Первая встреча со Сталиным, когда русские терпели неудачи на всех фронтах, а западные лидеры со дня на день ожидали новостей о крахе России, произвела сильное впечатление на Гопкинса. Сталин нарисовал Гопкинсу оптимистическую картину положения своих войск. К началу октября он прогнозировал стабилизацию линии фронта на подступах к Москве, Ленинграду и Киеву. Его оценка обстановки, вероятно, содержала элемент блефа или, возможно, отражала его нежелание смириться с перспективами будущих крупных поражений. В это время он переживал страшное напряжение, и Гопкинс заметил, что в течение их четырехчасовой встречи он непрерывно курил. Сталин произвел глубокое впечатление на Гопкинса своей решимостью вести войну до победного конца. "Дайте нам зенитные пушки и алюминий, и мы сможем сражаться три или четыре года", - сказал Сталин. В своем письме Черчиллю в сентябре он искренне выразил свою глубокую озабоченность. Потеря Кривого Рога и других городов "поставила Советский Союз перед смертельной опасностью... Единственная возможность выхода из этого более чем неблагоприятного положения - открытие в этом году второго фронта где-нибудь на Балканах или во Франции... и одновременно поставки Советскому Союзу 30 тысяч тонн алюминия к началу октября, а также ежемесячные поставки 400 самолетов и 500 танков (малых или средних). Без этой помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо будет ослаблен настолько, что надолго потеряет способность помогать союзникам активными действиями на фронте против гитлеризма". Через несколько дней Сталин писал, что, если открытие второго фронта сейчас не представляется возможным, пусть Англия высадит десант в составе двадцати пяти - тридцати дивизий в районе Архангельска или на юге для совместных действий против общего врага. Предложение о высадке британских войск на русскую землю могло поступить от Верховного Главнокомандующего только в состоянии отчаяния. После доклада Гопкинса в Москве прошла серия переговоров по согласованию совместных действий союзников. Лорд Бивербрук представлял Черчилля, а Аверелл Гарриман - Рузвельта. Первая встреча со Сталиным 28 сентября совпала с наступлением немцев на Москву. Переговоры прошли в сдержанной обстановке. Вторая встреча оказалась трудной. Гарриман отмечал, что "Сталин держался неприветливо, порой не проявлял интереса к переговорам и был с нами строг и суров". Бивербрук писал: "Сталин был озабочен, непрерывно ходил по комнате и курил. Нам обоим показалось, что он был в состоянии сильного напряжения". Эта встреча происходила во время крупных неудач на фронте, когда была окружена Вязьма, а танки Гудериана входили в Орел. Третья встреча вновь протекала в дружественной атмосфере. Были полностью приняты заявки русских на оборудование, машины и сырье. Бивербрук, всегда кипящий энергией, ярый сторонник всяческой помощи России вплоть до скорейшего открытия второго фронта, заразил всех участников встречи своим энтузиазмом. Его прорусские взгляды, восхищение и вера в Сталина сделали Бивербрука желанным гостем. В начале октября наступление на Москву было остановлено. Немцы сразу же изготовились ко второму броску. Они устали от войны и не были должным образом оснащены для русской зимы, но сохранили наступательный порыв и приверженность дисциплине. Русские отчаянно строили укрепления и подтягивали резервы. За четырнадцать дней удалось сосредоточить 100 тысяч бойцов, 300 танков и 2 тысячи орудий. Обе стороны были полны твердой решимости в этом сражении победить. Во время подготовки обороны Жуков доложил Сталину, что противник сосредоточивает силы на волоколамском направлении. Сталин тут же приказал нанести контрудары. Он не мог ждать, когда атакует противник, он жаждал действий. Жуков был против контрударов, они могли сорвать подготовку обороны и не дать результата, так как позиции противника уже были укреплены. Сталин был непреклонен. Удары были нанесены, но успеха не принесли. 