— Выходит, немало прихватили они барахла с собой из Львова, — заметил Клепиков. — Другие без оглядки бежали, все порастеряли, а твои сумели.
Слово «твои» было встречено и Парфеновым, и остальными его друзьями без каких-либо возражений. Ведь Парфенов не раз уже называл Нину своей невестой.
— Не удивляйся, Клепиков, — сказал Парфенов в ответ на замечание. — Отец Нины — известный врач, вместе с женой он зарабатывал большие деньги, а в том, что люди сумели вовремя эвакуироваться и сохранить свое имущество, нет ничего предосудительного…
В конце августа Парфенов обратился к командиру группы старшему лейтенанту Гусеву с просьбой дать ему двухдневный отпуск «по семейным обстоятельствам».
— Объясни, пожалуйста, что это за «семейные обстоятельства»? — поинтересовался Гусев.
— День рождения тещи будет отмечаться, — ответил Парфенов.
— То есть какой тещи? — поразился Гусев. — Разве ты уже успел жениться? Без ведома начальства?
Парфенов замялся.
— Видишь ли, официально брак мой еще не оформлен. Как-то неудобно… военное время, а тут вдруг свадьба.
— Это, конечно, не довод, — заметил Гусев. — И потом, зачем тебе два дня на один день рождения тещи?
— Помочь по хозяйству, достать кое-что нужно, — объяснил Парфенов.
Гусев задумался.
— Да, повод для отпуска, скажем прямо, весьма и весьма сомнительный. Пожалуй, тебе лучше было бы обратиться с этой просьбой к полковнику Теплову или к майору Данильцеву.
Парфенов смутился.
— Стоит ли беспокоить начальство такими пустяками? Тем более что ты можешь в любую минуту вызвать меня в часть. Я-то буду находиться в городе, так сказать, под боком.
Поколебавшись немного, Гусев уступил:
— Ладно, договорились!
Два дня не было Парфенова в школе. О том, как он провел эти дни, никто не знал. Последующую неделю группа Гусева находилась в тылу врага, а когда она вернулась, Парфенов сразу же подал рапорт на имя полковника Теплова, испрашивая разрешения на бракосочетание с гражданкой Ниной Яковлевной Шварц.
Полковник немедленно вызвал Парфенова к себе, спросил:
— Значит, экспромтом решили жениться, лейтенант?
— Нет, товарищ полковник. Я уже давно знаком с этой девушкой.
— Вот как! Почему же я узнаю о таких делах в последнюю очередь? Ведь вы не просто военнослужащий. Несете особую службу!
— Не хотелось беспокоить вас.
Полковник нервно забарабанил пальцами по столу.
— Я очень огорчен, лейтенант.
— Разве жениться воспрещается? — вспыхнул Парфенов.
— Нет, почему же! — пожал плечами Теплов. Дело тут совсем не в женитьбе. Меня огорчает то, что вы, лейтенант, забыли о своей принадлежности к особому роду войск. Кому-кому, а мне уж вы должны были сообщить заблаговременно о человеке, с которым решили связать свою судьбу в военное время, неся к тому же службу в моей части, — Взглянув на рапорт, он спросил: — Кто она, эта Шварц? Кто ее родители? Откуда они? Чем занимались до войны? И разве сама фамилия «Шварц» не вызывала у вас никаких раздумий.
— Никак нет, товарищ полковник, — ответил Парфенов.
— Это же чисто немецкая фамилия.
— Моя невеста не немка — она дочь еврея.
— Расскажите мне, как вы познакомились с ней, и вообще все, решительно все, что известно вам об этой семье.
Выслушав Парфенова, он сказал:
— Придется вам, лейтенант, на некоторое время отложить женитьбу. Почему? Я дам задание произвести проверку. Но, предупреждаю, об этом — ни слова ни вашей невесте, ни ее матери, ни даже Гусеву. Если все окажется в порядке, тогда другое дело. Сам выпью на вашей свадьбе.
Парфенов был явно удручен. Опустив голову, промолвил сдавленным голосом:
— Я никогда не думал, что дело примет такой оборот… К чему эта проверка? Ведь она оскорбительна для честных советских людей.
— Честных, то есть тех, у кого совесть чиста, она не оскорбит, — заметил полковник. — К тому же проверка будет вестись по скрытым каналам. Никто, разумеется, не будет допрашивать ни вашу невесту, ни ее мать.
