– Информации мало, товарищ генерал, – отчеканил Кривошеев, – мы работаем в данном направлении.

Генерал Потапов прикрыл окно тяжелой портьерой и сел за рабочий стол.

– Это хорошо, Константин Сергеевич, – ответил он, – нужно продолжать работать в этом направлении.

Кривошеев кивнул.

Генерал раскрыл лежавшую на столе красную папку, где, как понял Константин Сергеевич, лежали спецдонесения.

– Из Афганистана поступают неприятные новости, – произнес генерал, – к противнику «уходят» полетные задания, маршруты движения наших снабженческих колонн, планы оперативно-боевых мероприятий спецподразделений, даже пароли. Со времени начала боевых действий советская группировка понесла значительные потери, а наибольшие – 180-й мотострелковый полк, Суворовский. Мы считаем, что у нас там завелся крот. Есть достаточные основания полагать, что кто-то в составе нашего ограниченного контингента работает на противника.

Кривошеев молча слушал генерала, уже понимая, зачем его вызвали.

– По поиску и уничтожению бандподполья талибов, – между тем говорил Потапов, – нами и ГРУ разработана разведывательно-диверсионная спецоперация. Выдвижение группы с базы, где дислоцируется именно 180-й Суворовский полк, намечено на июнь. Я вызвал вас из Германии с одной задачей – найти крота. Вы направляетесь в Афганистан под прикрытием. Все документы, а также указания, касающиеся задания, вы получите у адъютанта. Пожалуйста, внимательно их изучите.

Генерал встал, следом поднялся Кривошеев.

– Константин Сергеевич, не подведите. В ваших руках будет жизнь бойцов. Их кровь нам с вами не смыть с рук, – по-отечески твердо, но с надеждой и уважением закончил генерал.

Месяцем позже на ПВД 180-го мотострелкового полка

Наспех организованная церемония награждения затягивалась.

– Постановлением Президиума Верховного Совета СССР, – произнес гнусаво партийный лысоватый мужчина, склонный к полноте, – за образцовое исполнение интернационального долга и достигнутые при этом положительные результаты командир роты разведки 127 гвардейского полка гвардии капитан Кривошеев Константин Сергеевич награждается медалью «За боевые заслуги».

Зачитывающий был гражданский неопределенного возраста и национальности, совсем не выделявшийся из серой массы таких же мужичков партийного аппарата Советского Союза. Эдакая чудаковатая масса, затянутая в костюмы однообразного покроя из грязно-серой ткани, с зажатым под мышкой портфелем, словно именно там сосредоточены все секреты Родины.

Положив портфель, мужчина толстыми пальцами неловко нацепил медаль на грудь Кривошеева, при этом искоса поглядывая на свою поклажу, к которой никто из присутствующих в импровизированном зале не проявлял интереса.

Для того чтобы поддержать боевой дух и придать афганской войне смысл, государство отмечало бойцов Советской Армии, шедших долгой и трудной дорогой к победе, наградами. И хотя каждый боец понимал, что главная-то награда – это жизнь, все же получить медаль было всегда приятно.

Есть что обмыть, а значит, можно опрокинуть легально стакан-другой отличного русского самогона, приготовленного в каптерке начальником склада прапорщиком Иванко из пайкового сахара, предназначенного бойцам, и никто за это не накажет. На войне солдату больше нечем снять стресс, а заодно и прогнать накопившиеся страх, усталость, боль.

Итак, эта врученная награда, как часть большого спектакля, поставленного Лубянкой, в котором капитан органов безопасности Кривошеев играл роль войскового разведчика, давила на грудь.

– Служу Советскому Союзу! – отчеканил капитан.

Но на душе было неспокойно. Прошло полтора месяца с момента его приезда в Афганистан, а он не только не вычислил крота, но и провалил запланированную специальную операцию. И цена провалу – жизнь солдат разведывательно-диверсионного отряда, попавшего в засаду моджахедов. Получается, что Кривошеев подвел не только начальника Управления, но и – что угнетало больше всего – бойцов.

