Он остановился и выпустил руку Кулла. Через минуту он с облегчением вздохнул: «Ага, на месте!»
Кулл почувствовал запах серной кислоты, и тут же вспыхнул яркий свет, исходящий от палки в руке Федора.
— К счастью, — сказал тот, — в аду серы невпроворот. Надо обмотать сухими листьями каменного дерева — единственного быстровоспламеняющегося вещества в этом мире — лучину из кости (человеческой, разумеется) и придать форму наконечника смеси бертолетовой соли и сахара, который извлекается из мочи или из органов; ну и так далее. К сожалению, доставать серную кислоту и другие химикаты очень трудно. Их запасы находятся под контролем порочных людей, и, чтобы приобрести необходимые вещества, мне приходилось совершать весьма неприятные и даже дурные поступки. Некоторые из них предполагали эксплуатацию… впрочем, неважно. Дурно даже рассказывать о дурном. Но мне нужны были кислоты, чтобы делать добро. Во всяком случае то, что я считаю добром. И прошу прощения за эту лекцию.
Чтобы достать нужные материалы, мне приходилось постоянно твердить себе, что цель оправдывает средства. Но не стала ли моя цель дрянной из-за дрянных средств? Не знаю, и мне тяжело думать, что такая возможность не исключена. Таким образом, как видите, мораль пронизывает структуру как физического, так и духовного мира. Химия предполагает нравственность. Эти два понятия неразделимы, как неразделимо, в сущности, все. Как по-вашему?
— Мы должны делать то, что приходится, — ответил Кулл, глядя, как он подносит к факелу длинную и толстую вонючую спичку. Факел тут же вспыхнул ярким пламенем, и сразу повалил дым.
— Ага, но приходится ли нам делать то, что мы делаем? — подхватил Федор.
Он зажег второй факел и вручил его Куллу, а третий протянул Филлис. Затем достал две связки факелов, стянутые полосками кожи, и одну отдал Куллу. Тот пристроил связку на левом плече, а на правое повесил три сумки, заполненные пищей и глиняными бутылками с водой.
— Сумки из человеческой кожи, — пояснил Федор. — Покупая их, я тем самым способствовал незаконной и жестокой торговле подобным товаром. Я, разумеется, не резал горло мужчинам и женщинам, с которых снята эта кожа. Но я заплатил за уже сделанную работу. Чтобы осуществить задуманное, мне без кожи не обойтись, как не обойтись без спичек. Разве мое намерение узнать, что есть добро, не доброе?
— Да какая разница, убил ты или нет? — бросил Кулл. — Человек не остается мертвым. Убить кого-то означает всего лишь отправить его немного поспать. Они еще благодарить должны тебя за это.
— Да, но то же самое можно сказать и об убийстве на Земле. Если человек живет после смерти, то почему убивать его — грех? Он ведь воскреснет. Нет, даже здесь убийство — вмешательство в дела и судьбу человека. Оно лишает его свободной воли. Пока дела человека не причиняют вреда остальным, ему следует позволять делать все что заблагорассудится.
— Почему? — спросил Кулл.
— Ну, не знаю. Право, не знаю. Но так всегда было на Земле. Так почему бы и здесь не существовать такому порядку? Ведь это вопрос самосохранения. Никому не нравится, когда вмешиваются в его дела, и терять хоть один день жизни тоже никто не хочет, и все стремятся к наиболее полному раскрытию своих способностей Поэтому индивиды заключают коллективный договор. Убийство — это противоправное деяние, грех против себя и общества, а значит, против Бога.
Впрочем, хватит болтать! Демон уже наверняка далеко удрал. Без света он, конечно, видит не больше нашего. Но он это подземелье знает, может, как свои пять пальцев, так что темнота ему не помеха. Пошли!
И они окунулись в мир, ограниченный справа белыми металлическими стенами, а слева — отдаленными отблесками дрожащего пламени факелов. Ширина прохода вдоль изгибавшихся стен составляла около трех футов. Внизу пенился полноводный поток нечистот. Другой стороны канала или стены, ограничивающей его, Кулл не видел.
