Даллеса больше всего бесило, пожалуй, не то, что американских шпионов, как правило, быстро вылавливают в социалистических государствах. Это еще можно было, скрепя сердце, принять как неизбежные потери тайной войны. Но вот почему его агенты во все возрастающем числе добровольно порывают с американской разведкой и являются с повинной в органы государственной безопасности противника? И не только являются, но и дают развернутые показания, выворачиваются наизнанку, нанося тем самым большой ущерб Центральной разведке?
Взять хотя бы П. Ковальского и С. Сенто. Эти американские агенты, длительное время возглавлявшие в Польше подпольную контрреволюционную организацию ВИН, в конце 1952 года явились в польские органы безопасности, сдали секретные инструкции, полученные от ЦРУ, списки агентуры, шифры, оружие и валюту на сумму свыше миллиона долларов.
А руководитель одной из резидентур секретной службы США в Гамбурге Ф. Зволинский? Он перешел границу Чехословакии и все рассказал сотрудникам органов общественной безопасности.
Воспоминание о таких случаях вызывает у шефа ЦРУ прилив ярости. Он не хочет, чтобы это заметил Туайнинг, представитель соперничающей с ним, Даллесом, группы военных: они втихомолку подкапываются под него и ждут не дождутся, чтобы наложить лапу на его ведомство. Черта с два! Он тоже не лыком шит!
И Даллес, сделав вид, что не заметил реплику Туайнинга, самокритично продолжает:
— Да, мы допустили ошибку. Мы забыли о технике. А зря. Ведь у техники не сдадут нервы, она не явится с повинной на улицу Дзержинского, не обманет, не подведет, не выдаст... Радары и электронные приборы должны занять место разведчиков типа Маты Хари.
— Правда, — продолжает он, бросив ехидный взгляд на Туайнинга, — мы вместе с нашими коллегами из ВВС предприняли широкую акцию по засылке баллонов, снабженных автоматическими фотокамерами, в воздушное пространство Советской России. К сожалению, мы слишком положились на профессиональное мастерство специалистов из ведомства генерала Туайнинга, которые руководили операцией «Моби дик». Русские научились быстро обнаруживать баллоны и сбивать их, как стрелок-стендовик — тарелочки.
— Простите, сэр, — не выдержал подполковник Хемлок,— мы в исследовательском управлении считаем, что русские не могут сбивать баллоны «Моби дик». Они летят слишком высоко и недосягаемы для зенитной артиллерии. Очевидно, русским удалось узнать шифр, и они снизили их, посылая команду по радио. Если мы улучшим шифр, то положение может в корне измениться.
— НАСА не разделяет вашего оптимизма, подполковник, — сказал Привитт.
— «Моби дик» — это пройденный этап, — начал Биссел, но Даллес, воспользовавшийся передышкой, чтобы набить трубку, перебил его.
— Не спешите, Дик, — сухо заметил он. — Я сам закончу свою мысль. Да, от разведки с помощью воздушных баллонов мы отказываемся. Этот способ, предложенный в свое время разведывательной службой ВВС, не оправдал себя. Генерал Туайнинг получит соответствующее указание от президента. Сейчас я хочу сообщить вам о новом плане разведки за железным занавесом. Он отвечает новым условиям. Этот план уже утвержден президентом и получил визу государственного департамента...
Никто из присутствующих в этом не сомневался. Им было прекрасно известно, каким влиянием на президента Эйзенхауэра пользовались братья Даллесы — старший Джон Фостер, ставший во главе дипломатического ведомства после победы республиканцев па выборах в 1952 году, и младший — Аллен Уэлш, возглавивший Центральную разведку.
— Речь идет, — после минутной паузы продолжал Даллес, — о программе непрерывного шпионажа. Что это значит? Это значит, что мы должны использовать все имеющиеся в нашем распоряжении средства для того, чтобы непрерывно, каждый день, каждый час, каждую минуту получать из-за железного занавеса разведывательную информацию... Присутствующие, за исключением Биссела, переглянулись.