13 октября разгорелись ожесточенные бои на всех главных оперативных направлениях, ведущих к Москве. В некоторых местах противнику удалось приблизиться к городу на пятьдесят миль. 17 октября Генштаб во главе с Шапошниковым был эвакуирован из Москвы. Сталин остался с двумя помощниками - Василевским и Штеменко. Проявляя острое беспокойство за судьбу столицы, он позвонил на фронт Жукову. - Вы уверены, что мы удержим Москву? - спросил Сталин. - Мне больно об этом спрашивать, ответьте честно, как коммунист. - Мы отстоим Москву во что бы то ни стало, - ответил Жуков, - но нам нужно как минимум еще две армии и 200 танков. - Это хорошо, что вы так уверены, - сказал Сталин. Позвоните в Генеральный штаб и договоритесь о двух резервных армиях, они будут готовы к концу ноября. Но у нас пока нет танков. К концу октября наступление немцев захлебнулось, но уже 15 ноября возобновилось вновь. Враг приближался к городской черте, но далеко продвинуться ему не удалось. Как только германское наступление на этом направлении было остановлено, Сталин, Жуков и Тимошенко приступили к планированию зимнего контрнаступления. Ранним утром 30 ноября Сталин позвонил Жукову и предложил, чтобы весь Западный фронт перешел в наступление. Жуков выразил озабоченность нехваткой авиации и танков, особенно новых танков Т-34, которые уже доказали свое превосходство. Сталин ответил, что танков нет, но авиационную поддержку он обеспечит. Тем временем Тимошенко атаковал противника и освободил подмосковный Ростов.* С согласия Сталина он готовил удар во фланг центральной группировке немцев. Жуков доложил свой план контрнаступления Василевскому, и Сталин тут же утвердил его. Зимнее контрнаступление, предпринятое 6 декабря, поначалу проходило на удивление успешно. К середине января 1942 года немцы были отброшены на некоторых участках фронта на двести миль. Однако нехватка танков и машин, а также суровая зима замедлили продвижение русских.
Здесь явная путаница. В конце ноября в ходе наступления на Южном фронте был освобожден г. Ростов-на-Дону. (А. Панфилов).
Битва за Москву была знаменательным событием. Жуков считал, что она стала поворотным пунктом в войне. В ней участвовали 2 миллиона человек, 2500 танков, 1800 самолетов, 25 тысяч орудий. Потери с обеих сторон были огромны. Эта битва закончилась победоносно для русских. Испытав на себе всю мощь немецкого блицкрига и несмотря на внушительные потери и острую нехватку вооружения и техники, они смогли провести успешное контрнаступление. Был развеян миф о непобедимости немецкой армии, подрывавший боевой дух русских войск. И самое главное - отстояли Москву. Сталину не терпелось перейти в наступление. Его беспокоил морально-боевой дух командиров. Любое проявление слабости с их стороны быстро передавалось рядовым. Зачастую его требования атаковать были нереалистичными, даже опасными. Но более опасным он считал миф о непобедимости врага. Он считал, что необстрелянные войска надо быстрее вводить в бой, ибо только в бою они научатся побеждать. Когда к концу февраля наступление Жукова было остановлено сопротивлением противника, он предложил перейти к обороне и закрепиться на достигнутых позициях. В ответ Сталин отдал приказ: "Наступать! Если не добьетесь результата сегодня - добьетесь его завтра; если даже вы ничего не достигнете, кроме сковывания сил противника, все равно результат будет чувствоваться повсеместно". На заседании ГКО 5 января Шапошников, вернувшийся после болезни к исполнению обязанностей начальника Генштаба, доложил план немедленного всеобщего контрнаступления на фронтах от Ленинграда на севере до Черного моря на юге. Это был сталинский план наступления. "Немцы потрясены поражением под Москвой. Они плохо подготовились к зиме. Сейчас самое время предпринять генеральное наступление". Жуков и другие выразили сомнение. Сталин не слушал их. Он сказал, что обсудил план наступления с Тимошенко и тот высказался "за". Затем добавил: - Мы должны как можно быстрее разбить немцев, чтобы они не смогли возобновить наступление весной.
