- За две недели ты полностью прошла обследование. Результаты такие. У тебя поликистоз яичников, исключающий овуляцию. Как результат - бесплодие третьей степени. Вот такой диагноз...
Она внимательно посмотрела на меня, как бы ожидая вопроса. И мне обязательно нужно было его задать. Ведь на меня только что наложили клеймо 'бесплодная', и с этим нужно было немедленно что-то делать. Биться, бороться, кричать, требовать... Но это самое 'бесплодие третьей степени' меня совершенно оглушило. В голове словно гремели бьющие в берег морские волны.
Я сделала над собой усилие и зашевелила онемевшими губами:
- Третья степень... Что это такое?
- Это означает, что бесплодие лечится! - мягко улыбнулась Надежда Николаевна. - Я пропишу тебе лекарства, будешь их принимать и наблюдаться в своей женской консультации. Нормализуешь препаратами менструальный цикл. Это способствует восстановлению способности зачать ребенка.
Сквозь шум прибоя в голове прозвучал еле слышный Олин голос: 'Лечили наше бесплодие до сих пор только гормональными таблетками. Но они не помогают. Результат - ноль!'
- А препараты... Они гормональные? - Я изо всех сил старалась продраться сквозь грохот волн в голове, уйти с морского берега, мне там нечего было делать.
- Ну да, - спокойно ответила Надежда Николаевна. - Ничего более эффективного пока не придумали. Сейчас для тебя гормональная терапия - самое лучшее!
'От этих таблеток разносит во все стороны! - услышала я Наташин голос. - Видишь, какие мы все толстые?'
Я вспомнила кошмар, что увидела в первую ночь, проведенную в больнице.
- Вы меня в толстого бородача превратить хотите... - пробормотала я.
- Что? - не расслышала Надежда Николаевна.
И тут я пришла в себя. В голове прояснилось, шум морского прибоя пропал.
- Мне не нужно ваше гормональное лечение, - твердо сказала я. - Сделайте мне клиновидную резекцию яичников!
Лицо у Надежды Николаевны вытянулось:
- А откуда ты про это знаешь?
- Знаю! - с вызовом ответила я. - Почему вы не предлагаете мне эту операцию?
- Потому что она не показана семнадцатилетним пациенткам, - категорическим тоном ответила Надежда Николаевна. - Таков регламент! Ты еще слишком молода!
Она была в растерянности, но сказала это очень уверенно. Скорей всего, так оно и было.
- Да?! - взбесилась я. - Так вы будете ждать, пока я состарюсь и превращусь в волосатого мужика?! Такой у вас регламент?! Нет уж! Я ждать не буду!
- Ольга! - строго прикрикнула на меня Надежда Николаевна. Но меня уже нельзя было остановить. Я разбивала табуреткой зеркало, из которого на меня смотрел толстый бородатый мужик.
- Я не уйду из больницы, пока мне не сделают операцию! - кричала я. - А если откажете, найду частного врача, знахаря, понятно?! Заплачу ему, и он у себя дома эту резекцию проведет!
- Платонова, что ты такое говоришь!
Про знахаря, конечно, я загнула. Но меня уже несло!
- А перед этим подробно распишу, как вы здесь людей лечите! - стучала я кулаком по столу. - И пошлю это письмо в Минздрав!
Надежда Николаевна побледнела. Она вскочила со стула, потеребила в руках мою историю болезни и бросила ее на стол. Нервно поправила прическу и засунула руки в карманы своего врачебного халата. Потом тряхнула головой и решительно сказала:
- Пойдем к главврачу! Если она разрешит, сделаю тебе эту операцию!
Все-таки она была молодец! Недаром пациентки ее любили!
Главврач 11-й гинекологической больницы, флегматичная женщина с рыбьими глазами на обрюзгшем лице, отнеслась к бурлению наших страстей бесстрастно.
- Раз вы так настаиваете, Платонова, мы вас прооперируем, - равнодушно сказала она. - Но при одном условии: вы напишете мне заявление. 'Прошу... По семейным обстоятельствам... Всю ответственность за последствия оперативного вмешательства, сделанного по моей просьбе, беру на себя...' И так далее. Будете писать? - подняла она на меня рыбий взгляд.
