Аксель внезапно осознал, что перед ним стоит женщина. Он таких еще не видел. Сначала ему показалось, что она не слишком молода. Этому способствовал тот факт, что она была совершенно седая, к тому же Аксель еще не вышел из того возраста, когда все женщины старше тридцати кажутся древними старухами, однако, присмотревшись, он изменил свое мнение. Черноглазая, стройная, затянутая в тугой корсет поверх белоснежной сорочки, с едва заметной сеточкой морщин вокруг глаз, она небрежно держала на сгибе руки теплый кожаный плащ, из-под которого виднелась рукоять метателя и край широкого плотного ремня, с укрепленной на нем кобурой. Штаны из плотной непромокаемой и немаркой ткани – дорогой и практичной – обтягивали стройные, красивой формы бедра. Женщина распространяла вокруг себя уверенность и силу, бледные тонкие губы были чуть изогнуты в иронической усмешке, взгляд был прямой и строгий. И она уже некоторое время о чем-то говорила.

– Эй, парень. Ты меня слушаешь вообще?

– Простите, я немного выбит из колеи, – признался он. – Откровенно говоря, нет, не слышал. Вы не могли бы повторить?

– Оно и видно. Меня зовут Ида Монссон. Это мою работу ты сделал, прикончив одержимую. Опустим ту часть, в которой я рассыпаюсь в благодарностях за то, что мне не пришлось нудно бродить по городу в поисках бяки, тем более, что денег за эту работу я тоже не получу, и, выходит, зря тащилась в ваш район целых тринадцать часов. Меня интересует, как ты ее вычислил.

Аксель начал послушно рассказывать, но его прервали почти сразу:

– Так, стоп. Заткнись пока. Объясни, почему ты не стал приглашать девчонку в дом, а вместо этого отправил в трактир. Такие юные лопухи обычно не бывают столь осторожны.

– Не знаю. Мне просто с ней рядом было ужасно неуютно, казалось… Нет, не знаю. Просто неуютно.

– Ясно. Вот что, пойдем-ка проводим тебя домой. Нужно поговорить с твоими родными.

– Со мной что-то не так? – немного испугался юноша.

– Ну, это как посмотреть. Если ты не врешь и действительно что-то такое почувствовал – ты можешь стать охотником.

– Но… Охотники же видят одержимых?! А я… Я до сих пор не уверен, что мне не показалось. Вдруг я просто угадал?

– Да бред это все, ничего мы не видим. По ощущениям все происходит вот примерно так, как ты описал. Не нравится человек, и все. Неужели не слышал историй о том, что мы частенько ошибаемся? – охотница подтолкнула мальчика к двери.

Аксель послушно вышел из участка.

– Слышал, но думал, что все это вымысел. Не бывает такого.

– Большинство таких историй действительно гроша ломаного не стоят. Статистика гласит, что примерно один из десяти убитых охотниками оказывается нормальным человеком. Мы должны проанализировать кровь каждого из убитых. Анализ крови занимает четыре дня, так что проверять всех жителей района нельзя, но каждого убитого в обязательном порядке. И – отчет в администрацию. За ошибки нас никто не наказывает, если, конечно, это не происходит слишком часто.

– А почему нельзя брать кровь у подозреваемых? Чтобы заранее убедиться?

– Потому что это бессмысленно. Одержимый отличается от обычного разумного. В его крови под влиянием сущности, которая заняла его тело, появляются различные вещества… Долго объяснять, да и не знаю я всех тонкостей, это дело ученых. Шутка в том, что такие изменения бывают и у вполне обычных людей. При жизни. Тех, которые не являются одержимыми. Те, кто просто испытывают сильные чувства, например. И только у одержимых эти вещества не исчезают после смерти. Не спрашивай, почему – не думаю, что даже высоколобые понимают, в чем тут дело. Так есть и точка. – Она чуть помолчала. – Так что ты думаешь о том, чтобы стать охотником?

Аксель задумался. Задай ему этот вопрос кто-нибудь пару декад назад – он бы ответил мгновенно. И положительно. Теперь – нет.

– Я не знаю. Я все эти дни думал, что убил невинного ребенка. Жить не хотел. И получается, что охотник каждый раз чувствует то же самое? Да и опасно это. Говорят, охотников часто убивают.

– Все так и есть. Но нас мало. И больше – некому. А насчет того, что часто убивают… У тебя отец кем работает, шахтером? Инженером? У них там, в шахтах, между прочим, тоже не мед с сахаром. Завалы, взрывы горючих газов, да мало ли чего еще. В любой профессии так. Обычная работа, только ответственности больше. Может, чуть более опасная. Зато и платят нам так, что твоему отцу и не снилось. Ты подумай. Сейчас я с твоими родителями поговорю, обрисую твои перспективы и все такое. А вы уж между собой потом обсудите. Но окончательное решение все равно за тобой. Времени, чтобы его принять, у тебя достаточно – пока школу не закончишь. Сколько тебе там осталось – месяц? А там если решишься, просто приедешь ко мне – возьму в ученики. По правилам нашей гильдии, кто обнаружил охотника, тот его и обучает.