Немедленное контрнаступление на всех фронтах было чересчур смелым шагом. Официальная советская история войны, написанная во времена руководства Хрущева, критически трактует этот слишком амбициозный план без упоминания имени Сталина. "У армии еще не хватало опыта и умения вести наступательные операции такого крупного масштаба". На заседании ГКО Сталин отверг возражения. Если у армии нет умения и опыта вести массированное наступление, она должна научиться этому сейчас, в горниле войны. Хотя план и был слишком амбициозен, он отражал его взгляды на руководство и на войну. Сталин мыслил и планировал крупномасштабно. Он руководствовался необходимостью заставить военачальников и войска наступать и научиться побеждать врага. Он заражал их своей железной решимостью очистить русскую землю от захватчиков. Контрнаступление принесло плоды. Хотя на ленинградском и московском направлениях победы в территориальном отношении были не слишком значительными, они все же отвели непосредственную угрозу от этих городов. К весне 1942 года линия фронта здесь стабилизировалась, и немцам за всю войну больше так и не удалось продвинуться за эти рубежи. С приближением весны Сталин и Генштаб все больше склонялись к выводу, что основной целью противника будет взятие Москвы. Шапошников убедил Сталина создать запас прочности путем построения стратегической обороны. Но Сталин не мог отказаться и от решительных действий и утвердил несколько крупных наступательных операций. Гитлер же фактически решил отказаться от наступления на Москву. Он планировал теперь предпринять наступление севернее Курска и далее развивать его на восток в направлении Воронежа. Чтобы ввести в заблуждение советское командование, была распространена дезинформация, будто немцы поведут весеннее наступление на Москву. В марте Тимошенко выдвинул план крупного наступления на группировку противника, сосредоточенную в районе Харькова, с целью вытеснить немцев с Украины на запад до самого Киева. Шапошников и Генштаб подвергли этот план критике. Однако Сталин разрешил Тимошенко максимально реализовать его, но только целиком полагаясь на свои силы и средства. Он отклонил возражение Шапошникова и спросил, действительно ли он намерен стоять на месте, выжидая, пока противник нанесет удар первым. Жуков поддержал Шапошникова, но подчеркнул, что в наступление должен перейти Западный фронт. Василевский был полностью согласен с Шапошниковым, утверждая впоследствии, что сталинская стратегия была чревата гибельным распылением сил. Несмотря на противоречивые мнения, необходимо было принимать решение. Сталин был сторонником наступательной стратегии и разрешил Тимошенко реализовать его план. Это решение было ошибочным и привело к роковым событиям. Лето 1942 принесло тяжелые поражения на юге. После сдачи Киева в сентябре сорок первого под немцами оказались вся западная часть Украины и Крым, за исключением осажденного Севастополя. Стремясь снять осаду с Севастополя, Сталин посылает в марте в Крым начальника Главного политуправления Красной Армии Мехлиса. Мехлису, которого, как уже упоминалось, ненавидели в армии все офицеры за особое усердие в чистках, он доверял. Прибыв в штаб командующего фронтом Козлова, Мехлис сразу же отстранил начальника штаба фронта Толбухина и, согласно воспоминаниям Штеменко, "верный своей обычной практике, вместо оказания помощи начал придирчиво сортировать командиров и штабных офицеров". Вместо того чтобы готовить оборону и планировать наступательные действия, Козлов и Мехлис "тратили время на долгие и бесполезные заседания Военного совета". 8 мая, когда началось немецкое наступление, Мехлис послал Сталину телеграмму следующего содержания: "Сейчас не время жаловаться, но я должен доложить, чтобы Ставка знала о том, каков командующий фронтом". И далее он всю ответственность за неготовность фронта возлагал целиком на Козлова. Не имея времени на разбирательство подобных заявлений, Сталин ответил: "Вы заняли странную позицию стороннего наблюдателя, который не несет ответственности за дела Крымфронтга. Это очень удобная позиция, но она весьма дурно пахнет. На Крымском фронте вы не сторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неудачи фронта, и обязаны исправлять ошибки командования на месте". Атакованный 8 мая 11-й армией Манштейна, Крымский фронт Козлова был разгромлен. 