И все вспомнили недавнее щедрое барское угощение холодцом, которое так удивило крестьян: помещица была крайне скупа.
- Господи! Оборони нас! - завопили мучимые страшной догадкой крепостные. Священник попытался их остановить, но это еще более усилило общее смятение.
- За вилы, браты! - заорали вдруг молчавшие до этого братья-близнецы Савелий и Иван Кривые. - Хватайте эту ведьму!
И толпа бросилась к имению помещицы, жившей в ближайшем сельце Рудня. Так бы и закончила свои дни на вилах разъяренных крестьян вщижская помещица Лапушкина, если бы ей не удалось своевременно умчаться на одноместной коляске в уездный Брянск. Всю ночь погоняла коней преступница. К утру ей, наконец, удалось добраться до города и спрятаться у своей знакомой купчихи.
Вщижские крестьяне провели эту ночь в беготне по деревне и спорах. Наутро вместе со священником они кучно двинулись к сельскому кладбищу, где обнаружили три вскрытые могилы, а в них обезображенные, безголовые трупы.
Разъяренная толпа, уже не управляемая отцом Василием, помчалась к дому помещицы. Гнев и ужас людей усилились, когда на чердаке были найдены человеческие черепа со следами варки! Тут уж мужики окончательно разбушевались! Однако отец Василий совершил в этот поистине страшный момент настоящее чудо. Громким решительным голосом призвал он мужиков успокоиться, а затем запел церковную молитву, прося Бога защитить деревню от Сатаны. Крестьяне встали на колени, склонили головы и начали истово молиться. Таким образом священник сумел предотвратить мятеж и спас помещичий дом от сожжения.
Через два дня в Брянск приехали посланные «от мира» люди - священник и еще два крестьянина - с письменной жалобой к властям на злодейство помещицы. Ознакомившись с письмом и выслушав жалобщиков, власти немедленно арестовали Лапушкину. Началось тщательное уголовное расследование. В процессе его всплыли многие факты из деятельности помещицы. Как сообщили свидетели, она еще ранее совершала преступления: брала якобы на временное содержание детей проходивших через ее поместные земли богомольцев, а потом их не возвращала. Ни слезы отчаявшихся матерей, ни жалобы крестьян на жестокосердную помещицу не действовали. Убедившись в своей безнаказанности, госпожа Лапушкина в конце концов и совершила самый ужасный за историю уезда поступок!
Помещица преследовала цель прекратить побеги своих крепостных и умножить их число за счет воровства детей и переманивания крестьян от других помещиков. Но ничего не получалось, и к лету 1848 года побеги несчастных крепостных стали массовыми.
Как-то через село проезжал один помещик, везший с собой в телеге раненого венгерского офицера. Зайдя к Лапушкиной и узнав о ее бедах, мадьяр предложил следующий способ удержать крепостных: надо достать мертвые человеческие головы, сварить их и этим отваром напоить крестьян, можно добавить его и в твердую пищу.
Бестолковая Лапушкина, не долго думая, тут же привела совет в исполнение. Она выбрала двух верных ей людей, приказала им разрыть первую свежую могилу, отрезать у покойника голову и принести к ней. Случай привел святотатцев ко вщижскому кладбищу, к могиле только что схороненной Евдокии Федоровой. Один из доверенных Лапушкиной соблазнился платком, снятым с покойницы, взял его с собой и отдал своей жене, а та - дочери. На другой день разрыли еще две могилы и всем покойникам отрубили головы (по случаю холеры недостатка в свежих покойниках не было). Эти головы Лапушкина сварила и приготовила из них студень, обильно сдобрив варево кореньями и пряностями.
Первый, на кого пал жребий отведать этого кушанья, был пасечник, который, как сообщалось в материалах следствия, «изрядно поел мертвячины». «Угостились» почти все крепостные Рудни и более двух десятков вщижан. То же самое предстояло и всем остальным крестьянам, но случай с платком прекратил «неслыханное варварство».
Судебный следователь выезжал на могилы, тщательно все осматривал и сделал такое заключение, что власти пришли в ужас.