- Конечно, буду! - обрадовалась я.
- Не тяните с этой операцией, - обратилась главврач к Надежде Николаевне. - И не задерживайте с выпиской. Случай исключительный, нам это здесь ни к чему...
Руководитель крупного лечебного учреждения имела насчет моего пребывания в нем свои соображения. Они были не очень понятны, но и не имели для меня никакого значения.
Под диктовку главврача я быстро написала заявление.
- Оля, я не понимаю, чего ты добиваешься, - сказала мне Надежда Николаевна, когда мы возвращались в ее кабинет. - После резекции гормональный фон, менструальный цикл и способность к зачатию восстанавливаются максимум на один год. Потом могут начаться те же проблемы. И без гормональной терапии все равно не обойтись! В течение года тебе нужно забеременеть, иначе эта операция бесполезна. Ты студентка, работаешь, тебе всего семнадцать лет. Да и мужа у тебя еще нет! Успеешь за год найти? - Она остановилась и взяла меня за руку: - Куда ты спешишь?
Будущее показало: мне действительно некуда было спешить. Но не с резекцией, а с тем, что касается беременности. Операция, которую я столь яростно отспорила у врачей, стала спасительной для моего женского здоровья. После нее я навсегда забыла о поликистозе, бесплодии и дисфункции яичников. Такое бывает. Очень редко. Годы спустя один знакомый гинеколог объяснял мне: 'Резекция воспринимается организмом как травма. В этих условиях он спасается, как может, мобилизует все ресурсы. Стрессовое воздействие приводит к восстановлению функции оси 'гипоталамус-гипофиз-яичники', нормализует секрецию гормонов. Но временно. Твой же организм мобилизовался так активно, что... В общем, он не захотел больше переживать ничего, подобного резекции, и привел яичники в порядок. Удивительный случай!'
Там, в 11-ой гинекологии, меня вела сама судьба. Но она всегда тщательно скрывает свои намерения. Тогда я не могла знать о последствиях операции.
- На один год? - переспросила я. И постаралась не подать виду, что это стало для меня обескураживающим открытием. Значит, у нас с Отари всего один год, чтобы я родила ему дочку! Ведь гадание показало, что первым моим ребенком будет девочка... Но как ее зачать?! Отари на другом конце света, за колючей проволокой!
'Летом! - сказала я себе. - Летом, через девять месяцев, после сессии, я возьму на работе отпуск и поеду к нему!'
'В колонии тебе свидания не дадут', - вспомнилась мне строчка из его письма.
'Ничего! Пролезу через колючую проволоку! - спорила я неизвестно с кем. - И предупреждать Отари о своем приезде не буду! Пусть это станет для него сюрпризом! Мы встретимся, и тогда у нас родится дочь!'
Вот такой безумный план сложился у меня в голове в коридорах 11-гинекологоческой больницы! Я не знала, где находится колония, - кроме того, что недалеко располагается поселок Славянка. Не имела представления о том, как буду до нее добираться. Каким образом проникну в зону, охраняемую автоматчиками на вышках. А если проникну, как найду Отари за колючей проволокой среди сотен заключенных. Я сильно сомневалась и в том, что при встрече мы сможем остаться наедине...
Все это не могло заставить меня отказаться от принятого плана. Наверное, только в юности принимаются такие безрассудные решения! 'Как будто у меня есть другое! - думала я. - Делай, что должно, и будь, что будет! Отари, я так соскучилась! Летом мы будем вместе!'
В своем кабинете Надежда Николаевна сразу же уселась за стол и стала что-то быстро писать в моей истории болезни.
- Ну, так что? - сердито спросила она. - Ты окончательно решила? Еще не поздно отказаться!
- Я решила.
- О чем ты думаешь? - вздохнула Надежда Николаевна. - Стать матерью в восемнадцать лет - это значит уйти с работы, прервать учебу в институте. Зачем тебе это?
'А еще мне совершенно не на что будет жить, - подумала я. - Мама помогать не станет, это ясно. Только отец! И тетя Наташа! Вот кто нас с дочкой никогда не оставит в беде!'
Больше я об этом не думала.