Белый качал головой, и с каждым мгновением все сильнее.

– Нет, нет и еще раз нет!

Учитель замолчал. Однако продолжал стоять с широко разведенными в стороны руками, словно заверяя этим жестом окруживших его гвардейцев, что вожаку не стоит его опасаться. Однако это их не успокоило, они не отступили ни на шаг и не опускали оружия. Если Помнящий хотел выйти из схватки живым-здоровым, то требовалось изменить тактику.

– Да, ты прав. Ловушка не подействовала, как должна. И все же уверяю тебя, что я приложил все усилия, чтобы всякий манок, добравшийся до веревок, был на них в безопасности. Но мы могли что-то пропустить, – он специально использовал множественное число, чтобы дать понять Белому: он – не единственный человек, которого можно обвинить в несчастном случае. – Из того, что ты говоришь, я могу сделать вывод, что шарики нынче быстрее или сильнее, чем еще год назад… – он изобразил задумчивость, словно прокручивая эту мысль. – Да, это может оказаться настоящей причиной нашей проблемы. В конце концов, мы имеем дело с мутантами. Не знаем мы о них ничего, кроме того, что они эволюционируют из поколения в поколение.

Альбинос замер. Он не ожидал такой быстрой капитуляции противника. Может, даже рассчитывал, что облыжно обвиненный Учитель возразит ему, как делал это во время многих менее важных споров. В случае открытого противостояния он бы получил возможность на ком-то сорвать злость, переживания из-за смерти партнерши. И никто не стал бы тогда обвинять гвардейцев, рань они – или даже убей – опасного противника, который напал на предводителя анклава, когда тот лил слезы над трупом любимой.

Учитель понял это моментально. Не видя другого выхода, решил поддаться еще сильнее. «Согнись, и не будешь сломлен. Уступи – и победишь». Эти максимы древних мастеров искусства боя сохраняли актуальность даже в постъядерной реальности. Потому Помнящий решил воспользоваться скрытой в них мудростью, чтобы выиграть это столкновение. Белый не был настолько уж умен, чтобы меряться с ним словами, но упорства ему хватало, да и не уступал он так уж легко.

– Значит, ты признаешься, что отвечаешь за смерть Ловкачки? – спросил альбинос после короткого молчания.

– Признаюсь, что могу в какой-то степени нести за нее общую ответственность, – ответил Учитель, осторожно подбирая слова.

– Ха! – Белый тяжело опустился в кресло. Он тоже начинал тянуть время, не зная, как выбраться из расставленных силков. – Ха! – повторил он.

– Уверяю тебя, что я сделал все, что в моих силах, чтобы ловушка действовала безупречно. По крайней мере, на последнем этапе приманки. Сегодня она подвела нас впервые, а пользуемся мы ею вот уже семь месяцев. Случилось жуткое, я не стану спорить. Потому – прими мое глубочайшее сочувствие, – Помнящий склонил голову, но так, чтобы не выпустить оппонента из поля зрения. – Я переживаю твою утрату столь же тяжело, как и ты.

– Не пытайся меня разжалобить, – предостерег его Белый, рассерженный неожиданной утратой инициативы. – Кара должна наступить! – добавил он, повышая голос.

– Конечно, – сразу же согласился Учитель. – Если я провинился, то я должен принять последствия этого. Я сам созову совет анклава, чтобы тот оценил мой проступок и вынес справедливый приговор.

Совет анклава состоял из четырех наиболее доверенных советников – ранее Иного, а теперь его сына. Помнящий стоял во главе его, прекрасно знал остальных членов и верил в их рассудительность. У Белого при столкновении с ними не будет и шанса. Если пожелают его обвинить, потерпит постыдное поражение, поскольку этих людей он не сумеет ни подкупить, ни запугать, а попытка избавиться от всех советников сразу может привести к серьезным беспорядкам – и как знать, не к утрате ли власти. Потому мысль созвать совет показалась Учителю гениальной, как и все простые решения. Не говоря уже о том, что все произойдет согласно предписаниям кодекса, который даже наследник Иного не мог поставить под сомнение. «Туше, белячок!»

