Адриан внезапно встает со стола Тони и, похлопывая его по плечу, говорит нечто вроде: рад, что нашелся выход. На лице консьержа облегчение. Адриан же, направляясь к стойке, чем-то несколько озадачен.

— Как дела? В пределах нормы? — спрашивает он.

— Да, — отвечает Лиз на удивление тонким голоском.

— Чей это багаж? — интересуется управляющий, указывая на чемодан, который я собрал без ведома владельца и поставил у стойки.

— Одного постояльца, — быстро произношу я, вдруг чувствуя себя не в своей тарелке. То, что я натворил, уже вылетело у меня из головы. Краснею. И гадаю, замечает ли мою растерянность Адриан.

— Уберите в служебное помещение, — распоряжается он. — Нельзя загромождать вестибюль вещами. Когда чемодан заберут? Имейте в виду: надолго оставлять багаж в гостинице, из которой клиент уже выписался, не положено.

— Да, мистер Томпсон, — говорю я, не глядя в глаза Адриану и уже наклоняясь, чтобы взять чемодан.

— Так когда его заберут? — спрашивает управляющий.

— Гм, скоро, — бормочу я, надеясь на удачный исход.

— Хорошо. — Адриан направляется к стеклянной двери. — Ревизор еще здесь?

— Точно не знаю, — отвечаю я.

— Да или нет? Ты у приемной стойки, — сухо замечает Адриан.

— Нет, — произношу я как можно увереннее.

— Вот это другое дело, — говорит управляющий. — Твоя задача — все замечать, — добавляет он, поворачивая голову и указывая двумя пальцами на собственные глаза. — Смотри в оба.

— Да, мистер Томпсон, — отчеканиваю я, когда Адриан поворачивается и входит в стеклянную дверь.

Все вздыхают с облегчением. Напряжение мало-помалу отступает. В присутствии Адриана даже Джез и Дейв как на иголках: смотришь на них, и такое впечатление, будто они только о чертовой работе и думают!

— Не в духе, — говорит Лиз, сообщая очевидное. — Интересно, что его вывело из себя.

— Понятия не имею, — отвечаю я. — Но терпеть не могу, когда он такой. Тони, ты как?

— Нормально. — Консьерж показывает рукой на телефон. — Отправим янки в «Шикиз». Я пустил вход пару хитростей, и Адриан согласился позвонить ему и сказать, мол, «Шикиз» гораздо более престижное место, и публика там достойнее.

В отель входит весьма привлекательная рыженькая женщина с несколько утомленным лицом и мокрыми волосами. По-видимому, пошел дождь. В руках у незнакомки несметное количество сумок, в том числе две, которые, судя по всему, раскладываются и превращаются в подобие чемоданов.

— Здравствуйте, здравствуйте, — говорит она, подходя к стойке. — Ванесса, Ванесса О’Нейл. — Улыбается и опускает все сумки на пол.

— Добрый вечер, мадам, — отвечаю я, набирая ее имя на компьютерной клавиатуре.

Ванесса О’Нейл становится к стойке вплотную и улыбается. Я улыбаюсь ей в ответ.

— На двое суток, — говорит она.

— Прекрасно.

Мы умолкаем, и я улавливаю странные звуки.

— Что это гудит? — спрашивает Лиз.

— Бог его знает, — отвечаю я, подходя ближе к стойке, из-за которой и доносится шум.

Джез, спешащий взять багаж мисс О’Нейл, чтобы отнести его в номер, устремляет взгляд на сумки, застывает на месте и густо краснеет. Сама мисс О’Нейл гудения как будто не слышит и продолжает рыться в сумочке в поисках кредитной карточки.

— Номер четыреста шестьдесят, — говорю я, подавая ключ.

— Спасибо, — отвечает она, протягивая кредитку.

Звук не прекращается, и мисс О’Нейл наконец начинает крутить головой, ища глазами, откуда он доносится. Джез внезапно опускается на корточки, что-то поднимает с пола и нерешительно произносит:

— Мадам… — На его щеках ярко-красные пятна. — По-моему, это ваше. — Продолжая растерянно смотреть в пол, он подает клиентке большой черный фаллоимитатор.

— О Боже! — Мисс О’Нейл взвизгивает, хватает вибратор и принимается судорожно вертеть его в мокрых руках, безуспешно пытаясь выключить. В конце концов засовывает в сумку гудящим. — Э-э… — произносит она, поднимая на меня глаза.

— Да, мадам?

