Джелал в исступлении огляделся вокруг. Некоторые из зрителей кивали, соглашаясь с ним, но лицо Андориса оставалось таким же безучастным, как его маска. Юноша сглотнул, ощутив себя человеком, стоящим с петлей на шее.

— Меня словно безумие охватило, — продолжил он. — Я и понятия не имел, что жаба находится в лаборатории. Как только я понял, что это фамильяр Квинара, я попытался остановить двойника, но не смог. Двойник вел себя так, словно у него появился свой собственный разум. Он продолжал крушить и ломать…

Гомункул в спальне Андориса закусил губу, впившись в нее острыми зубами.

— Видишь? Он не специально это сделал!

Андорис не обратил внимания на вкус крови.

— Тебе есть, что еще сказать, перед тем как приговор будет приведен в исполнение?

— Это была всего лишь жалкая лягушка! И насколько известно, Квинар уже воскресил ее. Как можно приравнивать жизнь лягушки, пусть и фамильяра волшебника, к жизни человека?!

— Наказание, предусмотренное законом за это преступление, — смертная казнь.

— Но я твой сын!

Не выражая никаких эмоций, судья Дератар начал произносить заклинание, которое должно было перенести Джелала прямо к мифаллару. К этому времени толпа в Колонном Зале уже заметно поредела. Вдалеке Андорис мог видеть людей, толпившихся теперь у сооружения с мифалларом. Они с ожиданием вглядывались внутрь через зарешеченные стены конструкции. Магическая энергия, потрескивая, устремилась к указательному пальцу Андориса, и когда его кончик добела раскалился, губы молодого человека скривились в презрительной усмешке.

— Скажи, Лорд Верховный Судья Дератар, каково это быть все время правильным? Тебе будет приятно смотреть, как твой сын ум?…

— Не-е-ет!

Андорис, вцепившись в серебряное кресло, тяжело дышал. Впервые за несколько десятилетий он испытывал незнакомое доселе ощущение — боль. Ему удалось отбросить большую часть нахлынувших эмоций, и он вздрогнул с облегчением, когда понял, что они передались гомункулу. Но маленький осколок боли все же остался, и сейчас он ледяной занозой сидел в его сердце.

А там, в комнате сидел гомункул, сложив крылья за спиной, обхватив руками колени и прижав их к костлявой груди. Он качался взад-вперед, как покалеченный ребенок, и его рыдания перемежались со стонами. Каждый раз, когда он сжимал глаза, из них текли новые слезы.

— Джелал говорил правду — мантия это подтверждала.

— Я знаю, — ответил Андорис.

— Приговор был несправедливым.

— Я знаю, но таков… закон.

— Но он же умер!

Гомункул резко вскочил, схватил портрет Джелала со стены и швырнул его на пол. Но это не принесло ему успокоения, и он разбил чернильницу, прикрепленную к верхнему краю картины. Чернила брызнули во все стороны, залив улыбающееся лицо Джелала.

— Как мы могли убить нашего любимого сына? Мы ненавидим себя!

Часть разума Андориса находилась «здесь и сейчас». Он стоял в Спиральном Зале, слушая, но не слыша гудение толпы и взволнованные вопросы Верховного Судьи Вентара, обращенные к нему вполголоса.

Другая часть смотрела глазами гомункула на только что устроенный погром — на расползающуюся лужу чернил в окружении мелких брызг.

Уставившись на них, Андорис вдруг поразился тому, какими крошечными были эти брызги, как мало места они занимали. Внезапно к нему пришла мысль… мысль настолько потрясающая, что Андорис даже не заметил боли, которую разделил с гомункулом, когда тот со всей силы ударил руками по разбитой чернильнице и порезал их. Он понял, что обычный мифаллар был таким огромным из-за того материала, что лежал в его основе — длинных нитей самого Плетения; но мифаллару, сделанному из пустого пространства между ними, не обязательно быть таким большим. Его можно сжать, сделать совсем крошечным… таким, чтобы можно было поместить внутрь теневого двойника.

