— Сегодня меньше, чем вчера, но я подробно записал все, что продал, чтобы вы знали, что к пальцам у меня ничего не пристало.
Он вынул клочок оберточной бумаги, на котором были записаны проданные им товары. Ида обратила внимание, что первой покупкой была булочка за три цента. Оглядевшись, она заметила, что Фрэнк распаковал несколько коробок, доставленных еще вчера, подмел в лавке, вымыл изнутри окно и аккуратно расставил на полках банки. В лавке было теперь куда уютнее, не так уныло, как раньше.
Весь день Фрэнк не только торговал, но и занимался всякими мелкими, но нужными делами. Он прочистил засорившееся колено под раковиной на кухне, и теперь вода стала проходить как следует, а не еле-еле, как прежде; починил испорченный выключатель, из-за которого нельзя было включать одну лампочку. Теперь уже ни Ида, ни Фрэнк не говорили о том, что он уйдет. Ида, которую присутствие Фрэнка все еще беспокоило, была бы, конечно, не прочь от него избавиться, но у нее не хватало духу попросить Элен снова пропустить работу; и ее приводила в ужас мысль о том, что она на две недели вынуждена будет остаться в лавке одна, да еще нужно ведь ухаживать за Моррисом, который лежал наверху. Ладно, пусть уж этот итальянец поработает дней десять. Такого нахлебника не поздно будет выгнать и потом, когда Моррис поправится. А пока пускай потрудится за стол и кров. В конце концов, ну что за торговля тут у них! И пока Моррис не встает с постели, она могла бы изменить кое-что из того, что не успела раньше. И вот, когда приехал молочник, чтобы забрать пустые бутылки, Ида велела ему со следующего дня привозить уже не бутылки, а пластиковые пакеты. Франк Элпайн удовлетворенно кивнул и одобрительно сказал:
— И точно, зачем возиться с бутылками?
Несмотря на то, что у Иды был хлопот полон рот с больным Моррисом и что, к тому же, Фрэнк ей все больше и больше нравился, она по-прежнему не спускала с него глаз. Беспокоилась она еще и потому, что теперь именно она, а не Моррис, отвечала за то, чтобы с лавкой все было в порядке. Если что случится, это будет ее вина. Поэтому, поднимаясь наверх сделать что-нибудь для Морриса, она старалась управиться как можно скорее и тут же опрометью мчалась в лавку — посмотреть, что делает Фрэнк.
Но все, что делал, он делал правильно, и уму непостижимо, как они обошлись бы без него. Постепенно Идины подозрения улетучивались, хотя окончательно так и не исчезли.
Она старалась быть с ним построже, старалась подчеркнуть разделявшее их расстояние. Если им случалось оказаться вместе в задней комнате или остаться хотя бы несколько минут наедине, когда Фрэнк стоял за прилавком, она пресекала все его попытки заговорить, а чтобы не вступать с ним в беседу, сразу же принималась что-то делать: убирать, чистить или, на худой конец, хваталась за газету. Учить же Фрэнка торговым премудростям почти не приходилось: мало было такого, чего он бы не знал. На полках у Морриса под каждым видом товара был приклеен ярлычок с ценой, так что Ида вручила Фрэнку лишь прейскурант с ценами на мясо, зелень и нерасфасованные продукты, вроде кофе, риса, бобов. Она научила его, аккуратно и плотно заворачивать покупки, подобно тому, как когда-то давным-давно Моррис научил ее; показала Фрэнку, как пользоваться весами и как устанавливать ручку-регулятор электрической мясорезки. Фрэнк был сметлив и все схватывал на лету, Ида даже заподозрила, что он просто прикидывается неучем, а на самом деле знает куда больше, чем хочет показать. Фрэнк быстро и точно складывал цифры, довольно верно на глаз определял, какой ломтик мяса нужно отрезать на такой-то вес, и, согласно указаниям Иды, не перегружал весы; он правильно соразмерял, сколько оторвать бумаги, чтобы завернуть ту или иную покупку, и размер пакета с величиной товара, стараясь экономить при этом большие пакеты, которые стоили дороже. Убедившись, что Фрэнк быстро наловчился торговать, и не заметив никаких признаков жульничества (изголодавшийся человек, который берет бутылку молока и булочку, — это, конечно, не образец), Ида уговаривала себя, что может и подольше оставаться наверху, чтобы вовремя подать Моррису лекарство, вымыть ему ноги, которые все время ныли, и прибрать в комнатах, где всегда было очень пыльно, потому что по соседству находился двор угольного склада. И все-таки, как она себя ни убеждала, у нее всегда сердце было не на месте: она ни на минуту не могла забыть, что внизу хозяйничает чужак, гой, и с нетерпением ждала, когда можно будет от него избавиться.