4 июля был сдан Севастополь. Это стоило немцам 24 000 жизней. Еще более тяжелые потери понесли русские. Не сдаваясь в плен, офицеры и комиссары кончали жизнь самоубийством. В катакомбах и горах защитники города подрывали себя вместе с женщинами и детьми. Это было героическое, трагическое поражение. Сталин был возмущен разгромом Крымского фронта и сдачей Севастополя. Мехлис был вызван в Москву и разжалован. Козлов и двое командующих армиями были отстранены от должностей. 28 июня армейская группа "Юг" перешла в наступление на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов и быстро продвинулась к Воронежу. Здесь немцы натолкнулись на упорное сопротивление русских. Они не стали ввязываться в ожесточенные бои за Воронеж, повернули на юг и двинулись по правому берегу Дона к Сталинграду. Назрела замена командующих Брянским и Воронежским фронтами. В кремлевском кабинете Сталина обсуждались новые кандидатуры. Присутствовали Василевский, назначенный начальником Генштаба вместо выбывшего по болезни Шапошникова, и его заместитель Ватутин. Все согласились, что командующим Брянским фронтом будет Рокоссовский. Ватутин попросил Сталина назначить его на должность командующего Воронежским фронтом. Василевский поддержал просьбу. После некоторых колебаний Сталин согласился. Противник быстро продвигался в южном направлении. Юго-Западный фронт Тимошенко и южный фронт Малиновского поспешно отходили, стремясь избежать окружения. Сталин извлек уроки из прошлогодних неудач, когда приказывал войскам удерживать Киев и Вязьму. К концу июля немцы захватили Донбасс. Это была тяжелая потеря, так как здесь добывалось 60 процентов всего угля в стране. Донбасс был также центром южного промышленного региона. В стране росло недовольство и разочарование неспособностью армии остановить врага. Были приняты жесткие меры по укреплению дисциплины и искоренению дезертирства. В октябре Сталин ввел в армии единоначалие. Комиссарам запрещалось расстреливать бойцов за трусость и невыполнение приказов, им вменили в обязанность заниматься чисто политической работой. 12 июля был создан Сталинградский фронт. Наступление немецких войск продолжалось, но его темп заметно снизился, так как возросло сопротивление Красной Армии. В начале августа армейская группа "Юг" достигла внешнего оборонительного кольца города, а через десять дней 6-я армия Паулюса была готова форсировать Дон. К 14 августа вся территория в излучине Дона была в руках немцев, за исключением отдельных плацдармов в северной части. Теперь немецкие войска двигались к Сталинграду с юга, северо-запада и севера. В это критическое время в Москву впервые приехал Черчилль. Основной целью его визита было желание из чувства долга лично сообщить Сталину о том, что в 1942 году второго фронта на Западе не будет. Впоследствии он писал, что "это было все равно что везти глыбу льда на северный полюс". Ему также было интересно познакомиться со Сталиным и посетить "это мрачное, зловещее большевистское государство". Сталину тоже было любопытно встретиться с Черчиллем, ярым врагом Советской России, который двадцать три года назад активно способствовал интервенции союзников. Судьба свела двух людей совершенно противоположного мировоззрения и происхождения. Черчилль - потомок герцога Мальборо и всенародно избранный военный лидер, человек больших артистических дарований, получивших развитие в высокой драме войны, и глубоко ненавидевший страдания и жертвы, которые она принесла. Сталин - человек, вышедший из самых низов, ставший благодаря жестокости и способностям национальным лидером, Верховным Главнокомандующим, отцом русского народа. Для него война была эпизодом жестокой