«До чего же он высокомерен!» – подумала она. В подзорную трубу она видела, как он стоит и ждет ее, спокойно, точно прогуляться вышел.
«Как, он еще улыбается?»
Она сложила подзорную трубу и нащупала в кармане скаммр, новую реликвию, над которой работала уже давно, но до последнего времени никак не могла справиться. Предназначение скаммра состояло в том, чтобы сводить на нет действие любых других реликвий, находящихся поблизости, ненадолго парализуя магическую силу древних. Устройство еще не прошло полевых испытаний, но Папус была убеждена, что оно сработает как надо, хотя пользоваться им следовало осмотрительно; однако Дартун казался ей совсем беззащитным, и она подумала, что справится с ним за один раз.
«А что, если он хочет сдаться? – мелькнула у нее мысль. – Может, он устал бродить здесь так долго?» Другие члены его ордена ждали на холме рядом с санями, так что его поведение не походило на проявление агрессии. Кстати, а почему их так мало? Ведь орден Равноденствия включал в себя куда больше людей, чем та жалкая кучка.
С каждым шагом она все больше убеждалась в том, что человек впереди действительно Дартун. Когда до него осталось не больше пятидесяти шагов, она подняла руку, делая своей свите знак остановиться.
– Думаю, будет лучше, если для начала я одна вступлю с ним в контакт, – сказала она.
– Нет, гиджа, пожалуйста, не надо, – взмолилась Баэль, одна из младших в ордене. – Вспомните, что случилось с Минофом. Этот человек опасен, ему нельзя доверять.
Папус сочла ее слова не пустыми и, поглядев на Дартуна, который поджидал ее все с тем же беззаботным видом, сказала:
– Ладно, идемте группой.
Решительно и настолько синхронно, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, культисты ордена Даунира двинулись вперед, чтобы наказать зарвавшегося коллегу.
Когда до Дартуна оставалось не более сорока шагов, он крикнул:
– Наверное, ты по-настоящему любишь меня, раз последовала за мной в такую даль? – И его глухой смех прокатился над ледяным простором.
«Свинья высокомерная!» – подумала она. Дартун стоял внутри снежной ложбины на плоской ледяной площадке, образованной, по-видимому, небольшим озерцом. По его берегам топорщили свои ветки искривленные морозом деревья, точно пытаясь вырваться из снегового плена.
Папус начала свою хорошо отрепетированную речь:
– Дартун Сур, годхи ордена Равноденствия, ты…
– И любишь же ты повторять очевидное, Папус, – перебил Дартун. – Лучше скажи, зачем ты пришла сюда?
– Затем, чтобы свершить правосудие, Дартун, не больше и не меньше. От имени империи требуем, чтобы ты вернулся с нами в Виллджамур и там ответил за свои преступления.
– И что же это за преступления такие? – поинтересовался Дартун, с презрительной улыбкой оглядывая стоявших перед ним культистов.
– Оживление мертвых хотя бы, – окрысилась на него Папус. – Ты воспользовался своим положением культиста и пренебрег этическими нормами нашего братства.
– Да иди ты, – сплюнул Дартун, – со своими этическими нормами вместе!
«Как он смеет так говорить со мной?» Папус захотелось схватить этого человека за шиворот и утащить в Виллджамур силой. Она повернула голову влево, ладонью прикрыв глаза от ледяного блеска. Один из членов ее ордена вышел вперед: это был Телов, коренастый блондин с красным от ветра и холода лицом. Из глубины своего мехового одеяния он извлек связку цепей, которые начали немедленно переливаться фиолетовым светом и плеваться пурпурными искрами.
– Не советую ему пускать эту штуку в ход, – проворчал Дартун.
– Это еще почему? Разве у тебя есть реликвии? – поинтересовалась Папус. Но Дартун продолжал стоять молча, вытянув вдоль боков руки, и только тут она обратила внимание на то, что он не укутан, как все остальные. Его темный плащ свободно висел на его несколько исхудавшей фигуре. Одежда имела далеко не лучший вид: сквозь дыры местами виднелось голое тело, а местами… что-то металлически блестело.
