— Ответь мне, не молчи, Лера, я прошу тебя, — взмолился он, касаясь губами моих губ.
Это пытка. Я больше так не выдержу. Я тянусь к нему за поцелуем, но он лишь уходит от него, продолжая дразнить меня, продолжая спрашивать.
— Я не знаю, — шепчу я в его губы, такие родные и в тоже время такие недоступные.
Его взгляд меняется, становится другим, ожесточенным, губы сжимаются в одну сплошную линию, он хмурится. Что не так? Почему он опять закрывается от меня? Почему просто не поцелует? Разве я так много прошу?
— Поцелуй меня, — шепотом, только для него, молю я.
Мрачная маска спадает с его лица, как будто ее и не было. Его губы осторожно накрывают мои, оттягивая нижнюю и прикусывая ее. Он отпускает и снова завладевает моим ртом, но уже властно, не сдерживая свой порыв. Его язык переплетается с моим в неистовом танце, будоража кровь, заставляя уставшее сердце биться чаще. Я испускаю стон в его рот, чувствуя, как его руки сильнее прижимают меня к нему. Тепло, такое приятное и родное, волной обдает все тело, мне мало его, я углубляю поцелуй, подстраиваюсь под новый темп. Жарко, я горю рядом с ним, не разрывая поцелуй. На мгновение он отдаляется, целуя мою шею и прикусывая мочку ушка. Я знаю, что ему неудобно, приходиться сгибаться в три погибели для того, чтобы целовать меня, но он не останавливается, обдавая горячим дыханием мое лицо, и снова возвращается к губам.
Еще пару минут, настойчивых, жарких, и Максим прекращает поцелуй, прижимая меня к себе. Я глубоко дышу, стараясь набрать как можно больше воздуха, мне его не хватает. Я прижимаю голову к его груди и чувствую, как его сердце бьется: громко, точно, быстро, даже через свитер слышу. Я позволяю своим рукам проникнуть под его куртку, поближе к его телу, я хочу обнять его, прижаться к нему, он мне нужен. В ответ чувствую руки, с силой вжимающие меня в его тело. Холодно, мороз, но нам так хорошо, так тепло, душно. Наконец, я позволяю себе посмотреть в его глаза, не нарушая тишину. Он приподнимает мое лицо еще выше за подбородок, внимательно, с маниакальной точностью изучая меня.
— Я люблю тебя, — шепчут его губы и снова накрывают мои, не дав мне ответить.
Я подчиняюсь, полностью поглощенная его страстью. Отвечаю жарко и нетерпеливо. Я хочу дать ему свой ответ, но, кажется, он боится или не хочет его слышать. Он не позволяет прервать поцелуй. Но все же я вырываюсь из плена его губ и шепчу несмело:
— Я больше.
Мы пропали без остатка, окрыленные и довольные, поглощенные желанием. Ощущая невообразимый коктейль чувств, распространяющий электрические заряды по телу.
Глава 25 Максим
Впервые за долгое время я был счастлив, хоть прекрасно осознавал хрупкость этого мгновения. Но я не желал снова загонять себя в тупик, не желал отказываться от столь прекрасного и ранее недоступного мне чувства. Возможно, я поспешил, открываясь ей, возможно, мне стоило подождать, но я более не мог спокойно смотреть, как кто-то обхаживает то, что должно принадлежать мне. Неконтролируемый, поглощающий меня с головой гнев моментально овладевал моим разумом, и его было чертовски сложно контролировать. Именно из-за внезапно обуявшего меня чувства ревности, вперемешку со злостью и желанием пересчитать все ребра Князеву по несколько раз, я вышел подышать морозным воздухом и хоть немного охладиться, избегая возможности устроить очередную потасовку. Мне даже удалось выкурить парочку сигарет перед тем, как Лера подошла ко мне. Столь робкая и в тоже время дерзкая, она смотрела на меня своими выразительными, практически черными глазами, продолжая дразнить вечными прикусываниями нижней губы. Она всегда так делала, когда нервничала. Столь невинный жест для нее и такой дразнящий для меня, будоражащий мою отнюдь не слабую фантазию. У меня даже проскользнули мысли о том, что не мешало бы ее проучить за этот жест прямо в моей машине. Но здравый разум все же преобладал над животными инстинктами, и я загнал похотливого зверя подальше.