В тот день Аксель был почти уверен, что откажется. Ида привела его домой, после чего заперлась в кабинете отца с родителями и целый час провела в нем. А потом ушла. После этого были слезы радости и облегчения в глазах у матери, да и отец подозрительно часто моргал, был праздничный ужин и долгие разговоры… Но тема будущего Акселя не затрагивалась. Аксель не хотел об этом говорить – он боялся, что родители станут его отговаривать и он из чувства противоречия захочет поступить наперекор. Для себя он уже почти решил, что будет жить так, будто ничего не произошло. Почему эту тему не затрагивали родители, он тогда не понял, но был им благодарен.

А потом было возвращение в школу и последние дни учебы. И Аксель заметил, что игнорировать происшедшее не получается. Все его знакомые разделились на две группы. Те, кто считал, будто Акселю просто повезло, что Агнетта оказалась одержимой. Некоторые шли в предположениях дальше и говорили, что гро Лундквист, отец Акселя, заплатил охотнице за то, что она признала Агнетту Фальк одержимой. Тот факт, что больше убийств не происходило, не заставлял их усомниться в своих предположениях. Их не убедил даже анализ крови погибшей, выставленный на всеобщее обозрение. Люди из второй группы считали, что Аксель поступил правильно. Беда в том, что в последней группе были только его родители, брат и сестра. Даже Руне стал избегать товарища и присоединился к тем, кто считал, что ему просто повезло. С каждым днем он все больше думал о ремесле охотника.

В день, когда Аксель пришел домой с грамотой об окончании школы, у него состоялся серьезный разговор с родителями. Он не остался на вечеринку в честь окончания школы – и физически чувствовал облегчение, которое испытывали его одноклассники, когда он уходил. На душе было смутно. Родители ждали его прихода – они сидели в столовой, украшенной по случаю праздника.

– Откуда вы знали, что я так рано вернусь? – недоуменно поинтересовался юноша.

– Догадались. – Отец всегда был немногословен, и особенно в вопросах, которые казались ему незначительными. – Скажи, сын… Что ты думаешь по поводу предложения гра Монссон?

Аксель выдохнул.

– Я не знаю. В детстве я мечтал стать охотником. Но после того, что произошло… Я сидел в камере и был уверен, что убил Агнетту. Не одержимую. Целых десять дней. И оказывается, ни один охотник не может быть до конца уверен, что убил одержимого до того, как проведут анализ крови. Мне было страшно.

Мать пересела на соседний стул и крепко обняла Акселя. Он не стал вырываться, как делал это обычно, считая себя слишком взрослым для такого проявления чувств, но продолжил говорить:

– И я думал, что откажусь. Две недели назад я хотел просто забыть обо всем и жить так, как жил раньше. Закончить в школу. Поступить в инженерный институт. Но мне не дают забыть! На меня смотрят, как на убийцу, избежавшего кары! Я уже ничего не понимаю, – юноша почувствовал, что горло перехватило, и замолчал. Не хватало еще разрыдаться!

– Ты очень повзрослел, – сказал вдруг гро Лундквист. – Четыре декады назад я оставлял дома ребенка, а две декады назад увидел мужчину. Это… неожиданно. – Он разглядывал сына, будто незнакомца. – Я горжусь тобой. Мы с мамой тобой гордимся. Но тебе не хватает опыта. Люди не любят тех, кто от них отличается. Гномы, орки… Они просто другие, от них не ждут точно такого поведения, как от людей. А охотники… охотники окружены тайной. Так здорово слушать рассказы об их подвигах – когда они далеко. А ты был обычным мальчишкой и вдруг в одночасье стал этим самым охотником. Убил одержимую, в которой никто не мог таковую заподозрить. Ты думаешь, те, кто говорит, что мы заплатили, чтобы Агнетту признали одержимой, верят своим словам? Нет, конечно. Это просто страх, сын. Страх и немного зависти. Гремучее соединение. Ох, да к мертвым богам это все, – он внезапно тряхнул головой. – Я не хочу для тебя такой судьбы. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Прожил спокойную, счастливую жизнь. Я готов за это платить. Мы можем переехать – здесь тебе твоего таланта не забудут, но Пенгверн велик, специалисту моего уровня будут рады везде. Я и хотел так сделать. Просто сообщить о том, что мы переезжаем. Мама убеждала меня так и поступить. Но Ида Монссон была права. Ты слишком вырос, и я больше не могу принимать за тебя решения.