(66, 1) И не происходит ли робость от неведения того, что подлинно страшно, а что нет? А если так, то подлинное мужество свойственно лишь истинному гностику, знающему блага настоящего и будущего. Знающий, как я уже говорил, каких зол не следует страшиться, и твердо убежденный, что один лишь порок есть действительная смерть и пагуба для стремящихся к познанию, облеченный в божественное всеоружие, он ведет с ним непрерывную брань. (2) Если с кем-нибудь от недостатка ли благоразумия и осторожности или же в результате действия, а лучше сказать, содействия дьявола, приключается какая-то напасть, то не следует винить в этом собственную глупость или нечистого. (Ибо благоразумие — это не деятельность, а склонность, и никакая склонность не является деятельностью.1594) Таким образом, деятельность, совершенная по неведению, не есть неведение, но зло, порожденное этим неведением. Действительно, ни грехи, ни страсти не являются злом сами по себе, хотя источником их и является зло. (3) Поэтому тот, чье мужество не основано на разуме, не может быть истинным гностиком. В противном случае и детей, которые из-за своего неведения не страшатся опасных вещей, также следовало бы назвать храбрыми. Так они не боятся притрагиваться к пламени. С таким же основанием можно приписывать мужество и диким зверям, слепо бросающихся на копья и рогатины. Объявим ли мужественными и площадных скоморохов, которые ловко перепрыгивают через мечи, занимаясь столь опасным ремеслом за установленную плату? (4) Совсем иное дело человек, проникнутый истинным мужеством. Если разъяренная толпа ведет его на казнь, он отважно встречает все, что бы с ним не приключилось. В этом его отличие от тех, кто только на словах являются мучениками: эти последние подвергают себя разным случайностям безрассудно и, мягко выражаясь, сами не зная зачем. Мученики же истинные держатся поначалу в стороне, предохраняя себя от опасностей, как подсказывает им здравый смысл, но когда заслышат призыв Господа, спешат предать себя судьям, свидетельствуя о своей вере, выделяясь из толпы вовсе не из-за дерзости, но являя всей земле образец подлинно разумного мужества. (67, 1) Не в пример большинству, которые стремятся к мучениям сравнительно легким из страха перед большими, и не из опасения порицания собратьев по вере и им сочувствующих, они следуют зову. Движимые любовью, они с готовностью следуют голосу, который зовет их, увлекаемые лишь желанием угодить Богу и не ждущие никакой иной награды. (2) Некоторые, напротив, добровольно идут на смерть ради славы, другие — для того, чтобы избежать мук еще более ужасных; третьи — чтобы приобщиться после смерти к радости и веселью. Такие еще дети в вере. Они, если угодно, блаженны, но все же идут не тем путем, который подобает совершеннолетним, и не тем, которым шествует истинный гностик, движимый любовью к Богу. (Но у Церкви и для детей есть венки: как за победу в соревновании в гимназии, она награждает не только мужей.) Стало быть, нужно воспламенять в себе любовь ради нее самой, а не ради посторонних наград. (3) Итак, совершенное мужество развивается в мудреце одновременно с познанием, укрепляясь в нравственной жизни, и от ежедневной борьбы со страстями.
(4) Любовь делает своего атлета бесстрашным воином, чуждым малодушию, наполняет твердым и всецелым упованием на Бога, умащая и тренируя его, подобно тому, как и праведность внушает ему правдивость во всех делах, которая заключена в заповеди: «Да будет у вас: да, да; нет, нет».1595 (5) То же нужно сказать и о благоразумии. (6) Ибо борется он не из стремления к славе и почестям, подобно атлетам, состязающимся из-за венка и известности. И не тяга к богатству должна руководить им, как бывает с тем, кто становится скупердяем под влиянием этого гибельного порока. Не делает он этого и из любви к своему телу и ради поддержания здоровья. Тем более отличен он от тех, кто воздерживается просто потому, что ведет грубый образ жизни и не случилось ему еще отведать роскоши. (7) Такой человек, проводящий всю свою жизнь в тяжелых трудах, если получит возможность насладиться благами жизни, непременно утратит всякое чувство меры. Лишь только представится благоприятный случай, он непременно покинет путь добродетели и преступит закон. (8) Напротив, контроль над собой, то не ради него самого, а ради гносиса, вечно сущего, делает человека господином и хозяином над собой. Только истинный гностик воистину воздержан и неподвластен страстям. Он не плавится в их горниле, подобно алмазу.
