С другой стороны мы не видели остальную часть того, что находится под тем плащом...

- Пожалуйста, - прошу я. - Я должен ее вернуть. Это моя вина, что ее схватили.

- Да? Я думал, что это было главным образом ее. - Он указывает на Ареллу, и она отводит взгляд, бормоча то же самое оправдание о том, что у нее не было никакого выбора.

Астон не покупается на это.

Он описывает круг пошире, чтобы обойти всех нас:

- Что вы мне дадите, чтобы я согласился помочь?

Я открываю рот, чтобы сказать ему «что угодно»... но вместо этого я произношу:

- Я не буду учить тебя Западному, если ты этого просишь.

- Даже чтобы спасти твою драгоценную любимую? - спрашивает он.

- Мои инстинкты не позволят мне.

- Печально известные Западные инстинкты снова ударяют. Конечно из-за них мы все умрем. И все же... Твои ветры могут быть очень утешительными. Они раньше посещали меня в Брезенгарде. Так или иначе они ускользали через трещины в стенах крепости. Конечно я не мог понять их. Но их песни были так красивы. - Его глаза выглядят стеклянными, когда он смотрит на звезды. - Твоя девушка однажды пела для меня, когда была здесь. Я никогда этого не забуду.

- Этот талант достался ей от отца, - шепчет Арелла.

- Осторожно, - говорит ей Астон. - Ты почти похожа на настоящую мать.

- Я - любящая мать, - рявкает Арелла.

- Хорошо, тогда это твой шанс доказать это... и это будет единовременным предложением, поэтому продумай. Я помогу вам. Я даже найду способ, как проникнуть в Брезенгард. Но только если ты согласишься отдать мне свою боль.

Я понятия не имею, что это означает, но судя по выражению лица Ареллы, она тоже... пока Астон не поднимает руки и не запутывает вокруг нее порыв.

Арелла кричит и падает на колени.

Я стараюсь помочь, но ветер сбивает меня обратно. То же самое происходит с Соланой.

Проходит несколько ужасных секунд. Потом ветер успокаивается, и Арелла падает.

Астон, между тем, улыбается настолько широко, что его лицо выглядит вытянувшимся.

- Я слышал истории о боли ее дара, но никогда не понимал, настолько она восхитительно насыщенна.

- Что ты с ней сделал? - спрашивает Солана.

- Я впитал ее агонию. Обычно я вынужден привлекать боль ветра, чтобы держать себя в руках. Но этой боли гораздо больше... гораздо больше освобождения. - Он встает над Ареллой, лунный свет отбрасывает странные пятна теней над ней. - Это мое предложение. Моя помощь в обмен на твою боль три раза в день.

- Так... по существу, ты хочешь подвергнуть ее пытке, - проясняю я.

- Только неколько минут. И не говори мне, что она этого не заслуживает.

Заслуживает, но что-то тут не чисто.

- Почему ты это предлагаешь, если можешь просто прямо сейчас взять ее в плен?

- Потому что он никогда не сможет удержать меня здесь, - шепчет Арелла.

- Твой дар предполагает особый набор навыков, - соглашается он. - Оз был прав, заточив тебя в Водовороте. Единственный способ сдерживать тебя - это отделить от неба, если ты не будешь сотрудничать. Но не думай, что это означает, что у меня нет способа тебя контролировать. Я знаю, чего ты жаждешь. - Он садится на корточки, чтобы убедиться, что Арелла на него смотрит. - Дай мне слово, что когда все закончится, ты вернешься со мной и выполнишь условия соглашения. В противном случае я уничтожу все, о чем ты волнуешься.

- Не впутывай сюда Одри, - предупреждаю я.

- Я имел в виду то, о чем она на самом деле волнуется. О, да... - добавляет он, когда Арелла судорожно вздыхает. - Я знаю, как его найти. Но не буду, если ты будешь хорошей девочкой. И как бонус, я помогу спасти твою дочь.

Я не могу представить Ареллу, соглашающуюся ни на что из этого... но возможно я не знаю её так хорошо, как думаю.

Или, возможно, она думает, что может перехитрить Астона.

Или возможно она боится.

Так или иначе она шепчет:

- Даю слово.