Мне приходится так больно укусить себя за внутренние стенки щек, что едва не течет кровь. Мы смотрим друг другу в глаза, делая вид, что вовсе не замечаем вибрирующую сумку.

— Не возражаете, если я отправлюсь в номер прямо сейчас, а с бумагами разберусь попозже? — протяжно, но настойчиво спрашивает она.

— Разумеется, не возражаю, — умудряюсь проговорить я почти через нос.

Мисс О’Нейл сгребает сумки в охапку, решительно отвергает несмелые предложения Джеза ей помочь и мчится к лифту. А когда входит в кабину и прижимается спиной к дальней стенке, мы почти слышим, как с ее губ слетает вздох облегчения.

Двери закрываются, и я прыскаю со смеху, потому что слишком долго сдерживался. Нам всем до сих пор ужасно неловко. Джез в таком потрясении, что без слов и будто в замедленном режиме идет за угол — поведать о секс-игрушке Дейву. Лиз заявляет, что сочувствует бедной мисс О’Нейл, и нет ничего страшного, если современная женщина пользуется вибратором. Тони говорит: за сегодняшний день это самое занятное происшествие. Тут же звонит приятелю в «Клариджез» поделиться впечатлениями и, давясь от смеха, расписывает все в преувеличенно ярких красках. Хохот того доносится даже до меня.

Впрочем, черный фаллоимитатор мисс О’Нейл не идет ни в какое сравнение с штуковинами, которые наши горничные обнаруживают в некоторых спальнях. Как раз сейчас, когда пришло время обходить номера, их и поджидают разные сюрпризы.

Вообще-то я никак не возьму в толк, зачем они это делают. Во-первых, в вечерние часы люди, живущие в гостиницах, как раз находятся в номерах — принимают ванны, разбирают вещи, расслабляются или смотрят телевизор и никак не желают, чтобы им мешали. Особенно лезли с ненужными услугами (например, пытались отвернуть край простыни) или делали то, с чем любой в состоянии справиться сам. Мне особенно нравится, как в этом отеле негромко включают радио, настроенное на «Джаз ФМ», и зажигают лампы у кровати — будто постояльцы не додумаются, как сделать это без посторонней помощи. На подушку кладут счет за завтрак, а на уголок отвернутой простыни — пульт дистанционного управления. Покрывало сворачивают и убирают в шкаф. Последний штрих — бутылка минеральной воды в подарок от отеля плюс, если полагается, кожаный бумажник или другой презент и, конечно, шоколадные конфеты на подушку.

Шоколад — одна из немногих мелочей, на которую отель раскошеливается почти безвозмездно. Трюфели — ими мы обычно одариваем наших клиентов — стоят три с половиной фунта за коробку. Постояльцы получают по бесплатной коробке каждый вечер.

Впрочем, «бесплатно» — это только так говорится. Если бы вы знали, насколько дешево обходится отелю поддерживать комнаты в первозданном виде, раскрыли бы от изумления рты. На один номер затрачивается в день чуть больше десяти фунтов. Сюда входит и стирка простыней, и свежие полотенца, и газеты (шестьдесят пять центов), и отопление, и свет, и износ, и возмещение украденного (фунт десять центов), и плата горничной за уборку (фунт двадцать пять центов), и стоимость чистящих средств, которыми она пользуется (тридцать девять центов), и туалетные принадлежности «Пенхалигон» (фунт шестьдесят), и, наконец, самое дорогое — пресловутые шоколадные конфеты. Когда знаешь эти цифры, задумываясь о том, что с некоторых клиентов мы берем за сутки две тысячи фунтов, просто диву даешься.

Тони все еще треплется по телефону про секс-игрушки, а Лиз вдруг объявляет, что идет на ужин в столовую. Не возражаю: за целый день она отлучилась всего на десять минут, а съела лишь диетическое печенье во время ленча. Так уж и быть, пусть насладится макаронами с сыром и булочкой.

Лиз уходит вниз по лестнице, а я регистрирую супружескую пару из Болтона, явившуюся с целой коллекцией от Луи Вюиттона: семейным чемоданам, сумками и карманным несессером. К выходным клиенты подготовились основательно. Женщина в предвкушении отдыха вся светится. Трижды повторяет мне, что пойдет в театр. Ее муж не в особенном восторге. Заполняя бланк и протягивая кредитную карточку, то и дело вздыхает. По-видимому, его сердце гложет мысль о том, что во время маленьких каникул им придется выложить по меньшей мере тысячу только за проживание в гостинице.