— Девчонки — это здорово, конечно. Но нет, спасибо, нам серьезно надо в Германию. Скажите, кстати, что там на польской границе?
— Насколько я слышал — народ как раз в Польшу еще три дня назад ломился, да только Польша сама того, не жилец. Так что оперативной информацией не располагаю. Может, там пробка десятикилометровая, а может, вообще никого. Это направление у нас никогда интереса не вызывало, так что — порадовать, в общем-то, нечем.
— Понял Вас. Но как-нибудь прорвемся. Спасибо, товарищ лейтенант, всего Вам доброго, — я уже хотел попрощаться, как вдруг мой взгляд упал на датчик топлива. — Ой, а знаете, Вы не могли бы нам помочь кое-чем другим? У нас осталась только четверть бака. Еще немного есть в канистрах, но кто знает, когда получится что-то слить, и не встанем ли мы посреди шоссе.
— Хм, ну, этим поможем, дадим то, что есть с собой в канистрах. Что-то около сорока литров. Сгодится?
— Более чем! — обрадовался я. — У нас как раз «дизелек». Только отплатить нам нечем.
— Сочтемся, — ухмыльнулся Фахрутдинов. — Люблю наглых.
Лейтенант подозвал двух бойцов, и те без лишних вопросов принесли четыре канистры и даже сами залили солярку в бак. Мы начали рассыпаться в благодарностях, но лейтенант прервал нас.
— Бросьте, молодежь, — с неким сожалением промолвил он, глядя куда-то вниз. — Если надумаете — приезжайте, ждем вас в любой момент, сильного пола у нас дефицит. Найдете, не потеряетесь, мы находимся немного южнее Могилева, неподалеку от Дашковки. Радио включите только, и все, сориентируетесь — у нас там записанное сообщение уже второй день транслируется.
— Будем иметь в виду, — я кивнул и включил первую передачу. — Вы нас здорово выручили, удачи Вам!
— И я желаю удачи, — кивнул лейтенант. — Она вам здорово пригодится.
Стоило въехать на территорию Белоруссии, как машина перестала постоянно подскакивать на кочках и выбоинах, и управлять ей стало куда удобнее, да и разогнаться можно было посильнее. Дороги в братской республике были не чета нашим, российским. Качество шоссе ничуть не уступало Европе.
— Ну, все, матушка-Русь позади, — потянулся Ванька. — Теперь и поспать можно.
— Давай-ка поспи, ага, а мы еще порулим, — согласился Леха. — Не бойся, Димыч, я с тобой досижу. Семен-то хорош, гонит нас вперед без остановки, а сам — без задних ног.
— Да ладно, пущай отдыхает, это он так стресс переносит, — ухмыльнулся я. — Зато как проснется — удивится, как все вокруг переменилось.
Сперва я думал ехать на Брест, но потом, посмотрев на карту в навигаторе, в очередной раз убедился в своих убогих познаниях в географии. По всему выходило, что в нынешней ситуации разумнее было ехать чуть севернее, по прямой, на Бобровники, и надеяться, что пропускной пункт там не такой загруженный, как в городе-герое.
— Если здесь такая же ситуация с дорогами, как в России, тогда согласен, — одобрил мой план Леха, посмотрев на карту. — Но вот если затор какой-нибудь будет… А, чего там, выкрутимся как-нибудь, такого не предугадаешь — сколько раз по пути уже убедились.
— И не говори. Сколько времени, кстати?
— Полвторого.
Мы были в пути уже почти двадцать часов. Я был только рад этому, вождение и быстрая смена обстановки отвлекали от нежелательных мыслей. Да и до чего же приятно было лететь по пустым дорогам! Так можно и весь свет за две недели объехать!
Один раз мы обогнали попутный транспорт — две старенькие тойоты, под завязку нагруженных едой и другими вещами, к багажнику на крыше одной из них был примотан даже велосипед. Поморгали водителям фарами, те тоже ответили приветствием. Был иногда и встречный транспорт, больше одинокие легковушки или джипы, а раз даже встретился большой автобус. Пассажиры прижали лица к стеклу, разглядывая нас и наши странные номера, а потом умчались в неведомую даль.
— Тут еще катаются, — комментировал Леха. — А у нас уже на третий день все кончилось.
— Да в Россию расстояния между городами намного больше, а из деревни в деревню какой смысл особо ездить? Может, и уезжает кто, конечно, просто мы не видели.