Я крепко сжимал ее в руках, продолжая целовать ее губы, продолжая наслаждаться едва уловимыми стонами, ласкающими мой слух. Нашу идиллию прервал звонок моего мобильного, и по характерной мелодии я не смог отклонить его. На экране высветился номер Николая Павлова, начальника охраны моего отца. Я отстранился от Леры и отошел в сторону, показав ей жестом «тихо», попросту прислонив указательный палец к губам.
— Максимилиан Викторович, — раздался грубый мужской голос в трубке, — на фирме вашего отца небольшие проблемы, мы использовали «красный код», необходимо, чтобы вы точно следовали инструкциям.
Долю секунды я колебался, прекрасно осознавая, что под небольшими проблемами скрывается довольно-таки масштабная проблема, если задействованы меры безопасности «красного кода».
— Максимилиан, — надавил на меня мужчина, ожидая утвердительного ответа.
— Я вас понял.
Отклонив звонок, я внимательно посмотрел на девушку перед собой, которая старательно закутывалась в куртку. Ее щеки пылали и явно не от мороза, она продолжала прикусывать нижнюю губку и старалась отвести взгляд в сторону, но все равно, раз за разом, пронзительно смотрела на меня. Я медленно подошел к ней и пропустил ее волосы сквозь свои пальцы, блаженно вдыхая их запах. Да, она, определенно, пахла ванилью, столь тонкий и приятный аромат, я ухмыльнулся. Мои губы снова овладели ее в попытке запомнить вкус, ведь я не знал, когда мне удастся снова поцеловать ее, снова прижать к себе, снова окунуться в чувство полного и неконтролируемого упоения. Она почувствовала смену моего настроения, нахмурилась, отстранилась, пристально изучая меня.
— Что-то случилось? — беспокойство читалась в ее голосе.
— Нет, все хорошо, — безэмоционально произнес я, — возвращайся к ребятам, мне нужно отъехать ненадолго.
Ложь! Я не был уверен даже в том, что через несколько недель все уладится. В детстве «красный код» звучал лишь однажды, и тогда мы покинули страну на долгих полгода. Именно тогда я лишился матери, которой все же удалось сбежать, или же угрозы моего отца оправдались, и он убил ее во время очередной попытки к бегству. Я до сих пор не знал ответа на этот вопрос, вечно терзающий меня.
— Ага, как же.
Лера продолжала испытующе смотреть на меня, в то время как я старался запомнить ее образ до мельчайших деталей. Звук резко тормозящих шин от черного тонированного BMW вырвал меня из размышлений.
— В машину, — рыкнул я, не дожидаясь действий от смутно знакомого автомобиля, а точнее от тех, кто был в нем.
— Что?
Девушка непонимающе посмотрела на меня, но у меня не было времени, чтоб что-либо ей объяснять. Запихнув Леру в машину, я сам моментально занял водительское кресло и, не разогрев двигатель, двинулся с места: меньше всего меня сейчас волновал будущий износ. Скрип шин по асфальту, очищенному от снега, оповестил о резком старте. Но времени на размышления у меня не было, так как машина, на которой ездил я, не была бронированной, в отличие от той, на которой ездил мой отец. И я пожалел об этом, помня свои слова о том, что мне плевать на всех и вся. Глупец! Плевать на свою жизнь, но не на девушку рядом со мной, которая явно не понимала, что происходит, и ошеломленно смотрела на меня. Еще бы, я бы удивился, если бы она спокойно все восприняла.
— Пристегнись, — отчеканил я, когда резко завернул вправо и девушка чудом избежала столкновения со стеклом, благодаря моей руке, вовремя схватившей ее за куртку.
— Что происходит? — еле слышно прошептала она, в то время как я постоянно смотрел в зеркало заднего вида, наблюдая, что BMW не отстает.
— Потом, — отрезал я, набирая номер мобильного Гордеева и включая громкую связь.
Хоть я и противился всем возможным средствам безопасности, которые постоянно придумывал мой отец, но от личного телохранителя все же мне не удалось откреститься. Удивительно, что им стал парень фактически моего возраста, но его отец был лучшим среди спецподразделения, охраняющего моего неизменного папашу. Кирилл полностью принял обязанности моего телохранителя, как только ему исполнилось восемнадцать, и у нас сразу завязались довольно-таки дружеские отношения, которые, вроде как, не должна была позволять субординация подчиненного и начальника. Но так как я не выступал в роли непосредственного начальника, а в роли объекта, которого необходимо было охранять, мы опустили этот момент. Однако о том, кем, собственно, является для меня Гордеев, не знал даже Артур — мой лучший друг. В этом была своя необходимость, которая позволяла избегать ненужных ситуаций.