(68, 1) Причиной всех этих наук, наиболее святой и царственной, является любовь. Верная всему благому и доброму, отличающаяся единством, характерным для нее, причина эта возвышает гностика до степени друга и сына Божьего, который воистину становится «совершенным мужем в меру возраста»1596. (2) Единодушие относительно одного и того же есть согласие. Тождество же — это то же самое, что и единство. Дружба поддерживается сходством, а сходство ведет к единству. (3) Таким образом, гностик, который любит единого и истинного Бога, становится его другом и оказывается среди его сыновей. (4) Подлинное благородство человека, истинное значение познания и совершенство заключены в непрестанном знании Бога и духовном созерцании его. Окончательное совершенство, достигаемое истинно мудрым, есть очищение души от малейшей скверны. Вот когда удостаивается он вечного созерцания Вседержителя Бога «лицом к лицу» (1Кор. 13:12.). (5) Однажды проникшись духом, стремится он в сродную ему Церковь, в сонмы духов, и наследует покой в Боге.
XII. Гностический образ жизни (продолжение)
(69, 1) Так, следовательно, обстоят дела и таково отношение гностика к его душе и телу; мы видим также, что ведет он себя одинаково и ровно по отношению к своим ближним, соотечественникам, законным врагам или кому бы то ни было. (2) Он не отвергает своего брата, который, в соответствии с божественным законом, имеет одного с ним отца и одну мать. Он помогает нуждающимся, утешая и поддерживая их, и давая им средства к существованию, каждому при этом предлагая именно то, в чем тот нуждается, а не всем одно и тоже, соблюдая справедливость и учитывая личные заслуги, не обращая внимания на то, что некто может сказать ему, что он сдался из страха, если в действительности не из страха, но из желания помочь сделал он это. (3) Ибо насколько реже встречаются те, кто для своих врагов не жалеет серебра и не терпит лжи даже от своих ближних и любимых? Таков идеал, из которого мы исходим для того, чтобы достичь точного знания о том, что нам делать, в какой мере, когда и каким образом.
(4) Кто, будучи в здравом уме, будет враждебно относиться к тому, кто не подает никакого повода для враждебности? (5) Именно в этом смысле мы говорим, что Бог не враг и не противник никому, поскольку он является творцом всего сущего и ничто из того, что существует не возникло помимо его воли. Однако мы утверждаем, что каждый неверный, ходящий не в соответствии с его заповедями, является врагом ему, поскольку ненавидит его завет. (6) Именно так обстоят дела и с гностиком, поскольку он также не враг никому, однако те, кто идут противоположным путем, могут считаться врагами ему. (7) Образ жизни, который мы предпочитаем вести, называется праведность, однако различение по этому признаку, в зависимости от достигнутого знания, на более и менее достойных, является мерилом наивысшей праведности. (8) Некоторые практикуют правильные вещи неразумно, воздерживаясь, например, от наслаждения. Так некоторые из язычников по причине невозможности «достичь желаемого»1597 или из страха перед людьми, или же ради чего-то большего воздерживается от благ, которые им непосредственно доступны. Точно так же некоторые из религиозных побуждений ограничивают себя, выполняя данный ими обет или из страха перед Богом. (70, 1) Разумеется, подобные самоограничения являются основой знания, началом пути к лучшей жизни и попыткой достигнуть совершенства. Ибо «страх Божий» является «началом мудрости», (2) однако совершенный «все принимает и выносит» для того, чтобы «порадовать не человека, но Бога».1598 (3) И хотя ему полагается за это награда, однако не собственно за его дела, но по уподоблению и на пользу тем, кто заслуживает награды. (4) Другие же говорят, что признаком умеренного человека является не только способность держать свои страсти под контролем, но также и способность контролировать благие вещи; такой человек постиг со всей достоверностью все премудрости науки, и именно это в результате приносит плоды в виде добродетели.