Альбинос нервно закусил нижнюю губу. Конфронтация с Помнящим пошла не так, как он задумал. Отец готовил его к управлению несколько лет, но мудрость, истинную мудрость, невозможно привить, даже если человек внимательно слушает наибольших мудрецов и изучает самые выдающиеся из их трудов. Таким-то образом можно обрести знание, которое сильно пригодится любому правителю, но чтобы суметь им воспользоваться, необходимо много лет практики и немалый опыт. А последнего-то наследнику Иного и не хватало.

Однако порой для того, чтобы выбраться из ряда ситуаций, хватает толики счастья, проблеска одной идеи в нужное время… как, увы, случилось и в этом случае. По крайней мере, так показалось Учителю.

– Нет, – ответил на удивление спокойным тоном альбинос. – Нам нет нужды собирать совет. Ты признал вину при свидетелях. При пяти свидетелях, – подчеркнул он с удовольствием. – А если я не ошибаюсь, кодекс четко говорит, что уже троих достаточно, чтобы я вынес приговор.

Помнящий мысленно выругался. Засранец случайно загнал его в угол. «А может, вовсе и не случайно… – и эта мысль заставила его похолодеть. – Возможно ли, чтобы альбинос все это спланировал? Использовал смерть Ловкачки, чтобы…»

Хоть еще минуту назад такое показалось бы ему маловероятным, Белый хладнокровно прокачивал ситуацию. Присутствие в зале пятерых наиболее доверенных гвардейцев говорило о том, что изначально дело было в чем-то большем, чем просто в желании сорвать злость на человеке, который, возможно, – всего лишь возможно! – нес некоторую толику ответственности за трагедию, до которой дошло на поверхности. А это все меняло коренным образом.

Учитель уже давно понимал, что раньше или позже дойдет до столкновения с новым предводителем анклава. Потому сразу после смерти Иного он заверил альбиноса, что власть его не интересует. Он не стремился к ней ни разу за время главенства Иного – хотя имел к тому немало возможностей – и тем более не намеревался делать этого сейчас. Единственное, о чем он просил, – о сохранении статус-кво, на что Белый сразу же дал согласие. Это, как думалось Помнящему, решило дело. Но, видимо, его оппонент имел несколько иное мнение на этот счет. Оказался он и куда большим сукиным сыном, чем кто-то мог допускать. Прикрываясь потрясением от смерти любимой, пытался теперь испечь двух крыс на одном костре. Что, похоже, ему удастся при том преимуществе, которого он достиг.

– Я сказал, что могу в какой-то степени нести за нее общую ответственность, а это, не можешь не признать, кое-что иное, чем то, что ты говоришь. Потому я бы предпочел, чтобы именно совет решил… – Учитель замолчал, поняв, что любая попытка спастись приводит его к исходной точке. – Давай позволим разрешить этот спор тем людям, которым оба мы доверяем, – закончил он максимально безопасным для себя образом.

– Ты признался, Учитель, – триумфально заявил Белый. – Пять человек слышало это. Потому мы все решим здесь и сейчас, – добавил он, щеря желтые зубы. – Кодекс отчетливо говорит, что в подобном случае я имею полное право вынести окончательный приговор, и именно это я и намереваюсь сделать.

– Тогда – слушаю, – Помнящий взглянул Белому прямо в глаза.

– Око за око. Зуб за зуб. Так говорит наш закон.

Учитель впервые в жизни пожалел, что подбросил Иному мысль воспользоваться несколькими записями из законов Хаммурапи.

– Так гласит наш закон, – согласился он, сохраняя каменное лицо.

Он понял, что оказался в безвыходной ситуации. Теперь уже лишь чудо могло его спасти. Или Белый вынесет приговор – известно какой, – или станет тянуть до того момента, как у противника сдадут нервы, что также закончится единственно возможным способом.

– Итак… – торжествующий альбинос колебался, но лишь миг. – Впрочем – нет. Сделаем иначе, – обронил он. – Ты знаешь кодекс лучше многих из нас, ведь ты сам был его соавтором. Процитируй мне второй пункт, прошу тебя.

– Рационы даются только тем, кто может на них заработать, – процитировал Помнящий, одновременно пытаясь понять, что пришло в голову альбиноса.