Спокойный ритм дыхания вдруг нарушился, характерный скрип металлической сетки выдал движение спящего. Я услышал неясное бормотание, и вдруг сонный голос, которого я не мог не узнать, дважды произнес мое имя.
— Марина?! — воскликнул я, пораженный, и шагнул еще ближе.
На диване никого не было. Но вот опять громко скрипнула металлическая сетка, — мне почудилось испуганное движение, будто кто-то невидимый резко поднялся и сел на кровати.
Несмотря на волнение, я заметил, что это был звук именно кроватной сетки, а не пружин моего дивана.
Заглушенный вскрик у самой моей головы заставил меня снова замереть. Невидимый соскочил с постели, быстро надел сапоги и бросился к двери. Громкий тревожный звон наполнил мою комнату и заставил меня вздрогнуть: Марина, как мы условились, подавала сигнал тревоги. Почти бегом я помчался к ней.
Марина встретила меня на пороге своей комнаты. Как только я приблизился, она тихо сказала:
— Он здесь опять, — и быстро открыла дверь.
Как и в первый раз, мы притаились у входа, простояли несколько минут прислушиваясь. Теперь я первый нарушил молчание.
— Бесполезно ждать, Марина; он не появится, пока я здесь с вами. Многое для меня неясно, но кое-что я все же уловил.
Мы вошли. Марина, смущаясь и зябко кутаясь в накинутую второпях шинель, села на кровать, с которой только что спугнул ее мой неосторожный «дух». Я прошел дальше, в глубину комнаты, к столу, усиленно стараясь понять случившееся.
— Я легла спать около десяти, — начала Марина, чувствуя, очевидно, себя обязанной рассказать, что заставило ее поднять тревогу. — Все было нормально, никто меня не беспокоил, и я быстро заснула. Потом сквозь сон я услышала, что кто-то меня зовет…
— Погодите, Марина… А вы не помните, что видели во сне в этот момент?
— Да, помню. Это было что-то страшное. Какие-то прозрачные, почти невидимые шары, большие такие, катились прямо на меня. Я хотела позвонить, но видела, что уже не успею. Тогда…
— Тогда вы стали звать меня. Я отозвался, окликнул вас.
— Я ваш голос узнала, — едва слышно произнесла она. — Но опять испугалась, потому что видела, что вас нет здесь. Ведь было светло, лампа горела… Что же все это значит? И как вы могли знать о том, что я звала?
— Я был у себя, Марина, когда услышал свое имя, произнесенное вами. Не понимаю, что тут происходит, но я слышал ваше дыхание, все ваши движения, так же как вы слышали меня здесь… Мы были в разных местах и в то же время вместе. Что за чертовщина!
Но теперь ясно, по крайней мере, что это не сон и не психоз. Даже и для причуд акустики не остается места, потому что не может же шепот передаваться через все это здание! А если все же предположить такую возможность, то почему же звуки не доносятся постоянно, а только иногда, при каких-то особых, очевидно, условиях?
Неожиданный стук в дверь прервал мои размышления. Мы переглянулись. Кто мог прийти так поздно к Марине?
— Товарищ начальник! — раздался затем приглушенный голос за дверью.
— Меня? — еще более удивился я.
Никто не мог знать, что я здесь. Ни один человек не встретился мне на пути сюда.
— Кто там? — громко спросил я, направляясь к двери.
— Вестовой из штаба, — так же глухо ответил голос. — Начальник штаба просит вас немедленно прийти к нему.
При последних словах вестового я открыл дверь. За ней никого не оказалось. Глухая тишина господствовала в коридоре, и только ветер по-прежнему стонал где-то наверху.
В ту ночь загадочных событий я получил в штабе приказ о перебазировке. Через два часа после нашего разговора с Мариной госпиталь был уже на колесах, и мы, покинув странный замок, медленно двигались сквозь тьму и дождь куда-то на запад.
Нужно ли говорить о том, как много внимания, особенно в первые месяцы после переселения, мы посвятили тщетным попыткам как-нибудь осмыслить происшедшее с точки зрения здравого смысла!