Телов осторожно вытянул перед собой руки с зажатыми в них концами цепей, – судя по напряженности его движений, он сильно нервничал. Папус так давно хотелось захватить Дартуна, что их теперешняя встреча казалась ей слишком невыразительной, а предстоящее пленение лишенным драматизма. Неужели этот легендарный культист так легко сдастся и позволит просто отвезти себя обратно в Виллджамур?
Вдруг Дартун опустил голову и закрыл глаза. Она услышала исходившее от него легкое жужжание. По-прежнему не глядя, Дартун протянул руку и схватился за цепь, которая при таком напряжении должна была бы просто убить его на месте.
Раздался громкий электрический треск: энергия потекла по цепям назад, пробила держатели-изоляторы и подожгла руки Телова. Тот взвизгнул, попытался отбросить цепи, но они точно приклеились к его рукам, и тогда он, обливаясь слезами и не сводя глаз со своих дымящихся ладоней, упал на колени.
Папус тут же активировала скаммр, и цепи упали на снег, а наполнявшая их энергия древних исчезла, рассеявшись в пространстве. Телов повалился на бок и зарыл в снег обожженные руки.
Папус была ошарашена: как без единой реликвии Дартун ухитрился сделать такое?
Тот, выпрямившись и разведя руки в стороны, спокойно стоял и смотрел, оценивая ситуацию. Потом он опять взглянул на Папус и улыбнулся.
– Уверена, что справишься со мной?
– Как ты это сделал? – спросила она. – У тебя ведь нет никаких реликвий.
– Я уже не тот, кем был раньше, – ответил Дартун.
Тем временем действие скаммра должно было уже прекратиться. Она подала знак, и четверо ее культистов, вооруженные реликвиями, бросились вперед: в воздухе беззвучно развернулась электрическая сеть и, словно капли дождя, упала на Дартуна – но тот разорвал ее голыми руками.
«Как это возможно?»
Еще двое пытались наброситься на него с обычным оружием – мечом и самострелом, – но он одной правой мгновенно скрутил лезвие меча, сделав его непригодным для боя, а стрелы, выпущенные из самострела, переловил тем временем на лету левой. Последнее было особенно поразительно потому, что он сделал это не глядя.
Дартун откинул полу плаща и снял с руки кожу от локтя до запястья. Папус ожидала увидеть обнаженные сухожилия, хлещущую кровь, но ее взгляду предстала совершенно белая, словно керамическая, конечность, по которой пробегали искры.
Ее орден, снова вооружившись реликвиями, предпринял еще одну атаку.
Его рука оказалась революцией в технологии. Она дернулась, ожила и после недолгой вибрации вдруг утратила жесткость, сделавшись совершенно гибкой. Не переставая свирепо усмехаться, Дартун уничтожал ее коллег одного за другим. Папус лишь потрясенно глядела на это избиение.
Он двигался с невероятной легкостью. Кровь и ледяная крошка взлетали фонтанами, а он носился с такой быстротой, что глаз почти не фиксировал его движений. Однако Папус все же заметила, как он одним ударом рассек пополам тело одного культиста и обратным движением обезглавил другого.
У нее полезли на лоб глаза. Никогда еще она не испытывала такого унижения.
Вскоре все соратники Папус упали, она единственная из своего ордена стояла и беспомощно озиралась, оглядывая побоище. Слезы навернулись ей на глаза, когда она поняла, что весь цвет ее древнего и славного ордена лежит вокруг нее, бездыханный. А Дартун, похоже, даже не утомился, только дышал немного чаще, чем прежде.
Он стоял и глядел на нее с удовольствием, словно наслаждаясь делом своих рук, сиявших и переливавшихся в свете солнца, которое выглянуло вдруг из-за облаков и окрасило все в нежно-розовый цвет.
– Ты… ты же даже не человек, – только и смогла сказать Папус. Ее тошнило от ужаса и отвращения.
Как ни странно, ее последние слова подействовали на него, словно пощечина: он вдруг замотал головой, точно спросонья, и уставился на нее так, словно это не он пролил только что столько крови.
Папус воспользовалась нежданной передышкой, чтобы оценить ущерб, нанесенный ее ордену, ее жизни. Кровь заливала поверхность маленького озерца. Куски тел валялись повсюду, громоздясь кучами там, где стремительные удары Дартуна настигли двоих или троих сразу.