Хотя рабочий день Фрэнка длился с шести утра до шести вечера, после чего Ида кормила его обедом, — он был вполне доволен. Лавка защищала его от окружающего мира, он не мерз, не голодал и спал на чистой постели. У него было вдоволь сигарет, и Моррис дал ему чистую одежду, которая пришлась впору — даже брюки: Ида их удлинила, отпустив манжеты, и погладила. В лавке было уютно, спокойно, и он забился в нее, как зверь в теплое логово. Всю свою жизнь, где бы Фрэнк ни жил, он вечно куда-то спешил, двигался; а теперь мог никуда не торопиться. Он с удовольствием подолгу стоял у окна и удовлетворенно смотрел на то, как мир движется мимо него.
Это была совсем неплохая жизнь. Фрэнк просыпался чуть свет. Польская леди уже стояла, застыв у двери, точно статуя, и недоверчиво таращила на Фрэнка свои круглые глазки, пока он отпирал лавку, чтобы выдать ее всегдашнюю булочку перед тем, как она отправится на работу. Она ему не очень-то нравилась; он с удовольствием поспал бы еще часок. Вставать ни свет ни заря ради каких-то паршивых трех центов — это, действительно, придумать надо! Но ради еврея, который был к нему добр, он это делал. Втащив в лавку ящики с молоком и перевернув иной протекающий пакет вверх дном, Фрэнк подметал в лавке, а потом и тротуар перед нею. Затем уходил в заднюю комнату, мылся, брился, выпивал чашку кофе и съедал сэндвич — первые день-два он клал на хлеб ветчины или копченого окорока, а потом стал позволять себе ломтик и чего-нибудь получше. Выкуривая после кофе сигарету, Фрэнк размышлял о том, какие нововведения он мог бы придумать в лавке, если бы она принадлежала ему. Когда кто-нибудь входил, Фрэнк выскакивал и, лучезарно улыбаясь, мчался обслуживать покупателя. Ник Фузо, придя в лавку в первый день, когда там был Фрэнк, очень удивился: он ведь знал, что Моррис не может позволить себе взять приказчика. Однако Фрэнк объяснил Нику, что хоть платят здесь не густо, зато есть другие преимущества. Они поговорили о том, о сем; и когда Ник узнал, что Фрэнк Элпайн — тоже итальянец, он тут же пригласил его в гости к себе и Тесси; позже Тесси сама зашла в лавку и радушно позвала Фрэнка в тот же вечер на макароны, и Фрэнк сказал, что придет, если они позволят ему макароны принести с собой.
Через несколько дней Ида перестала вскакивать чуть свет и снова стала спускаться в лавку лишь около десяти утра, после того, как переделает всю работу по дому. И она занялась тем, что стала регистрировать в записной книжке все счета, которые они получили и которые оплатили. Кроме того, она дрожащей рукой выписывала особые чеки шоферам — на суммы, которые не могла выдать наличными, и еще мыла пол на кухне, опорожняла мусорное ведро в большой металлический бак, стоявший снаружи на тротуаре, или готовила салат. Фрэнк наблюдал, как она ворочает кочан, шинкуя капусту на той же мясорезке; Ида не резала помногу, потому что капуста могла скиснуть и остаток пришлось бы выбросить. Еще больше труда отнимал картофельный салат: Ида варила большой котел картошки в мундире, и Фрэнк помогал ей эту картошку чистить. По пятницам Ида пекла пирог с рыбой и жарила запеканку из бобов, предварительно выдержав мелкие бобы целую ночь в воде, а перед тем, как жарить, посыпав желтым сахаром. Фрэнк подглядел однажды выражение ее лица, когда она клала в вымоченные бобы кусочки свинины, отрезанные от большого окорока, и почувствовал, как неприятно ей прикасаться к свинине, и ему стало жаль Иду и себя заодно, потому что он еще никогда не жил у евреев.
В обеденное время начинался «час пик»: в лавку приходили рабочие угольного склада с черными подтеками на лицах, а также продавцы из окрестных магазинов, и все они просили сэндвичи и горячий кофе. Тогда Фрэнк и Ида вынуждены были вдвоем становиться за прилавок, но этот «час пик» длился всего несколько минут, а потом наступала мертвая пора. Ида говорила Фрэнку, чтобы он, если хочет, шел погулять, но он отвечал, что у него нет никаких особых дел, и уходил в заднюю комнату полежать на кушетке и почитать «Дейли Ньюс» или полистать журналы, которые приносил из местной библиотеки; он обнаружил эту библиотеку, гуляя как-то в одиночестве по окрестным улицам.
