И - был себе примером,
И - ничего не понимал
В устройстве идеала,
И - сладострастно обнимал
Двойное одеяло...
***
Умерли советские талоны.
А взамен - дешёвая волынка:
Костеря оптовые шаблоны,
Одеваться с вещевого рынка,
И - почтовый ящик открывая
На манер затаренной кладовки,
Как привет из тутошнего рая
Выгребать рекламные листовки...
***
Бензин. Асфальтовая гарь.
Аптека. Улица. Фонарь.
Сорокалетний приговор.
Продолговатый грязный двор.
А на дворе стоит весна,
И - перспектива неясна,
И - пьяный дворник-инвалид
Залег меж двух бетонных плит,
И - собираются в мотки
Инфляционные витки,
И - фантастический сюжет
Реален как PR-бюджет...
***
Враги тебе - никто.
Но не пренебреги
Врагами лишь за то,
Что имя им
Враги...
***
Фонарь - горбатый гном,
Курящий под окном,
И - крыши гаражей,
И - кашель сторожей,
И - лай окрестных псов,
И - ноль (ноль-ноль) часов,
И - сколько-то минут,
Что круг потом замкнут...
***
Это - мастер золотые руки,
Наш умелец, так сказать, народный.
Он без лишних слов залезет в брюки, -
И - предъявит орган детородный.
Он собой все сущее окучит,
Наступив на горло геморрою,
Или вовсе - чучу отчубучит,
Если вы понравитесь герою...
***
Заветам Ленина верны,
Очередные лбы лысели.
На ветках знаковой страны
Стаканы грязные висели.
Стояли цепью мусора.
Бухие личности плясали.
Кричали девочки: "Мура!", -
И - в космос лифчики бросали...
***
Веретенников снова
Гол забил со штрафного,
И - гроза над Капотней
В этот вечер субботний,
И - за пазухой - крохи
Уходящей эпохи,
И - на лазерном диске -
Ни единой описки...
ЗАТМЕНЬЕ
Из парашютной практичной ткани
Комбинезончик для дочки Тани
Петровна сшила ко дню рожденья.
Вещица вышла - на загляденье.
А матерьяльчик, не глядя на ночь
(Но на ночь глядя), принес Иваныч.
С аэродрома. В наземной службе
Он там трудился. Ему по дружбе
Ткань то ли дали, то ль не давали.
О том узнаешь теперь едва ли...
Иваныч пил. Но не так, чтоб жутко.
Притом что пить, как он пил - не шутка:
На сутки доблестного дежурства
Два дня запойного самодурства.
Да день отлеживанья больного.
Из года в год. И опять. И снова.
Не обойтись без такого факта:
Иваныч, выкушав дозу, как-то
В майорской форме на фото снялся,
А был он штатский. Знать, приподнялся
Над мелкотравчатою судьбою,
Чужую нишу закрыв собою...
Хозяйка дома, и огорода,
И птиц, и кроликов, и приплода,
Петровна, хоть и не футболистка,
Страдала всячески от мениска.
Коленка клацала и скрипела.
Петровна охала, но терпела...
А сыновья где-то рядом жили -
И шапки кроличьи оба шили.
Петровна доченьке (эка сила!)
Еду из Кубинки привозила.
Везла крольчатинку, хрен, яички,
Медок, огурчики, соль и спички...
Час-два гостила, хоть путь был долог,
И уезжала назад, в поселок.
Ходила Таня в комбинезоне,
А муж Танюшин сидел на зоне.
Туда попал он за хулиганство.
(Причина очень банальна: пьянство.)
Татьяна с мужем порвать решила,
Но в то же время ее страшило:
Вдруг он вернется к неверной киске
По месту кровной своей прописки....
Она рассказывала о муже -
Мол, был он парень - других не хуже.
Работы, впрочем, Антон чурался
И в пьяном виде жестоко дрался.
И добротою потом лучился...
Такой вот случай с ним приключился:
Опять же спьяну (что характерно),
Доволен дракой и добр безмерно,
Придя под утро в прорабской каске,
Домашним рыбкам кило колбаски
Нарезал мелко, чтоб те поели.
А рыбки взяли, да околели...
Хоть песни общие были спеты,
О муже вырезку из газеты
Хранила Таня: де, угрожая,
К. у такой-то часть урожая
Забрал цинично (пучок редиски).
Да две ириски и три сосиски.
(Муж самовольно покинул зону,
Истосковавшись по самогону.
Лишь год до выхода был - и нате:
Срок дополнительный в результате.)
Ребенок Танин жил у свекрови,
Не то в Конькове, не то в Перове.
Порою Таня брала ребенка,
Варила кашку и пела тонко.
Она дарила ему подарки,
И с ним гуляла в Центральном парке.
Еще гуляла с ментом женатым,
И с разведенным ментовым братом.
Студент-сириец, согласно плану,
Магнитофоном пленял Татьяну:
Дарил кассетник ей многократно,
Чтоб через месяц забрать обратно.
И я с Татьяной встречался тоже -
Полгода, или на то похоже...
Носил коньяк в беспородном кейсе
И ставил девушке Каунта Бейси...
Звалась Татьяна - бухгалтер младший,
И не считалась дурной и падшей.
Она работала рядом с домом,
И увлекалась кубинским ромом.
Любила, выпив, к окну пробиться,
На подоконник взлететь, как птица,
И по карнизу бродила шатко,
И говорила: "А я - лунатка!.."
И не курила, вернее, редко.
И губы красила, как субретка.
И - строчкой этого обихода, -
Ей было двадцать четыре года.
Имела внешность с чужой афиши:
Мэрлин Монро, но чуток повыше.
И формы несколько поскромнее.
И ноги бледные подлиннее...
Жила Татьяна в районе СЭВа,
К метромосту, а потом - налево.
Ютилась в мужниной комнатухе.
Соседи - гомик и две старухи.
В той комнатухе (шестнадцать с гаком),
Помимо трех пузыречков с лаком,
Стояла мебель, верней - фанера
(От секретера до шифоньера).
На книжной полке царил порядок:
Тома в затылок - всего десяток.
Татьяна книги читала мало,
Точнее, вовсе не открывала.
Зато листала она часами
Журнал с картинками "Вяжем сами".
Разлапив маленькие ладони,
Могла сыграть на аккордеоне.
Была растительна, чуть животна,
Притом физически чистоплотна.
Тахикардией слегка болела -
И, незаметно пока, слабела.
Гостей бывало у ней немало.
Танюха всякого принимала.
А тем, кто в ночь от нее не чапал,
Легко кидала перинку на пол...
Лихих подружек штрафные роты
К ней забегали, идя с работы
Распить бутылку, другую, третью...
Плюс насладиться домашней снедью.
В безликой жэковской комнатухе
