"Да-а! Мюнхен! Как раз то, что нужно! Мой реферат должен быть экстра-класса... Чтоб обратили внимание... _В_н_и_м_а_н_и_е_! Я обязан выложиться ради этого... - думал Романец. - Ах, если бы удалось!.."
14
Уложив дочь, Катя убирала разбросанные игрушки в специальный пластмассовый ящик на колесиках, который трехлетняя Настя целый день возила по комнате.
Олег сидел на кухне за столом, ждал пока дочь заснет, чтоб можно было включить хотя бы негромко телевизор. Газеты прочитаны, чай допит. О чем-то думая, он медленно сгребал ребром ладони крошки хлеба и выбрасывал их в раковину, находившуюся на расстоянии вытянутой руки, вставать не нужно было, тем более, что не хотелось. Рядом с пепельницей лежали клочки мелко изорванных двух лотерейных билетов.
Вошла жена, устало опустилась на табуретку рядом, кивнула на бумажки:
- Вижу, выиграл, - грустно усмехнулась.
- Фунт дыма.
Она обвела взглядом закопченную кромку потолка над плитой.
- Кухню белить надо.
- А может все-таки поменяем? Чего зря тогда затеваться с побелкой?..
Они жили в четырнадцатиметровой комнате. С появлением на свет ребенка пробовали менять квартиру на двухкомнатную. Попадались подходящие варианты, но с большой доплатой, да и где ее взять, доплату эту, когда едва сводили концы с концами. По вечерам жили в сущности на пятиметровой кухне, ни почитать лежа, ни посмотреть телевизор - в комнате спала дочь. Так и коротали время до полуночи на табуретках.
- У меня от них уже мозоли на заднице, - печально шутил Олег. - Вот выиграть бы в лотерею "жигуля", взял бы деньгами, хватило бы на обмен квартиры. Я бы купил еще себе "Никон". Видел в комиссионке. С набором линз и объективов. Какой аппарат!.. Молодцы японцы!..
- А что бы ты мне купил?
- А что ты хочешь?
- Мебель хорошую. Настеньке в комнату - детский набор из светлого дерева, а в нашу - югославскую или финскую стенку, журнальный столик, диван и два кресла. Знаешь, из серого велюра. Или из сиреневого. Очень красиво... Обе комнаты обставили б...
Он давно мечтал о хорошей японской фотокамере. Не раз держал в руках, заходя в комиссионный, разглядывал, щелкал. Как профессионал, толк в этом знал. Но повертев, повздыхав, уходил расстроенный: цена была для него немыслимой...
- Почему ты не ужинаешь? - спросила Катя. Она видела, что муж как бы отсутствовал, отгородился от нее, от всего своими затаенными мыслями...
- Не хочется... Чаю попил...
- Олег, я знаю, что с тобой творится! Уж я-то вижу!
Очень прошу тебя, оставь это, выбрось из головы! Забудь!..
- Нет, я решил и сделаю!
- Подумай о дочери.
- Я о ней и думаю. О ее будущем... В конце концов тут и мой, личный интерес. И хватит!
Она знала, - его не переломать, упрям.
- Сними сорочку, воротник уже грязный.
- Ничего, еще один день поношу, - но все же сорочку снял.
Она посмотрела на его сильные покатые плечи, мышцы уже чуть заплыли сальцем, огрузнел, а ему всего тридцать один год...
15
Старое дело, которое пришлось вытащить не без вздоха из архива, состояло из двух томов.
Михаил Михайлович Щерба знал его почти наизусть, уже дважды занимался в разное время по просьбе парткомиссии обкома и административного отдела. И вот сейчас - в третий раз по очередной жалобе.
Полистав первый том, он остановился на допросе некоего Вороновича и стал читать.
"СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ваша фамилия Воронович Игорь Матвеевич. Родились 24 сентября 1918 г. в Черкассах. Служили кадровую. Рядовым. Все правильно?
ВОРОНОВИЧ. Да. Все так.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как попали в отряд "Месть"?
ВОРОНОВИЧ. Вышел вместе с батальоном из окружения.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Сколько человек участвовало в расстреле?
ВОРОНОВИЧ. Двое. Я и еще один.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Когда это произошло?
ВOРОНОВИЧ. В октябре 1941 года.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Какого числа?
ВОРОНОВИЧ. Двадцать четвертого или двадцать пятого. Уже не помню точно. Но не позже. Двадцать шестого я был ранен.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Кто отдал приказ о расстреле? Поподробней, пожалуйста.