борьбы, которую он всю жизнь вел в России. Он принимал ужасные жертвы как неизбежные. Русская земля была подвергнута опустошению, и Россия боролась за выживание. Это было одно из суровых испытаний, которых Британии, спрятанной за морями, удавалось избегать целыми столетиями. Первая встреча, продолжавшаяся четыре часа, состоялась 12 августа. На ней присутствовали Сталин, Молотов и Ворошилов с одной стороны и Черчилль, представитель президента США Гарриман и посол Великобритании - с другой. Первые два часа беседы протекали "уныло и мрачно". Хмурясь, Сталин слушал подробные объяснения Черчилля, почему англичане и американцы не могут высадиться на французском побережье до 1943 года. Сталин не принял эти объяснения. Он считал, что Великобритания и США - два наиболее индустриально развитых государства в мире, у обоих мощные силы. Если оборонная промышленность России - недавно появившаяся, с заводами, отчасти разрушенными, отчасти эвакуированными с начала войны - смогла преодолеть казавшиеся непреодолимыми трудности и начать выпуск танков и вооружения во все возрастающих количествах, то эти два промышленных гиганта, несомненно, могли произвести технику, необходимую для высадки во Франции. Он был убежден, что это было возможно, было бы желание. Опять возникли подозрения, что хитрые англичане лукавят; пусть, мол, русские воюют сами, а они ввяжутся в драку, когда немцы выдохнутся на восточном фронте. Он раздраженно спросил Черчилля, почему англичане так боятся немцев. Войска закаляются в сражениях. Он отверг довод Черчилля, что Гитлер не вторгся в Англию только из-за рискованности такой операции. Он подозревал, что осторожность Британии зиждилась на боязни больших потерь. Черчилль и люди его поколения все еще были под впечатлением от людских потерь, понесенных их страной в первую мировую войну. Но этот аргумент едва ли мог убедить Сталина, хорошо знавшего о значительно больших потерях России в той войне и даже еще больших потерях, понесенных уже сейчас, после германского вторжения, продолжавшегося до сих пор. Тогда Черчилль подробно раскрыл секретный план англо-американского наступления в районе Средиземноморья под кодовым названием "Факел". Сталин слушал внимательно, с растущим интересом. "Да поможет вам Бог в этом деле", - сказал он. Он задал много вопросов, потом кратко охарактеризовал важное значение этой операции. "Данная им замечательная характеристика этого плана произвела на меня глубокое впечатление, - писал Черчилль. - Она показала, как быстро и полно русский диктатор овладел проблемой, до того не известной ему. Немногие люди могли бы за несколько минут так глубоко понять причины и мотивы, над которыми все мы так долго бились. Он моментально разобрался во всем". Во время встречи на следующий день опять были споры и обвинения по поводу второго фронта. В длинном памятном письме, подписанном Сталиным, союзники обвинялись в невыполнении своего обязательства открыть второй фронт во Франции в 1942 году. Сталин заявил, что британская армия боится немцев. Черчилль очень рассердился и горячо защищал своих соотечественников. Пока его речь переводили, Сталин, разряжая обстановку, заявил что ему нравится дух ответа Черчилля. Они попеременно обменивались колкостями, хотя иногда проскальзывали признаки зарождающихся добрых отношений. Сталин много шутил, демонстрируя остроумие и незаурядное чувство юмора. Когда Черчилль, рассказывая об операции "Факел", подчеркнул необходимость держать информацию в тайне, Сталин улыбнулся и высказал надежду, что эта тайна не появится в английской прессе. Черчилль пошутил по поводу того, что Молотов в одиночестве отлучался на целый день из Вашингтона в Нью-Йорк. Сталин весело рассмеялся. - Он уезжал не в Нью-Йорк, - сказал он, - а в Чикаго, где живут другие гангстеры. Черчилль заговорил о полководческом гении герцога Мальборо, который устранил угрозу свободе в Европе, опасность, равносильную нынешней, исходящей от Гитлера. Сталин выслушал и затем озорно подколол Черчилля:
