Республика Таджикистан, 12-я пограничная застава, днем позже

Личный состав 12-й пограничной заставы Московского погранотряда Группы Пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан проводил чистку вверенного им оружия, когда с неба донеслись первые – сначала слабые, но с каждой секундой все нарастающие звуки приближающегося вертолета.

Командир заставы, старший лейтенант Михаил Майборода, бросил беглый взгляд сначала на висевший и давно выцветший под ярким южным солнцем календарь, потом на часы. Выругался, послав куда подальше всех тех, кого угораздило прилететь на заставу. Сменил летние тапочки на тяжелые кирзовые сапоги с высоким берцем, вошедшие благодаря американцам в армейскую моду, и вышел из комнаты встречать прибывающих «гостей».

На выходе из казармы его уже ожидал, также пребывая в нервозном состоянии, капитан Смирнитский.

– Что там? – кратко поинтересовался Майборода.

Смирнитский пожал плечами:

– Знаю не больше твоего, Миша.

Майборода хмыкнул. Он и Смирнитский отнюдь не были хорошими друзьями. Ситуация, в которой они оказались по воле судьбы, немного их сблизила, хотя командир заставы никогда не доверял ГБшному капитану, оставшемуся на границе после вывода чекистов с территории Таджикистана. И профессиональное чутье Смирнитского подсказывало, что его присутствие на заставе Майбороду если не злит, то определенно нервирует. Из-за этого и отношения их были натянутыми. Вместе с тем Смирнитский никогда не вмешивался в командование заставой и никоим образом не подрывал авторитета командира. Задачи были поставлены другие.

В это время к двоим офицерам присоединился замком заставы лейтенант Андрей Мерзликин, также как и командир, отдыхавший у себя в комнате. Поздоровался.

– Кого черти еще к нам прикатили? – спросил Мерзликин, прикрыв глаза от солнца ладонью, внимательно изучая приближающийся вертолет.

– Хрен его знает, – выругался Майборода.

– Не жди ничего хорошего, Андрюш, – сказал Смирнитский, – уж больно неожиданный прилет.

– Давно уже ничего хорошего не ждем, – хмыкнул Мерзликин. – И тут, ясное дело, не пряники нам раздавать прилетели.

Вертолет, совершив круг над заставой, стал заходить на посадку.

– Андрей, – обратился командир к заму, – личный состав – в казармы, и чтобы по территории никто не слонялся. Одежда по форме, никаких вольностей. Все занятия и мероприятия по утвержденному распорядку дня. Дежурная смена на постах, и чтобы без замечаний.

– Понял, – ответил Мерзликин и направился к чистившим оружие солдатам, отдавая на пути какие-то указания.

«Толковый парень, далеко пойдет», – подумал Смирнитский.

– Ну, – Майборода поправил фуражку, – пошли, Толя, встречать заявившихся по нашу душу гостей.

И оба офицера двинулись по тропинке к вертолетной площадке.

– То есть как? – не понял капитан Смирнитский указание прибывшего полковника Министерства безопасности Российской Федерации Константина Сергеевича Кривошеева.

– А вот так!

Смирнитский отметил, что напряженный голос Кривошеева почти срывался на крик, в котором улавливались нотки тревоги и страха. И в таком состоянии капитан Кривошеева видел впервые.

Однако полковник быстро взял эмоции под контроль.

– Толя, – по-отечески обратился Кривошеев к Смирнитскому, – есть информация из надежного источника, но не полная. И весьма тревожная.

Стоявшая в кабинете духота, вызванная полуденным июньским солнцем Таджикистана, усугублялась еще и напряжением, возникшим между сотрудниками органов безопасности. Не спасал и тихо тарахтевший старенький советский вентилятор на рабочем столе, который едва разгонял горячий воздух.

– Это я понимаю, Константин Сергеевич, – ответил Смирнитский, – раз потребовалось присутствие самого заместителя начальника департамента министерства, информация не может быть несерьезной. Но вы же не говорите, что это за информация.

