— Я не за карточным столом лишился руки, а на производстве!

— Меня это не касается! — (Страж беспорядка всегда найдет себе что-нибудь, что его не касается.)

— Вместо того чтоб цепляться к моей руке, шевелите лучше своими, вам за это платят!

Регулировщик оскорблен. Меж тем Лучо уже на подступах к ним борется с водоворотом немецких автомобилей. Подъезжает полицейский фургон, страж беспорядка указывает на Артуро и громко требует:

— Отправьте этого полоумного домой, а то, не ровен час, его задавят!

Рак тщетно трясет клешней, призывая друга на помощь.

Последним усилием Лучо обходит Фиата-таракана и прорывается на пешеходный островок возле памятника Кадорне; велосипед выскальзывает у него из рук и с грохотом падает. Слышится отчаянный крик Велы и рев полицейского:

— Полюбуйтесь, еще один! Богадельню тут устроили!

Лучо, поднимая Велу, краем глаза замечает фургон, увозящий Аталу и Артуро. Он остается в одиночестве среди насмешливо гудящих автомобилей.

В это время в парадном вестибюле «Демократа», стоя на ковре цвета бильярдного сукна, Волчонок после пятой неудачной попытки пробиться к главному редактору издает трубный непристойный звук перед присяжным привратником газеты. В этой части книги отношения персонажей с представителями властей складываются крайне неблагоприятно: спасаясь от привратника, Волчонок с размаху бьет в низ живота входящего субъекта в оранжевом жилете.

— Черт побери! — вырывается у субъекта (от репортера можно было ожидать и чего похлеще).

— Ты журналист? — мгновенно переходит к делу Волчонок.

— А ты кто такой?

— Друг Леоне Льва.

— Леоне… тот… которому стреляли? — (Удар в столь чувствительное место, видимо, сказывается на синтаксисе.)

— Вот именно, тот самый.

Хамелеон переводит дух и тут же вдохновляется заголовком: «Мы беседуем с юным другом убитого», однако, припомнив рой кавычек Тормозилы, решает, что лучше не надо, ибо это может быть воспринято как «нытье». И все же…

— Пошли, угощу тебя лимонадом.

— А ты случаем не дон Педро? — в лоб спрашивает Волчонок, немало повидавший на своем веку.

Они усаживаются в баре, поставив перед собой два стакана с прохладительным напитком, точнее — с лимонадом. Хамелеон добавляет в свой стакан сахару, чтобы вышел газ: он страдает язвой. Волчонок заглатывает все пузырьки и выстреливает собеседнику в лицо отрыжкой.

— Ну, что ты раскопал? — приступает к допросу комиссар Волчонок.

Карлолеон отмалчивается.

— Хотите, скажу, почему Леоне оказался там, господин журналист? Я его хорошо знал…

Карлолеон отпивает глоток лимонада, многоопытно улыбаясь. Он стремится подражать Роберту Митчуму, но по тому, как в желудке бурлит лимонад, выходит, скорее, а-ля Луи Армстронг. Он задумчиво покашливает. Затем нравоучительно, с достоинством произносит:

— Что ты в этом смыслишь, малыш?..

Волчонок фыркает.

— В мире много всяких извращений.

Научись сперва лимонад пить, а потом уж говори, думает Волчонок.

— Послушай, — осведомляется Карлолеон, — ты за своим другом в последнее время ничего странного не замечал?

— За ним нет. А за тобой замечаю.

— И все же, может, он был чем-то угнетен… подавлен?

— Думаешь, раз с окраины, значит, «на игле сидел»? Все вы так думаете, — вздыхает Волчонок.

Хамелеон мысленно набрасывает критическую статейку, но тут мимо проходит его коллега, хроникер, известный полицейским участкам и желтой прессе тем, что укладывает трупы в нужную позу и не боится даже Великого Свинтуса.

— Эй, Хамелеон, я нашел тут старую вырезку из газеты. Оказывается, почтенный Сандри десять лет назад был замешан в разных неблаговидных делишках, в частности — торговле оружием. Но выкрутился. А сын у него тоже любит пошутить. Скажем, время от времени он появляется в ночном клубе и открывает стрельбу — просто так, чтобы разрядить обстановку. Естественно, все семейство так вооружено, что могло бы прокатиться по центру на танке. Вот, взгляни…

Хамелеон читает: июль 1975 года. Тогда он сам надавал бы оплеух любому, кого встретил бы с «Демократом» в руках. Волчонок же, примиренец по натуре, как ни в чем не бывало мотает все на ус.