ВОРОНОВИЧ. Под вечер командир роты вызвал меня и еще одного бойца Василия Орлика. Сказал, чтобы мы взяли с собой оружие и отправились к комиссару. Ну мы и пошли с Орликом к комиссарской землянке. Часовой доложил, что мы прибыли. Была ночь, сильный ветер, ливень, весь лес от него гудел. И все черно вокруг. Вышел комиссар. Спросил, откуда мы родом. Потом сказал: нам предстоит расстрелять двух саботажников. Это, мол, приказ командира. Их держали в отдельной землянке под замком. Там же стоял часовой... Ну, мы их и повели... К яру...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы знали, кто они?
ВОРОНОВИЧ. Нет. Видели только, что в гражданской одежде. Тьма была такая, что лиц не разглядеть.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Где же вы их расстреляли?
ВОРОНОВИЧ. Я ж говорю - в яру Вильчанского леса. Пока дошли туда, а потом возвращались, - вымокли до исподнего.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Там и зарыли?
ВОРОНОВИЧ. Там... Кое-как...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Сейчас нашли бы это место?
BОРОНОВИЧ. Трудно сказать... Дело-то ночью происходило. Места незнакомые. Когда мы с Орликом шли назад, через лес, чуть не заблудились...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Что вы можете сообщить по поводу того, вершился ли какой-нибудь публичный или другой суд над ними, может разбирательство официальное?
ВОРОНОВИЧ. Об этом ничего не знаю, не слышал.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, а в отряде слухов потом никаких не возникало?
ВОРОНОВИЧ. Я уже говорил, что через день меня ранило, из отряда выбыл. Два месяца отлеживался у одной старухи на хуторе. Может сперва и гуляли какие слухи, разговоры. Да долго, видать, не гуляли. Время было какое осенью сорок первого? Сами знаете. Тысячи безвестно гибли. А тут двое. Забылось быстро...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как видите, не забылось... Когда вы последний раз виделись с Орликом?
ВОРОНОВИЧ. Давно. Очень давно. Годов двадцать пять тому... Даже не знаю, жив ли еще. Он где-то в Курской области тогда находился..."
Дальше в деле шло отдельное поручение в адрес прокуратуры Курска с просьбой допросить Орлика.
Михаил Михайлович прочитал и этот небольшой документ.
"...СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы, Орлик Дмитрий Игнатьевич, родились 21 ноября 1917 года в Хомутовке Курской области...
ОРЛИК. Да.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как попали в отряд "Месть"?
ОРЛИК. Вышел с батальоном из окружения.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы знакомы с Вороновичем Игорем Матвеевичем?
ОРЛИК. А как же! Вместе топали от Перемышля. Да и потом все разом хлебали.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Что вы можете сообщить о случае расстрела двоих гражданских лиц двадцать четвертого или двадцать пятого октября 1941 года?
ОРЛИК. Ночью дело было. Дождь, холодрыга. Только я сменился, стоял часовым, вымок, как щенок бездомный, а тут прибегает Воронович: "Вставай, ротный зовет". А я едва угрелся, переобулся. Неохота была из-под шинели вылезать. Да что поделаешь. Злой и поперся. Ротный отправил к комиссару. Тот и приказал нам отвести этих куда подальше и шлепнуть. Из-за них, гадов, опять мокнуть, тащиться через лес! Ох и лютый я был на них.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А вы знали, кто они?
ОРЛИК. И понятия не имел. Говорю же, злой на них был. Да и дело-то мое сторона: начальство приказало, а я рядовой. Потом кто-то сказал, то ли полицаи местные, то ли дезертиры. Через эту падаль ни обсохнуть, ни поспать не удалось.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Где вы их расстреляли?
ОРЛИК. А в яру...
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Как давно вы видели Вороновича?
ОРЛИК. А считай года с пятьдесят пятого не виделись.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Переписываетесь?
ОРЛИК. Где уж!.. Какие у него интересы ко мне или у меня к нему? У каждого своя жизнь за такой срок образовалась. Про что писать-то? Уж и не поймем друг дружку..."
Ничего нового из этих бумаг Щерба и на сей раз для себя не извлек. К моменту возникновения всей истории в живых оказались только командир отряда, Воронович и Орлик. Командир отряда. Главный фигурант. О него-то все и споткнулось. Он-то и нагородил все возражения и противоречия. Странные ссылки на свидетелей, которых нет в живых. А что выдоишь из Орлика и Вороновича? Простые исполнители. Никаких расхождений в их словах. Никаких уверток. Зацепиться не за что. Голый сюжет: им приказали - они расстреляли. И показания эти, конечно, в пользу потерпевших. Объективно. Но делать нечего, надо копаться. Михаил Михайлович заложил тонкую стальную линейку меж страниц, закрыл том и поднялся. Наступило обеденное время.