Кривошеев с досады поджал губы. Он понимал, что, не раскрывая, как выразился министр безопасности, «всех карт», он фактически подставляет ни больше ни меньше, а всю заставу. Но и все сообщить он не мог – это значило бы нарушить указание «первого». В который раз за свою службу в органах Кривошеев вынужден был выбирать: воинская честь или жизни бойцов, которые приносились в жертву воинскому долгу.

– Вот, – Кривошеев быстро направился к карте местности, где располагалась 12-я застава, – Анатолий Иванович, смотри сюда.

Константин Сергеевич провел указательным пальцем вдоль юго-восточной границы расположенного рядом с заставой кишлака Сари-Гор.

– Все, что могу показать тебе, капитан.

Настроение у Смирнитского было мрачным.

– Понятно, – пробормотал он, пробежав глазами по невидимой, но весьма важной линии на юго-восточном направлении, которую пальцем очертил Кривошеев.

В этот момент в дверь кабинета Смирнитского постучались, и на пороге появился прилетевший вместе с Кривошеевым – но уже по душу капитана Майбороды – полковник пограничной службы, недавно отделившейся от госбезопасности.

– Константин, – обратился он к Кривошееву, – ты заканчиваешь? Пора вылетать.

– Я сейчас, – ответил Кривошеев, и тот вышел, захлопнув дверь. – И еще одно, – обратился он уже Смирнитскому, – желаю удачи. По всей вероятности, она вам понадобится.

И он направился к выходу.

Подняв клубы пыли, вертолет, крякнув, оторвался от взлетно-посадочной площадки и медленно стал набирать высоту. Провожавшие офицеры 12-й пограничной заставы Московского погранотряда: Анатолий Смирнитский, Михаил Майборода и Андрей Мерзликин – придерживали фуражки, чтобы не сдуло.

Когда вертолет почти растворился в голубой дали неба, превратившись в еле заметную черную точку, мрачный Смирнитский развернулся и молча направился к себе.

– Эй, – крикнул Майборода, догнав его на пути к офицерским жилым кубрикам, – ты какой-то угрюмый. Что случилось?

Смирнитский остановился, дожидаясь Михаила.

– В том-то и дело, что ничего, – с досады пробурчал он, – как всегда, ничего. Твою же мать!

И Смирнитский пнул первый подвернувшийся под ногу небольшой камушек. Майборода не понимал причин плохого настроения Смирнитского.

– Тогда в чем же дело, если ничего не произошло?

Смирнитский показал Майбороде на юго-восток, где петляющая тропа уходила в кишлак Сари-Гор.

– Вот и все! – произнес Смирнитский.

Майборода сначала непонимающе всматривался в даль, куда указал Смирнитский, затем перевел взгляд на Анатолия.

– Это такая шутка? – спросил командир заставы.

На что Смирнитский помотал головой, пробурчав:

– Если бы.

В это же время в нескольких километрах от с. Сари-Гор (Республика Таджикистан)

За небольшим столом сидели трое. Полевой командир группы афганских моджахедов Барами, замотанный в немыслимые арабские одежды и увешанный оружием, словно новогодняя елка игрушками. Бородатый чеченец иорданского происхождения Хаттаб, в отличие от Барами, не сильно заботившийся о внешнем виде. И разительно отличавшийся от первых двух происхождением – сотрудник ЦРУ США Джонатан Питерс.

– Барами, – обратился Питерс к полевому командиру, – я надеюсь, что на этот раз не получится так, как в Афганистане. И ты не разочаруешь ни меня, ни нашего общего друга, вновь оказавшего тебе доверие?

Барами всполошился, как курица-наседка, будто в курятник проник койот, и в прямом смысле слова закудахтал: сначала что-то на фарси, а потом перешел на ломаный английский.

– Джонатан! – не переставая, восклицал он. – Джонатан! Джонатан! – И собрался обняться, как полагалось по исламской традиции среди равных положением, но, встретив холодный взгляд Питерса, остановился.

– Барами, – продолжил Питерс жестко, – избавь меня от пустых заверений. Запомни одну простую вещь: мы с тобой не друзья и никогда ими не были. ЦРУ купило тебя за американские доллары, – говорил американец, глядя на Барами с легким презрением, – и не рассказывай мне сказки о своей чести и вере в Аллаха. Ты служишь нашему золотому тельцу, так будь добр – выполняй его команды.