Я пожал плечами.

- У нас не было своего жилья. Мы жили в маленькой синей кладовке с препаратами и

эссенциями под лестницей на заводе. Какой-то охранник позволял это матери за

небольшую плату. И там, за высокими полками и вешалками с ненужными тряпками

рабочих, у нас был свой уголок. Матрац, пара стульев, стол и другие мелочи. В голову стукнули воспоминания. Картинки нечеткие, но ощущения живые…

- Для тебя явно не новость, что мы часто голодали!?

Она кивнула, в ее глазах любопытство и сочувствие.

- Когда мать уходила на работу, я оставался присматривать за Лилой. Часто недосыпал. Сильно уставал. Каждый день в одно и тоже время в кладовку заходил человек, что-то

брал или оставлял, я не помню. В это время сестренка всегда спала, и я не волновался, что нас найдут. Эти пять минут я просто стоял в тени и молча ждал, когда он уйдет. Воспоминания резанули мое спокойствие. Все-то же беспокойство, невозможность

справится с проблемой, вина навалились на меня с новой силой. Я зажмурился, пытаясь

совладать с собой и погасить ярость, что уже разгорается. Сирена положила руку на мое

плечо.

- Ты не обязан говорить.

Но я пропустил ее слова. Я хочу это рассказать.

- Однажды нашего охранника не стало. И в конце рабочего дня в кладовку вошел

мужчина. Я испугался. Я не ожидал этого. Схватил Лилу на руки и спрятался в тени, как

всегда. Но малышка заплакала. И охранник, уже уходя, оглянулся. Паника заставила

меня быстро начать качать сестру. Но за одним всхлипом последовал второй. Она была

голодна. Она просто хотела есть.

Тяжело вздохнул и продолжил.

- Охранник нас нашел, но не успел он к нам потянуться, как влетела Лара, моя мать. Начались крики. Мать хватала его за руки, пытаясь не дать ему вызвать подмогу по

рации. Она умоляла его. Но он не слушал, он кричал на нее, а потом схватил с пояса

дубинку, и начал бить. Она упала. Сквозь плач кричала нам бежать. Ведь поймай он

меня, то как и остальных незаконнорожденных, отдали бы нас с сестрой на воспитание в

колонию. Чтобы вырастить себе рабов, таких же, как и наша мать. Я не мог бежать. Я

вскипел. Я таким беспомощным себя никогда не чувствовал, и это чувство мне не

понравилось. Я бросился на него. Пытался кусаться и что-то орал. Мать тоже кричала и

плакала. Охранник отбросил меня, а я, поднявшись, снова метнулся на него. Я просто

освирепел. И в один момент лицо охранника побледнело, он заорал что-то о ребенке

сатаны, когда смотрел на меня. – Меня это улыбнуло. – Это был тот единственный миг, когда я мог осилить его, мужика в три раза больше меня. Мои руки тряслись, я не знал, что творю. В этот момент все, чего я хотел, – это выжить и спасти мать с сестрой. Я

знал, где лежат просроченные лекарства. И схватив первый попавший в руки шприц из

ящика, я резко воткнул его в ногу шокированного охранника. Он замычал в конвульсиях, прежде чем из его рта пошла пена. Он перестал стонать. Мать с Лилой на руках

бросилась к нему проверить пульс, которого я знал, уже нет.

Я замолчал на мгновение.

- Ты превратился тогда?

- Не совсем. Кажется, позже она мне сказала, что мое лицо стало похоже на лицо того

охранника... Не полностью, это скорее… было похоже на галлюцинацию, мимолетный

секундный мираж. Этот ген во мне, он бы больше не проявился, если бы не тот случай в

четырнадцать лет...

Я явно сказал лишнее.

- Какой случай?

- Забудь, – я поцеловал ее в лоб.

Судя по растерянному лицу Сирены, в ее голове сейчас проносятся вагоны мыслей. Пытаясь осмыслить, понять, предположить. Но всю правду я ей рассказать не могу. Пока.

- А как же мать?

- Что удивительно, она не испугалась. Она знала, я – ее сын. – Я вздохнул. - Это

полуизменение дало шанс на жизнь мне и Лиле, но сгубило ее.

- Соло… – прошептала моя девочка, взяв меня за руку.