Глава 8. ОДРИ

Замысловатые узоры линий вызывают головокружение, или, возможно, оно из-за крови.

Или из-за того, что я понятия не имею, что означают художества Гаса.

- Ты уверен, что точно все перевел? - спрашиваю я.

- Я не художник, - говорит Гас. - Но первоисточник немного сбивает с толку.

Усталость отягощает его слова, а движения наполнены болью.

- Тебе следует отдохнуть, - говорю я ему.

Гас кивает.

- Надеюсь, ты запомнила узор, - говорит он, стягивая один из бинтов и стирая путеводитель влажной тканью.

Когда пометки смазываются, он ложится на них, чтобы кровь, сочащаяся из ран, окончательно их замаскировала.

- «Самая большая слабость Райдена в том, что у него нет слабостей», - бормочу я.

- Что это значит? - спрашивает Гас.

- Хотела бы я знать. Астон сказал мне это, когда держал в заложниках. Также он сообщил : «Его крепость защищена сильнее, чем нужно, и в то же время это не так. Когда я это понял, сбежать стало просто».

Гас вздыхает:

- Я никогда не умел разгадывать загадки.

Как и я.

Но я закрываю глаза и представляю кровавые линии путеводителя, стараясь вообразить что-то, созданное по похожей схеме. Некоторые линии пересекаются, разделяя узор на группы из трех, четырех и пяти.

Всего семнадцать групп.

Семнадцать простое число, но я сомневаюсь, что Райден обращает внимание на основы математики. Также это мой возраст, хотя я уверена, что он не имеет значения.

Однако, это напоминание пугает.

Мне только семнадцать.

Чаще всего я чувствовала себя старше, но вдруг показалась себе слишком молодой, слишком неопытной, чтобы противостоять врагу с опытом, раза в три превышающим мой.

Грудь сжимает паника, и я прислоняюсь к стене, закрыв глаза и подсчитывая вдохи, пока дыхание не замедляется.

Я слышу, как Гас за моей спиной меняет позу.

Затем поворачивается снова.

И снова.

При каждом движении он кряхтит от боли.

Я смотрю на красный ручеек на земле, желая утешить его. Но у меня нет ветра. Нет тепла. Ничего кроме...

Моего голоса.

В течение многих лет мои песни молчали... утрата отца вставала комом в горле. Но сейчас я знаю правду о его потери, и я медленно вспоминаю мелодии.

Я выбираю песню, которую пел отец, чтобы успокоить мать во время самых сильных приступов боли:

Еще один день, еще одна ночь,

Глухая тьма, ослепляющий свет,

Они должны разделиться.

Еще одно спокойствие, еще один шторм,

Зов мира, жестокость толпы-

Это всегда бесчестно.

Может быть сейчас на земле, но небо все еще зовет тебя.

Тише.

Дай крыльям отдых.

Поспи.

Закрой глаза и позволь ветру петь.

И далеко-далеко

До вчерашнего дня

Это просто давно забытый сон.

Последняя строчка исчезает, и я замечаю, что дыхание Гаса смягчилось. Его лоб все еще зажимается от боли, но в настоящий момент он спит.

Я должна сделать то же самое.

Я подворачиваю ноги и поправляю волосы. Едва я закрываю глаза, когда стук шагов выбрасывает меня обратно в настоящее.

- Встать! - приказывает Буреносец, когда входит в темницу.

Он выглядит опрятно... его серая форма отлично выглажена, оружие начищено до блеска... кроме бледных рубцов, портящих его черную кожу на шее и запястьях.

Он использует грубые желтые ветры, связывая нам руки, прежде чем открывает наши камеры.

Наш путь по коридорам более прямой, чем мой предыдущий маршрут, и я пытаюсь выяснить, означает ли это, что есть много маршрутов к одному и тому же месту, или мы идем куда-то еще, когда Буреносец проходит мимо нас и рявкает другое слово.

В стене появляется дверь, и мы, спотыкаясь, выходим наружу в серый, морозный день... намного более холодный, чем я ожидаю для данного времени года.

Неуклюжие, разрушенные порывы утолщают воздух, и я не обнаруживаю и следа храбрых ветров, которые прокрадывались в мою камеру в башне и составляли мне компанию.