В конце концов, дело, ввиду его чудовищности, стали потихоньку «заминать». Лапушкину судили долго, пока эта история не надоела всем тяжущимся крестьянам. Но пострадали только дворовые, доверенные люди помещицы, которых обвинили в «злодействе, богохульстве» и прочих смертных грехах и сослали в Сибирь. Помещица же отделалась легким испугом: за «неумение управлять бестолковыми дворовыми и неведение, что они творят» она лишилась своих владений в местечке Рудня и селе Вщиж и больше уже никогда там не появлялась.
«Десница», № 24 от 12.06.2002 г.
Г И Б Е Л Ь Б Р Я Н С К И Х Г О Р О Д О В
Мрачные своды тесной кельи Ильинской церкви, единственного христианского храма Киева, едва оживлялись трепетавшими тенями. Небольшая восковая свеча скудно освещала грубый дубовый стол, за которым священник-грек неторопливо писал свое донесение в Константинополь. «В лето 985 от Рождества Господа пошел князь Владимир на болгар серебряных по Днепру и Десне…»
Отложив перо, византиец задумался: «Год назад князь послал своих воевод на восток на вятичей - покорять отдаленные северо-восточные земли. Так и завяз там в лесах его знаменитый воевода, прозванный славянами Волчий Хвост. Ну, что ж, - вздохнул священник, - меньше будет хлопот империи, русы вряд ли теперь повторят набеги беспокойного Святослава, отца Владимирова.» И вновь заскрипело перо: «В лето 988 решил князь строить крепости по рекам Десне, Осетру, Трубежу, Суле, Стугне…»
А в это время в трехстах верстах от Киева в небольшой крепости, расположенной на холме на берегу реки Десны, воевода Волчий Хвост, воинственный покоритель славян - вятичей и радимичей - ожидал великого князя. Крепость была только что построена и чем-то напоминала огромную чашу. Окружена дубовым частоколом, небольшим, но глубоким рвом с водой. Князь Владимир мог здесь хорошо отдохнуть после утомительного пути на стругах по Днепру и Десне…
Однако ожидание исполнительного воеводы было напрасным. Князь так и не посетил маленькую крепость Бряньск и пошел, видимо, дальше по Днепру…Лишь великокняжеский посланец побывал здесь и увез с собой воеводу с большой дружиной. В крепостце-засеке остался для ее охраны и взимания дани с покоренных жителей лишь небольшой, но хорошо вооруженный гарнизон.
Система организации княжеских владений была довольно сложной и разветвленной. Создавалась целая сеть далеко раскинутых городков; крепостцы покрывали равномерной сетью территорию княжества, как бы разбивая ее на округа, на расстоянии в 50 километров друг от друга. Строились они практически в одно и то же время, начиная с 988 года и включались в единую систему укреплений - первую засечную полосу, закрывавшую древнюю Русь от воинственных кочевников. Так, в 50 верстах от Бряньска вверх по Десне был основан городок Вщиж, появились крепости Стародуб, Радогощ, Корачев и другие известные ныне Брянские города.
«Судьбы этих маленьких городов-крепостей были различны. Одни надолго оставались всего-навсего маленькой административно-хозяйственной точкой княжеского владения и постепенно замирали, другие превращались из городка-крепости в резиденцию какого-нибудь князька, иногда перерастали в настоящий город и даже становились центром небольшого феодального государства. Такой путь, например, прошла Москва. На полпути остановился древний Вщиж.» (Б.А.Рыбаков). Еще меньший путь прошел древний Бряньск.
Этот городок впервые упоминается в Ипатьевской летописи в 1146 году, причем как располагавшийся в «лесной земле Корачевской». В этот год князь Изяслав, воспользовавшись восстанием горожан Киева против Ольговичей, захватил стольный город и объявил себя великим князем. Ольговичи решили не уступать. Коалицию по борьбе за киевский престол возглавил князь Святослав. Для борьбы с киевским князем он заключил союз с Юрием Долгоруким. Верная дружина князя сражалась отчаянно. Однако Святослав понимал, что до прихода главного союзника Юрия Долгорукого ему не по силам долго противостоять врагу, поэтому он решил временно спрятаться в Корачеве, но когда враги вынудили его оттуда уйти, пошел сначала в Бряньск, а затем «в Вятичи». Находясь здесь, Святослав написал Юрию Долгорукому письмо, в котором просил его придти к нему на помощь. Именно с этими событиями связано и первое упоминание в летописи о Москве. В ответ на письмо Святослава князь Юрий прислал вошедший в летопись ответ: «Брате, приди ко мне в Москов.»