- Всю вину за смерть охранника она взяла на себя. Ее не посадили, просто уменьшили

дозу еды, выдаваемой на сутки. И вскоре она просто умерла от голода. А нас с Лилой

забрали наши отцы в свои семьи.

Во всем виновен я. Мать умерла из-за меня. Но я не скажу ей о постоянном чувстве

вины, съедающем меня. Я знаю, она не станет меня осуждать за то, что я сделал больше

двадцати лет назад. Но это моя ноша, и мне жить с этим. Всегда.

- Мне так жаль… – прошептала севшим голосом Сирена.

- Не думай об этом, – ответил я. – Как не думаю я.

- Но где были отцы раньше? Почему они не помогали вам? И чего вас просто не отдали в

интернат?

- Моя мать позаботилась об этом. Перед смертью написала письмо нужному человеку, пригрозила, что если нас отдадут в колонию, то весь мир узнает, чьи мы дети.

- С ума сойти…

Я просто кивнул в ответ.

Глава 40

Мой мобильный завибрировал в кармане рядом лежащих брюк. Я достал его, и на

прозрачном табло высветились золотые буквы: «Лето, где тебя носит? Пора начинать!»

Торен. Черт! Проспал совещание!

- Но, как это все понять? – наконец выдавила девушка.

Я засмеялся, начав искать свои вещи. Сирена тоже начала одеваться, не отрывая глаз.

- Рико говорит, что мой гнев – это следствие врожденного дисбаланса мозговых

функций. К тому же, мать, когда была беременна мной, пила самые разные таблетки. Всевозможные стимуляторы и лекарства от усталости.

- Но что тогда случилось, когда тебе исполнилось пятнадцать лет?

- На это нет времени, – я закрыл ей рот поцелуем, уже и так взболтнул лишнее. Мы

вышли из теплицы.

*

*

*

Мы больше не говорили о нас. О том, что произошло ночью. О ее чувствах или о

моих. О моем лице. Мы говорили о плане. О подготовке. О том, как дадим людям воду. Но не о том, что будет с нами после всего этого. Я видел страх в ее глазах, когда она

сжимала мою руку. За меня, за себя, за всех нас, кто участвует в этом. Я никогда раньше

не боялся. Я всегда знал, – Рико позаботится о Лиле в случае, если меня схватят. Ибо

если я поймаюсь, это будет означать мой конец! Скорее всего, меня бы казнили

прилюдно. Но теперь все иначе. Я не хочу признавать это чувство, что поселилось в

груди. Это тревога. Это дрожь осознания того, что Сирена пропадет без меня! В случае

провала Джек убьет ее. И это не самое худшее, что он может с ней сделать. Я месяцами

наблюдал за ней до того, как подарил первый букет. Я видел ее слезы взаперти, слышал

ее крики, приглушенные удары, и ее, в собственной крови в пентхаусе. Я не мог

вмешаться. Я и не хотел. Я знал, что всем помочь невозможно. И я думал, что она

видимо, заслужила все, что с ней происходило. Я дерьмовый человек! Я знаю. И теперь

виню себя за то, что я ничего не предпринял раньше. Но мне было плевать на нее тогда. В памяти всплыл образ Сирены на коленях с разбитой губой и окровавленными

ладонями. Она сидела на белом ковре, забрызганном кровью, с абсолютно мертвым, пустым взором. В разорванной белой рубашке. И едва ли слышно прошептала «гори в

аду» вслед уходящему хозяину. И тогда во мне что-то переменилось, я понял: мы с ней

очень похожи. В нашей ненависти к Джеку!

Теперь у меня нет права на ошибку! И поэтому мне страшно.

*

*

*

Карнавальная ночь – лучшее время для нападения! Я это знаю, и это будет знать Джек! А

значит, он будет готов к нашему приходу. Это нужно учесть!

- Ну как я? – спросила Лила, забежав ко мне в офис. На ней черные кожаные лосины и

такой же топ.

- Женщина-кошка, не меньше! – лениво заметил я, все еще рассматривая местность

проведения праздника через спутник на плазменном столе.

- Спасибо, братец! Ты еще Сирену не видел!

- Угу.

Она тяжело вздохнула и подошла ближе, оперевшись руками на спинку кресла для