Прочтя, Хамелеон сокрушенно вздыхает.

— Решительный поворот в расследовании? — выдает заголовок на три колонки Волчонок.

— Обычный допотопный хвостизм, — пренебрежительно роняет Хамелеон.

— Это что, новое ругательство? — любопытствует Волчонок.

Хамелеон спешит сменить тему:

— Послушай, ты знаешь, с кем был дружен Леоне?

— А как же! Во-первых, со мной. Потом — с Лючией, он с ней жил, с Бобром, водопроводчиком, с Джаньони, стоппером.

— С кем?

— Английский футбольный термин, обозначает центрального защитника. Эх ты, а еще в газете работаешь! Заказал бы еще лимонаду. Ага, спасибо. Потом — Роза, Кристина, Пьера, Газелли, третий номер. Тонино Щеголь и еще Ли, который в психушке.

— В психушке? Он что, наркоман? Они оба кололись?

— Не знаю. Ли — чемпион по кунг-фу, видал небось в кино, когда Ли рассердится, к нему не подходи, всех раскидает. Вот и загребли его в психушку.

Хамелеону вспоминается недавнее сообщение АНСА.

Ливиано Лонги, левый экстремист, ранее судимый и отбывший три года за незаконное хранение взрывчатых веществ, в настоящее время находящийся на излечении в городской психиатрической клинике, совершил побег, нанеся увечья санитарам. Лонги отличается агрессивностью и особо опасен при задержании…

— Его фамилия Лонги, — сообщает Волчонок. — Я слыхал, как полицейские всех опрашивали: кто видел Лонги?

— Пока, до скорого, — обрывает разговор Хамелеон.

Волчонок остается один; перед ним оплаченная, недопитая бутылка лимонада.

Франко Термит имеет дом и магазин в самом центре квартала. У него лицензии на торговлю хлебом, макаронами, бакалеей, фруктами, зеленью, газовыми баллонами, инструментами; каждый год он покупает новую, расширяя свой прейскурант. Прозвище он получил не только за страсть к накопительству, но и за типично муравьиную внешность: маленькая головка и круглопузатое туловище, перехваченное в поясе передником, — настоящая восьмерка. Нору его окружают битые стекла и колючая проволока. К тому же у него есть огород, вернее, тюрьма для овощей, где возвышается пугало в маскировочном халате и где полно антикрысина, купороса, дуста, боракса и прочего химического оружия. Никому еще не удавалось стащить у Термита головку чеснока или помидор. Ядовитыми веществами он истребил всех котов в радиусе километра, а дом у него оснащен засовами и замками не хуже, чем крепость. Из магазина даже гвоздя не унесешь: Франко установил на входе турникет, как в метро, и просто так никого не выпустит — ни живого, ни мертвого, ни в кошелке, ни в мешке.

Сегодня у Термита с покупателями негусто, он сидит в тени живой изгороди из артишоков, читает какую-то газету, типа «Суперменеджера», где советуют, как выгоднее вложить капитал в сына, но у Термита нет сына, а только сторожевой пес — примут ли его в Гарвард? Но тут у входной двери звякает колокольчик, и на пороге появляются две красивые девушки сорта «покупаю мало, больше языком чешу».

(Нашим героиням в пещере Термита становится не по себе. Солнечные лучи сюда не проникают, с потолка свешиваются туши животных и белые вонючие сыры, похожие на человечьи головы. И среди всего этого внезапно возникает рожа Термита, перекошенная в подобии улыбки.)

— Что угодно синьоринам?

Лючия собирается с духом.

— Мы пришли насчет Леоне.

— А-а…

— Вы знаете, что его…

— Я читаю газеты… — (Вранье, он читает одну-единственную.)

— Мы выясняем, что делал Леоне в последний день… Не заходил ли он к вам?

— Нет, не заходил, я его уже месяц не видел… — выпаливает Термит.