Это объяснило бы, почему Бламира оказалась не в состоянии контролировать или развеять двойника, после того как стерла свои воспоминания. Поддерживаемый собственным источником магии, идущей прямо из Теневого Плетения, теневой двойник был абсолютно независимым. И так было с самого начала. Следовательно, он был невиновен, раз никогда не находился под контролем Бламиры, а был создан лишь для того, чтобы обеспечить ей алиби, и произошло это, скорее всего, уже после преступления.

На короткий миг Андорис почувствовал, как дрогнули его губы. В другом человеке это вылилось бы в улыбку, но Андорис спокойно подавил эмоцию, вытолкнув ее на свое место — в гомункула.

Однако эмоция тут же вернулась к нему.

— Очень умная гипотеза, — раздался насмешливый голос, — но почему ты так уверен, что прав?

Схватив с пола стеклянный осколок, гомункул занес его над своей рукой.

— А насчет меня ты прав?

Осколок резко опустился, и ярко-красная кровь брызнула на чернила на полу. Андорис попытался остановить гомункула, но обнаружил, что не может этого сделать.

— Разумеется, я прав! — закричал он. — Я могу доказ…

Он осекся на полуслове, заметив, что произносит это вслух — более того, кричит голосом, полным гнева.

Вентар удивленно смотрел на него через отверстия в маске.

— Андорис, — сказал он тихо. — Ты выглядишь таким… странным. С тобой все в порядке? Может, нам стоит сделать перерыв?

Впервые за многие годы Андорис почувствовал неуверенность. Он ощутил себя человеком, который внезапно обнаружил, что ступает не по твердой почве, а по тонкому речному льду. Он начал дико озираться и увидел, что не только Вентар смотрит на него.

— Быть все время правильным не всегда хорошо, — прошептал слабый голос. Гомункул лежал на полу в расплывающейся луже крови. — Иногда сомнения несут… справедливость.

Гомункул умер.

Тихо всхлипнув, Андорис пошатнулся. Его захлестнуло леденящее чувство вины, борясь с которым, он кое-что понял. Знание и соблюдение всех тонкостей закона подчас не так важно. Гораздо важнее другое — справедливость.

Если бы первое испытание увенчалось успехом, он бы приговорил к смерти невинное существо. Так же, как когда-то приговорил своего сына. Андориса все еще била мелкая дрожь, когда он поднял руку, призывая к тишине. Когда в Спиральном Зале стало тихо, он огласил вердикт с такой уверенностью, которую никогда по-настоящему не ощущал все эти годы.

— По обвинению в шпионаже, Ширис Бламира признается виновной и приговаривается к смерти без возможности воскрешения. Созданный ею теневой двойник признается невиновным. Более того, он наделяется всеми правами и привилегиями «человека или существа», несмотря на то что поддерживается мифалларом. Я понимаю, что тем самым создаю прецедент, но это моя прерогатива как Лорда Верховного Судьи Анклава Карсуса. Наконец, я выбираю не совсем обычный вид казни. Казнь будет одновременно и вторым испытанием. Обвиняемых доставят в Союз Тени, где каждая прикоснется к теневому мифаллару. Теневой двойник, естественно, не пострадает от этого, так как уже связан с ним в отличие от волшебницы Бламиры. Прикоснувшись к мифаллару, она тут же будет уничтожена.

Обе Бламиры начали готовиться ко второму испытанию, а зрители наверху разразились восторженными криками. Не обращая на них внимания, Андорис снял маску и посмотрел на нее. По его щекам катились слезы, которые падали на холодную костяную поверхность и продолжали бежать по гладким, отполированным щекам маски. Андорис разжал дрожащие пальцы. Маска упала у его ног и с громким треском раскололась. Он больше не нуждался в ней.