— Ну, а что стало с такими же, как мы, любителями огородного отдыха? — не унимался друг.
— Не забывай, все завертелось в праздничный день. У нас же День Победы по популярности чуть ли не как Новый Год, и народ как магнитом тянет на всякие парады да салюты, за город мало кто уезжает. Так что те сволочи, кто все это затеял, выбрали очень подходящий момент.
— Вот интересно, чьих же рук это дело.
— Вряд ли мы когда-либо найдем ответ на этот вопрос, — вздохнул я. — И самое обидное, что этот урод вполне мог успеть скрыться — пока все вокруг начали помирать и с катушек слетать, у него было время добраться до машины или мотоцикла, или на чем он там приехал, и двинуть прочь из города. Полицию нашу ты сам знаешь, как хорошо она работает. Карманников по два года ловят, а террористов, наверное, только в кино видели.
— Я сперва думал, что это американцы.
— Да ну, а как ты догадался? — притворно удивился я.
— Да иди ты, — фыркнул Леха. — Да-да, теория заговора, план Даллеса, знаю, глупо. Но кто еще может так сильно желать нашей стране смерти? Кому еще мы как заноза в одном месте?
— Да кто угодно, даже наши граждане, отмороженных диссидентов и всяких либералов хватает. В конце концов, сам посуди, стали бы Штаты или любой другой потенциальный противник выпускать то, что спустя сутки ударит и по ним?
— Нет, конечно.
— То-то и оно. Сделай это наши, гм, враги, то они бы подготовились, не пустили заразу к себе, — продолжал я. — Тем более что у многих первичных зараженных болезнь проявилась спустя двенадцать часов, а то и позже. Это сейчас, если тебя укусят или если будет контакт со слюной или кровью зараженного, все произойдет сравнительно быстро — да и то это еще неизвестно, информацию-то мы пока только из Интернета черпаем. А тогда, после первого контакта с вирусом люди умудрялись чуть ли не до Австралии из Ижевска добраться, прежде чем им крышу сносило.
Километры дороги стремительно таяли под массивными колесами американского пикапа — я стабильно двигался под сто тридцать, правая нога аж затекла от неподвижного контроля педали. Вскоре небо начало светлеть, и мы поехали еще быстрее. Ради любопытства Леха попробовал поймать какую-нибудь радиостанцию. Он долго колдовал с навороченной магнитолой, но единственным сигналом было записанное и закольцованное сообщение от вооруженных сил Белоруссии и России, о том самом лагере под Могилевом. Здесь оно звучало уже не слишком четко, но пока вполне разборчиво.
Неожиданно надо нашими головами сгрудились свинцовые тучи, и полил сильный дождь. Что ж, опять непогода. Здорово разошелся ветер, загудел так, что сразу же захотелось свернуть с шоссе и переждать бурю. Такая же идея посетила Леху.
Долго искать место нам не пришлось — едва мы миновали съезд на Минск, как попалось большое придорожное кафе.
— Леха, буди пионеров, они что-то совсем обнаглели уже, — я зевнул и потянулся, морщась от покалывания в одревеневшей спине. Шея затекла, стоило качнуть головой, как раздался мелодичный треск суставов. А это, говорят, вредно.
Коль даже на голодный желудок клонит в сон, это значит, прикорнуть придется. Тем более что уже через несколько часов нам с Лехой предстоит отделиться от товарищей и поехать в Гдыню, а это опять дорога, и не самая близкая, и снова внимание и риск.
Мне было немного стыдно, что из-за моей блажи могут пострадать мои друзья, но я не мог по-другому. Я должен был попасть туда. У парней, увы, в этом мире не осталось о семье никакой памяти, кроме разбросанных по всей стране дальних родственников, а вот у меня в польской квартире хранились кое-какие фотографии и памятные вещи, которые я из сентиментальности прихватил из дома два года назад. Иногда приятно было просмотреть снимки из девяностых, вернуться мыслями в детство…
Я ведь никого с собой не тащил, Леха сам напросился, а остальные поддержали. А так, если бы я один поехал, им втроем было бы ничуть не хуже, чем со мной вчетвером — толку от меня немного, отряд, как говорится, и не заметит потери бойца. Вот Леха — это другое дело. Именно из-за его выбора меня совесть и пилит, зараза.