— Да, да, — повторил Даллес, наслаждаясь удивлением участников совещания, — каждую минуту. Вы понимаете, что нам не обойтись без использования новейших достижений науки и техники. И мы это сделаем. Небо над Советской Россией будут бороздить на недосягаемой высоте новые самолеты, снабженные самой совершенной фототехникой и электронным оборудованием для обнаружения ракет, атомных станций и радаров. Вдоль железного занавеса будут расположены сотни постов радиоперехватов, стационарных и передвижных на автомашинах, подводных лодках, морских судах. Они будут фиксировать любой радиотелефонный разговор между советскими воинскими частями, между командными пунктами на аэродромах и летчиками, находящимися в воздухе... Л мощнейшие радарные станции на наших военных базах вокруг Советского Союза будут фиксировать любой запуск ракеты на советской территории. Мы будем шпионить за русскими и их союзниками на земле, в воздухе, на воде и под водой!
Генерал Туайнинг сделал нетерпеливый жест. Ему, видимо, надоел затянувшийся монолог главного шпиона Вашингтона. Даллес заметил это.
— Дорогой генерал, — сказал он торжественным тоном, — вы приглашены сюда, чтобы помочь мне в реализации первой части программы непрерывного шпионажа, — нам нужно организовать глубокое проникновение нового высокополетного самолета-разведчика «Локхид У-2» в воздушное пространство Советского Союза. Мы будем рады, генерал, видеть в вас нашего первого консультанта.
Туайнинг понял, что его устраняют от руководства полетами У-2, но молча проглотил горькую пилюлю: с Даллесом он не мог тягаться.
— Вы, полковник, — Даллес взглянул на Привитта, — должны позаботиться о тщательной маскировке полетов У-2. Вы понимаете, что они для нас значат? Ведь с помощью У-2 мы будем действовать безопаснее, точнее и надежнее, чем с помощью агентов на Земле. Добытые с помощью этого самолета данные можно будет сравнить только с технической документацией, полученной непосредственно из советских учреждений и лабораторий.
«Эка его занесло, — подумал Туайнинг. — У-2, — штука, конечно, хорошая, но делать из него абсолютное разведывательное оружие?! Уверен, что не пройдет и года, как русские найдут средство борьбы с ним». Но он опять промолчал, а Даллес продолжал наставлять Привитта:
— Официально У-2 будут работать для НАСА. Ну, скажем, использоваться для... взятия высотных проб воздуха. Или еще что-нибудь в этом роде. Подходит?
— Вполне, — ответил Привитт, — мы через пару дней представим вам необходимые данные для разработки правдоподобных вариантов прикрывающих версий.
...Собственно, на этом можно закончить наш репортаж о воображаемом совещании в кабинете Даллеса.
Еще в 1955 году консультант ВВС США полковник авиации Ричард С. Легхорн заявил, что воздушный шпионаж американцев якобы целесообразен тем, что его можно «проводить тайно и без советского разрешения, но с малыми потерями и с большим результатом для Запада». На самом деле, как показала жизнь, воздушный шпионаж Вашингтона против Советского Союза оказался не тайным, не безопасным и не результативным.
Самолет У-2 создавался под великим секретом. Конструкцию разработал известный авиационный инженер вице-президент фирмы «Локхид» Кларенс Л. Джонсон. От ЦРУ осуществлением проекта руководил Ричард Биссел. Первая серия состояла из 20 самолетов, их отдельные узлы изготовили на заводе фирмы «Локхид» в Бербанке (Калифорния), а сборка производилась на отгороженном от внешнего мира испытательном атомном полигоне в Неваде.
Все сотрудники ЦРУ, которые участвовали в программе «У-2», прошли усиленную проверку детектором лжи. Количество документов постарались свести к минимуму, разговоры велись с глазу на глаз. Но, несмотря на все меры предосторожности, слухи о таинственном самолете все же распространились. Начала писать о самолетах-призраках и печать. Так, журнал «Модел эйрплейн ньюс» в марте 1958 года сообщил: «Согласно неподтвержденным слухам, самолеты У-2 совершают полеты через железный занавес для производства аэрофотосъемки».
По данным западной печати, самолеты У-2, поднимаясь с аэродромов в Западной Германии, Турции. Японии, почти за четыре года с нюни 1956 по I мая I960 гола — совершили более 30 полетов над социалистическими странами. В Вашингтоне придавали огромное значение воздушному шпионажу. «Мы знали, — заявил государственный секретарь Кристиан Гертер после того, как был сбит Пауэрс, — что провал любого задания, выполняемого в соответствии с этой программой, привел бы к серьезным последствиям; но мы считали, что извлекаемая из этого большая польза оправдывает сопряженный с нею риск».
