Эван был таким хорошим мальчиком. Не доставлял ни проблем, ни беспокойства. В старших классах он выразил желание выучиться на летчика, но когда Вэл сообщил парню, что он наследует дело Макса, Эван отбросил все юношеские устремления и поступил в Университет Коннектикута на курс точного машиностроения и приобщился к типографскому делу. Его выбор невесты был менее притязательным, чем хотелось бы Эмили, но Лили оказалась милой девочкой. «Пусть ее происхождение и отражается на правильности речи, но в сравнении с выбором Макса она гораздо лучше, — думала Эмили на подходе к дому, все еще бурля гневом. — Если уж быть точной, с выбором жен. Мартита оказалась слишком высокомерной, чтобы близко сойтись с кем — нибудь из семьи, теперь же появилась Давина, которая пытается диктовать семье, с кем нужно сходиться! Отвратительная сучка, так уверена в себе, так уверена в Максе… Пришло время выбить ее из колеи…»

Эмили нажала на дурацкий дверной звонок с глупой мелодией и была совершенно сбита с толку, когда дверь ей открыла Давина собственной персоной — где эта ужасная Уда? И полностью одета! Ни шелковой ночной рубашки, ни воздушного халатика? Эмили даже обрадовалась, что предусмотрительно приоделась перед визитом к своей невестке, которая теперь смотрела на нее.

Прошло уже много времени после их переезда из Уотербери, и Эмили Танбалл научилась, как себя подать, если приходится иметь дело с очень важными людьми. Польская карьеристка обучилась всему настолько хорошо, что уже едва могла вспомнить свою девичью фамилию Малкужински. Она была стройной и достаточно привлекательной для своих подступающих пятидесяти, посещала раз в неделю салон красоты, чтобы уложить волосы и сделать маникюр, и покупала платья в дорогих магазинах во время распродаж. Сегодня Эмили надела отлично скроенное темно — голубое платье и итальянские туфельки из лайки в тон. В районе ключицы она приколола брошь с сапфиром и бриллиантом. В молодости она была восхитительно красива, но ничто не вечно; ее черты остались привлекательными, но стали несколько мужеподобными, а темные волосы Эмили теперь носила короткие, профессионально подстриженные. Ее темные глаза видели все: миссис Танбалл ничего не пропускала. Именно это она и собиралась дать понять Давине в наиболее мягкой форме.

— Где Уда? — спросила она, присаживаясь на стул.

— Готовит мне кое — что на кухне.

— Как Алексис?

— В полном здравии.

— Когда спрашивают о ребенке, обычно имеют в виду не это, — сказала Эмили, наблюдая, как Давина прикуривает зеленую сигарету из «Собрания Коктейль».

Та в удивлении выгнула тонкие черные брови.

— Не жеманничай! Что еще ты могла спросить, Эмили?

— Давина, он ребенок! Дети такие милые и все время развиваются — просто кладезь разных трюков и забавных историй.

Теперь Давина нахмурилась.

— В четыре месяца они рассказывают истории?

— Нет, — ответила Эмили, стараясь сохранять хладнокровие. И эта глупая золотодобытчица претендует на понимание нюансов английского языка! — Спрашивая о нем, я предполагала, что ты расскажешь мне забавные истории, происходящие с ним.

Давина зевнула.

— Думаю, Уда могла бы, будь ее английский получше. К тому же у меня есть девочка, которая за ним присматривает: стирает его подгузники, купает, меняет белье. — Она нетерпеливо передернула плечами. — Но почему ты меня сегодня об этом спрашиваешь, Эмили?

— Думаю, прежде не было времени. После его рождения ты практически не показывалась, верно?

— Большая потеря крови меня совсем истощила. Глупые доктора поздно спохватились, и для кесарева сечения было уже поздно. Я только начала поправляться.

— Будь ты благоразумнее, не пришлось бы так мучиться.

— Брось! Алексис родился совсем маленьким.

— Твоя диета лишила тебя сил. Кости созданы, чтобы быть закрытыми мясом, а не чтобы виднеться.

Дальнейший спор прекратился с приходом Уды; Давина повернулась к ней и посмотрела с благодарностью.

— Кофе, — коротко бросила она.

— Ты обращаешься с бедной женщиной, как с грязью, Давина.