Некоторые подробности, выяснившиеся при обсуждении таинственных явлений, были для меня новы. Так, оказалось, что «невидимка» посещал Марину несколько раз и после ее первого прихода ко мне. Но она скрывала от меня эти случаи, чтобы не отвлекать от работы. К тому же она очень скоро узнала в этом «невидимке» меня.
Первым поводом к этому послужила моя зажигалка, отличавшаяся от всех, какими пользовались другие наши сотрудники, тем, что к ней была приделана цепочка, свисавшая полукольцом. У меня образовалась привычка вертеть зажигалкой в воздухе, накручивая эту цепочку на пальцы то в одном направлении, то в другом. По своеобразному цоканью, сопровождавшему это движенье, Марина и узнала прежде всего мою зажигалку. Потом она обратила внимание на мою своеобразную манеру курить, выпуская дым с характерным выдуванием, в несколько приемов, потом на знакомое покашливание…
Не раз она пробовала заговаривать со мной и убедилась, что я не слышу ее и вообще не подозреваю о ее присутствии.
Случайно из наших разговоров выяснилась подробность, которая тогда не привлекла особенного внимания, но сыграла свою роль позднее. Когда Марина испугалась в последний вечер, услышав вдруг мой ответ «невидимки», и включила звонок, ее поразил и еще более напугал сильный звон, раздавшийся со стены у двери. Между тем никакого звонка в комнате Марины не было.
Всю эту непонятную историю с точными датами, обстановкой, погодой, всеми подробностями я записал у себя в тетради, полагая, что рано или поздно мне удастся найти объяснение.
Тут я должен привлечь к своему повествованию еще одну фигуру — моего старинного друга, оригинала, известного изобретателя, великого фокусника от науки и страстного любителя поражать своих немногочисленных друзей чудесами новых открытий. Я говорю о человеке, о котором писал уже не раз, известном в тесном кругу друзей под именем Маэстро. Это было единственное имя, под которым он разрешил мне упоминать о нем в печати.
Через несколько месяцев после описанных событий, когда уже кончилась война и мы вернулись осенью в Москву, я немедленно отправился с Мариной к Маэстро, захватив с собой на всякий случай тетрадь с записями.
Не буду рассказывать подробностей этой радостной встречи после четырехлетней разлуки.
Мы говорили больше о науке, о влиянии, какое оказала на нее война. Маэстро поражал нас рассказами о новых научных завоеваниях. Исключительная память, острый, цепкий ум позволяли моему другу быть в курсе новейших событий в самых различных отраслях знания.
О своей личной жизни он, как всегда, не говорил почти ничего. Я понял только, что за эти годы он стал большим человеком в военно-технических кругах.
Однако тетрадка буквально жгла мой карман, и я в конце концов не выдержал, потребовал внимания и прочел свои записи. Зная своего друга, я был готов к тому, что он начнет ругать меня, обвинит в глупости, в фантазерстве, заклеймит позором…
Ничего подобного не произошло.
Маэстро молча прослушал все от начала до конца. Он долго сидел, смотря то на меня, то на Марину каким-то бессмысленным взглядом сквозь свои круглые очки, потом начал ходить по комнате, что-то напевая и не обращая на нас ни малейшего внимания. Я знал, что в такие минуты с ним говорить нельзя, он мог сильно рассердиться.
Наконец он снова подошел к нам и, явно смущаясь, с трудом подбирая нужные слова, спросил:
— Вы что же… значит… поженились уже?
Я смотрел на него, удивленный неожиданным вопросом.
— Ну, свадьбу, что ли, отпраздновали? — пояснил он нетерпеливо.
— Нет, пока не пришлось еще, — ответил я.
— А собираетесь?
— Конечно.
— Ну так вот что: отложите до Нового года. Пустяки, всего полтора месяца. Пировать будем здесь, у меня, в этой комнате. Приглашаю. Кстати покажу нечто интересное. Согласны? Прекрасно. А теперь скажите: вы можете дать мне самые точные координаты этого вашего «замка витающих духов»?