— Все равно обидно, — вздохнул Парфенов. — Мне обидно. Я могу ручаться за этих людей головой. Почему вы не верите мне?
— Если бы не верил, то этого откровенного разговора не состоялось бы. Я просто-напросто умолчал бы о проверке и провел ее без вашего ведома. Понятно?
— Да, конечно.
— И надеюсь, что вы, как офицер, не нарушите нашего уговора, — напомнил полковник. — Речь идет о соблюдении строгой тайны: семья Шварц не должна знать ничего о проверке.
— Даю слово! — козырнул Парфенов.
Несколько дней группа Гусева отдыхала, потом начала готовиться к выполнению очередного задания. Парфенов почти ежедневно виделся с Ниной. Они то встречались невдалеке от школы, тогда их свидания длились не больше десяти-пятнадцати минут, то Парфенов с разрешения Гусева отправлялся на квартиру к невесте, с ночевкой.
Но вот однажды случилась беда. Одна из групп, сброшенных в тылу врага, пропала без вести. Из партизанского отряда, куда она должна была прибыть, сообщили зашифрованной радиограммой, что авиадесантники не явились к месту встречи и что партизаны, ожидавшие их там, внезапно подверглись нападению со стороны карателей.
Весть о гибели товарищей произвела на нас гнетущее впечатление. Но война есть война. Она не обходится без жертв. Пришел черед лететь моей группе в тот же партизанский отряд. Для высадки был выбран другой район, партизаны встретили нас сразу после приземления, и мы выполнили то задание, которое поручалось исчезнувшей группе, — взорвали склад горючего и авиабомб на одном из вражеских аэродромов!
Мы вернулись в школу в тот день, когда группа Гусева заканчивала подготовку к вылету. Поздно вечером ее перебросили на аэродром. Оттуда на самолете она отправилась в тыл противника. И снова несчастье. Незадолго до рассвета от радиста группы Гусева было принято тревожное, незашифрованное донесение следующего содержания: «Мы окружены, ведем бой. Пытаемся прорваться в лес» Связь вдруг прервалась, и возобновить ее уже не удалось.
А утром нам стало известно об аресте Нины Шварц и ее матери. Для нас это была поистине ошеломляющая новость. Строились самые невероятные догадки. Днем от Гусева нежданно-негаданно снова было получено донесение. Оказывается, ему, старшине Петрищеву и радисту удалось пробиться сквозь вражеское кольцо и попасть к партизанам. О судьбе Парфенова, сержанта Клепикова, и остальных бойцов группы он ничего не знал: то ли они погибли во время перестрелки, то ли были захвачены гитлеровцами.
Это случилось в среду, а на следующей неделе полковник Теплов собрал всех авиадесантников в большом зале школы и сделал тот самый доклад, о котором я уже говорил.
Предварительное следствие установило, что в провале двух авиадесантных групп и гибели наших товарищей были повинны вражеские шпионы, обосновавшиеся в городе. Накануне вылета группы Гусева наши контрразведчики запеленговали работу неизвестной рации, которая вела шифрованные передачи из городского парка. Там, в парке, в подполье пивного ларька, был захвачен вместе с передатчиком неизвестный. Арестованный долго отказывался назвать свое имя и своих сообщников, и только под утро, когда группа Гусева уже попала в засаду, удалось развязать язык предателю. Одними из первых он назвал Нину Яковлевну и Аглаю Тимофеевну Шварц. Из их допроса выяснилось, что семья Шварц была еще до войны завербована немецко-фашистской разведкой. Глава семьи — не еврей, а немец — несколько лет проработал врачом в одной из львовских больниц. Сразу же, как только началась война, он переправил семью подальше от фронта, а сам, дождавшись прихода немцев, поступил на службу в гестапо и через своих агентов установил связь с семьей.
Потерявший бдительность Парфенов стал невольным соучастником шпионской группы. Он доверчиво выбалтывал то, что она старательно выуживала. Впервые это случилось в день рождения «Аглаи Тимофеевны», когда Парфенов сообщил о подготовке группы товарищей к очередному заданию, о дате вылета и о месте высадки. Группа погибла, затем Парфенов рассказал о задании, которое получила группа Гусева… И только, кажется, об одном умолчал он: не предупредил свою возлюбленную, что полковник Теплов решил провести проверку…