После этого разговор со мной шел на полтона ниже... В общем, с учебой и учителями я так или иначе справлялась.
Вне школы я повела войну против 'толстой Платонихи' по всем фронтам. В борьбе с полнотой я выбрала крайнюю меру - просто прекратила есть. Перестала ходить на школьные завтраки. Потом отказалась от обедов. И однажды начала голодать. Через пару дней на уроке физкультуры со мной случился голодный обморок. Учитель страшно перепугался, но я быстро пришла в себя.
- Переходный возраст, наверно, сказывается, - сказал физрук, провожая меня под руку в раздевалку. - Ты, эта... Ешь побольше!
- Ну да. Конечно! - обещала я, радуясь, что до врача дело не дошло.
Я не отказалась от своих бедовых экспериментов. Один-два раза в месяц устраивала себе несколько голодных дней. И падала в обмороки. Потому что понятия не имела о лечебном голодании и, само собой, все делала неправильно. В такие дни я чувствовала себя отвратительно. Но ничто не могло поколебать мою решимость на пути к стройности!
Я упорствовала. И расширяла фронт наступления на 'толстую Платониху'. Наступила зима. На Патриарших прудах открылся ледовый каток. Располагался он довольно далеко. Чтобы добраться до Патриарших от моего дома, мне приходилось пройти на коньках в пластмассовых чехлах почти всю улицу Алексея Толстого, сегодня это Спиридоновка. Километр пути, не меньше. И я гоняла себя по этому маршруту каждый вечер.
К тому времени я поняла, что меня категорически не устраивает моя одежда. Я хотела выглядеть экстравагантно, одеваться 'не как все'. Но тогда в магазинах повсеместно висели однотипные серые и черные куртки и пальто, юбки и блузки стандартного бесформенного покроя. Изделия советской легкой промышленности не радовали граждан СССР ни яркими расцветками, ни модными силуэтами, ни талантливыми дизайнерскими решениями. Купить красивую одежду было невозможно.
Я поделилась своим затруднением с тетей Наташей.
- А разве Валя не привозит тебе из-за границы модных вещей? - спросила она.
- Нет. Говорит, что это баловство. Оно развращает. Мы живем в советской стране, и у нас другая жизнь, правильная. Здесь импортные тряпки ни к чему.
- Ага! - осуждающе воскликнула тетя. - Сама-то бархатное платье, в котором с Колей в гости ходит, за границей себе купила!
- Один раз она и мне платье привезла, на день рождения подарила. Тоже бархатное, бирюзовое, юбка колоколом. Красивое. Только оно праздничное, в нем гулять не пойдешь...
Тетка стала давать мне больше карманных денег. 'Если выкинут в магазине импорт, купишь себе что-нибудь!' А однажды сказала:
- Шей себе одежду сама. Наловчишься - будешь одеваться, как королева. Хозяин - барин!
И научила меня кроить и шить на швейной машинке.
Легко освоив эту науку, я воспряла духом. У меня в руках оказался инструмент, с которым можно было исполнять свои желания! Во мне проснулся настоящий дизайнер одежды. И я с азартом взялась за эксперименты. Они были дерзкими. Я покупала две мужские сорочки разных цветов и отрезала у них рукава. Приталивала по фигуре, делая на спинках вытачки. А потом пришивала рукава одной рубашки к другой. Получалось нечто необычное, чего я никогда ни на ком не видела. Серая клетчатая сорочка с темно-синими однотонными рукавами смотрелась на мне просто отлично! Я могла поменять у нее кокетку, пуговицы, украсить аппликациями или накладными карманами. Могла сделать на отложном воротнике вышивку или вовсе спороть его, чтобы пришить стойку с основой из кожи.
То же самое я производила и с куртками. Моей фантазии не было предела.
У меня здорово получалось! Тетя Наташа по моему заказу связала мне из толстой шерстяной пряжи 'продвинутое' пальто. Точнее, некий оригинальный жилет - длиной до пят и без рукавов. Я украсила его декоративными вставками из мулине и щеголяла в нем, притягивая взгляды, как настоящая модница!