«Руки в крови!» – свербело в голове.

Кривошеев попытался прогнал неприятную мысль.

«Есть еще время! – твердил он сам себе, – я вытащу этих ребят, обязательно, во что бы то ни стало!»

В его уме стал складываться план оперативной комбинации, в случае успешного исхода которой будет разоблачен засевший в пункте временной дислокации 180-го мотострелкового полка крот. А значит, будут спасены бойцы разведывательно-диверсионного отряда ГРУ. И он прекрасно понимал, что действовать нужно решительно и без промедления, не теряя ни минуты еще имевшегося в запасе времени.

Сбежав от царившей на базе суеты и вернувшись в комнату и бросив кожаный планшет на аккуратно убранную постель, капитан Кривошеев сел за рабочий стол и, вооружившись листами бумаги и карандашом, стал обдумывать оперативную комбинацию.

Основную идею как нельзя лучше описывала поговорка: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». И Кривошеев сделал карандашом на чистом листке бумаги первую запись: «Организовать застолье. Приурочить к церемонии награждения». Противодействия этому со стороны руководства полка не будет: повод для любого военного вне зависимости от чина и должности святой. У плана был только один недостаток: Кривошееву придется пить наравне со всеми, а этого ему не хотелось: разыгрывая комбинации, важно оставаться трезвым и мыслить здраво.

Фраза «Три стакана» была дважды подчеркнута, и после нее стояло несколько восклицательных знаков.

Необходимо было выявить крота, выпив не более трех стаканов.

Дальше Кривошеев набросал список из десяти имен офицеров руководящего звена полка.

«Почему именно они?» – спросил он сам себя.

Потому что к секретной информации рядовой офицер не мог быть допущен.

Данные о маршрутах движения колонн снабжения и вооружения – их могли знать начальники продовольственной части, складов арттехвооружения и гаража. О боевых заданиях, помимо начальника полка, был осведомлен его помощник по оперативной работе и командиры рот. Под номерами восемь и девять в списке появились представитель авиационного полка и начальник медицинской службы – те, кто знал о летных заданиях.

Немного поразмыслив, Кривошеев записал также и фамилию начальника финансовой части.

«Кто знает», – рассудил он.

Отложив в сторону лист и откинувшись на спинку стула, Кривошеев закрыл лицо ладонями, погрузившись в мысли: необходимо было более детально обдумать комбинацию, проанализировать каждого офицера, попавшего в список.

Уже вечером командир роты разведки Кривошеев Константин Сергеевич, а также несколько офицеров руководящего звена полка, которых он выделил как возможных предателей, уселись за быстренько организованным столом в одной из казарм пункта временной дислокации. Порезали крупными ломтями колбасу, сделанную полковым шеф-поваром Михалычем из потрохов местной живности, хлеб, поставили кастрюлю с невесть откуда добытой картошечкой, понятное дело, по ящику отличного самогона и тушеной говядины из запасов начальника продовольственного склада.

В тот день прилично набравшиеся офицеры Советской армии говорили о многом. Вспоминали боевых товарищей, которых потеряли на бесчисленных полях сражений, тех, с кем делили паек и патроны в операциях. Пили за победу, здоровье и удачу каждого, за тех, кто не вернулся с поля боя, и говорили о простом человеческом счастье, как вернутся домой к своим семьям.

– Нет у меня семьи, – понуро сказал Кривошеев, – нет батьки, нет мамки. Детдомовский я.

И выпил стакан самогонки.

«Раз», – сосчитал про себя Константин.

Больше трех стаканов Кривошеев себе сегодня позволить не мог, и это он помнил. За завесой праздника он реализовывал оперативную комбинацию по разоблачению крота, который месяцем ранее сдал вышедший на спецзадание разведывательно-диверсионный отряд.

– Товарищи офицеры, – между тем сказал Константин, чуть поморщившись после выпитого стакана, – я, капитан Кривошеев, проставляюсь по случаю награждения медалью «За боевые заслуги».