— Она моя прислуга, принадлежит мне. Ты прекрасно это знаешь.

— В Югославии, полагаю, возможно все, но не здесь, в Америке. Уда свободна, никаких «принадлежит».

— Для принадлежности страна не имеет значения. Ее семья снабжала мою слугами в течение пятисот лет.

— Везет, — сухо заметила Эмили.

Они сидели в неловкой тишине, пока не появилась Уда, везя сервировочный столик с кофе, легкими закусками и сладостями.

— Не было необходимости так утруждать себя, — сказала Эмили, взяв чашечку кофе в одну руку и булочку с карри в другую. Откусив кусочек, она кивнула. — Очень вкусно! Но все — таки не надо было.

— Зачем ты пришла, Эмили?

Себе Давина взяла только черный несладкий кофе, игнорируя еду.

— Прояснить некоторые детали, которые я заметила в течение прошлого года.

Давина поставила чашку на стол.

— Какие детали?

Эмили взяла вторую крошечную булочку с карри.

— О, как же так, Вина! Разве я должна произносить все вслух? Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

Она фыркнула в ответ.

— Когда ты начинаешь говорить загадками, Эм, я становлюсь Фомой неверующим.

— Ты — и сомневаешься? Невозможно! — Эмили усмехнулась. — Просто удивительно, сколько всего можно услышать и увидеть и в какую картинку это складывается.

Белая светящаяся кожа Давины как — то вмиг потускнела, грудь тяжело вздымалась.

— Ты только всех ссоришь!

— Макс дома, верно? Я ведь не видела, как он уезжал.

— Мы ждем полицию.

— Ты пострадаешь еще больше, если я открою рот и расскажу все Максу.

— Расскажешь Максу что? Твою обычную ложь? Ты, как противная пенка, которая так и норовит заполнить любую поверхность, склочница!

— Я хочу, чтобы Эван унаследовал половину семейного бизнеса, — ответила Эмили.

Оправившись от волнения, Давина внимательно посмотрела на свои выкрашенные в алый цвет ногти.

— Ты ничего не знаешь, потому что и знать — то нечего. Ты ведь так выжила Мартиту, разве нет? Оскорбительные намеки, недомолвки… Всегда убеждала ее, что говоришь правду. Но я не Мартита. Я не слабая и не в депрессии. И не настолько уязвима. А ты — известная лгунья.

— Вероятно, я могу доказать, что не врунья… на этот раз. — Эмили взяла третью булочку. — Ты знаешь, к чему я клоню, Вина. Они великолепны! Могу я получить рецепт?

— Я велю Уде написать подробный рецепт, с пропорциями продуктов. — Давина улыбнулась. — За ее блюда и умереть можно.

— Мы договорились? — спросила Эмили. — Половина Эвану.

— Если хочешь, — равнодушно ответила Давина. Потом она прокричала: — Макс, дорогой! Составь нам компанию за кофе!

Элегантная мебель Здания Плюща была перенесена к задней стенке зала; то место, где она теперь находилась, прежде тщательно проверила команда Пола Бачмена. Осталось исследовать оставшееся огромное пространство, включая мусор. Донни и Делия представляли детективов, львиная доля работы свалилась на ребят из медэкспертизы.

Два лаборанта — криминалиста уже проделали самую неприятную часть экспертизы — проверили четыре бидона, куда скидывались объедки. Это никак нельзя было откладывать до понедельника.

И теперь, в понедельник, Делия, Донни, Пол и еще двое криминалистов, облаченные в комбинезоны, бахилы, перчатки и специальные шапочки, просматривали обычный мусор. Он находился в небольших металлических урнах стандартного типа; раньше урны стояли в углах, у стен, в коридорах, ведущих к центральному входу и туалетам, в самих туалетах и на кухне.

Детективы работали на огромном листе голубого пластика, на который и высыпали содержимое мусорницы, потом проверяли корзину внутри, подсвечивая фонариком на случай, если что — то прилипло или застряло в пазах. Затем скрупулезно просматривали сам мусор и после выбрасывали его в большой ящик.

— Когда в меню есть копченый лосось, на выбор куриные грудки или треска на гриле и персиковый пирог с мороженым, какого черта надо брать вот это? — спросил Донни, сидя на корточках и держа в руках пустую упаковку из — под сырного соуса.