Мое стремление к эпатажной внешности этим не ограничивалось. Я продолжала опыты с театральным гримом. Конечно, меня теперь совсем не устраивали жирные гримировальные краски на вазелиновой основе. Но других у меня не было. Декоративная косметика в стране, по существу, не производилась. Правда, было в Москве несколько крупных универмагов, где продавалась хорошая импортная косметика - 'Лейпциг', 'Ядран'... Но за ней выстраивались километровые очереди из женщин, жаждущих красоты! Однажды, буквально чудом, мне удалось купить красную губную помаду и компактную пудру.
Ну, а еще в моем арсенале была знаменитая 'плевательница' - тушь для ресниц 'Ленинградская'. Она представляла собой черный восковой прямоугольник. Для того, чтобы ею воспользоваться, нужно было сначала на нее плюнуть. Под действием слюны твердая тушь становилась пластичной и образовывала на кисточке густую черную массу. Да, выглядело это не очень эстетично, зато эффект накладных ресниц был обеспечен!
Вот этим набором - грим, помада, пудра, тушь - я и оперировала. То, что мне удавалось сделать с лицом, уже совсем не походило на былую детскую мазню. Но и украшением внешности это назвать было трудно. Макияж получался довольно грубый. Зато яркий, как я и хотела!
Раскрашенная, напудренная, напомаженная, я хлопала по щекам черными опахалами ресниц и надевала синюю спортивную куртку с желтыми рукавами и карманами.
И в таком виде шла на каток.
Там я познакомилась с моими будущими подружками - Иркой Решетниковой и Ленкой Кругловой. Они были намного старше меня - разбитные шестнадцатилетние девицы ничем не примечательной наружности. Учились они в медицинском училище, особым умом не отличались. Зато были бойкие и общительные. Как-то пристали ко мне с вопросами: 'Где косметику достала?' и 'Как удалось такую классную курточку отхватить?'. Я посвятила их в свои секреты. Так мы и подружились.
Ирка и Ленка поразили меня. Они легко ругались матом, смело и грубо отвечали на замечания взрослых, курили и непрерывно травили анекдоты. Они делали все то, что осуждалось ненавистной школой! Они были свободны в своих проявлениях! Они плевали на запреты!
Это было то, что нужно. Это отвечало моим бунтарским настроениям на все сто. Это превращало невеселую жизнь 'толстой Платонихи' в приключение. Я жадно внимала своим новым подругам.
Они часто говорили о любовных отношениях. Рассказывали о тех, кто за ними ухаживал, с кем они целовались, в кого влюблялись. Рассуждали о половой жизни. Корректные медицинские термины при этом, конечно, не использовали. К тому времени и я, и мои подружки-сверстницы уже испытывали явный интерес к отношениям полов. И летом в пионерском лагере мы с девчонками, лежа в кроватях после отбоя, уделяли обсуждению этой темы немало времени. Но по сравнению с тем, что я слышала от Ирки и Ленки, тайные беседы юных пионерок казались невинным лепетом!
Разговоры новых подруг отдавались во мне терпко-сладкой тревогой.
Однажды Ирка Решетникова указала на дальний конец катка:
- Смотри, это проститутки! Я их знаю, они на улице Горького, напротив 'Интуриста', стоят.
Я увидела, как на каток вышли три изящные девушки. На них были укороченные разноцветные импортные куртки и обтягивающие светло-синие американские джинсы. Я смотрела на проституток во все глаза. Меня не интересовала их запретная профессия. У меня вызвали жгучую зависть джинсы. Я мечтала о них уже долгое время. Это был супермодный и, как большинство импортных вещей, недоступный предмет одежды. Ходить в джинсах для девушки в то время значило быть красивой и счастливой. Но купить их можно было только у фарцовщиков - людей, подпольно торгующих привезенными из-за границы товарами.
- Эх, мне бы такие джинсы! - завистливо вздохнула я.
- Ну, если деньги есть, купи у них! - легко сказала Ирка.
- А они продадут?
- Да ты чего! - засмеялась Ирка. - Думаешь, они с иностранцами за доллары спят? За шмотки! Доллары нигде не принимают, только в валютных барах. С валютой одна морока, а шмотки всегда продать можно! У них этих джинсов - вагон и маленькая тележка!