Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Странное и практически необьяснимое дело - в своей школе, среди учеников, Яров никогда интереса к Булгакову не проявлял. Только уж самым любопытным отличницам, да и то нехотя, он мог давать кое-какие пояснения. Быть может, тем самым Яров пытался спасти творчество Булгакова от препарации его примитивной школьной программой? Или боялся, что ученички воспримут Булгакова с той же скукой, как алгебру, химию, Гоголя, воен-физ-подготовку? В школе, по мнению Ярова, все было серо и скучно, кроме перемен между уроками, перекуров в таулетах, спорт-площадки и жизни, которая ярким цветом вспыхивала у детей уже за дверьми школы.

Ответ Булгакова на волнующие сегодня Ярова вопросы он и без первоисточника помнил хорошо, но все же решил освежить его в памяти. Он взял книгу в руки, погладил её шелковистый переплет и почти сразу нашел нужное место, где буфетчик Андрей Фокич нанес визит Воланду с просьбой исцелить его от смертельного заболевания - страница 122,123.

"- У вас скольо имеется сбережений?

Вопрос был задан участливым тоном, но все-таки такой вопрос нельзя не признать деликатным. Буфетчик замялся.

- Двести сорок девять тысяч рублей в пяти сберкассах, - отозвался из соседней комнаты треснувший голос. - и дома, под полом двести золотых десяток.

Буфетчик как будто прикипел к своему табурету.

- Ну, конечно это не сумма, - снисходительно сказал Воланд своему гостю, - хотя, впрочем и она вам не понадобиться.

Тут уж буфетчик возмутился.

- Это никому неизвестно и никого не касается, - ответил он.

- Ну, да, неизвестно, - послышался все тот же дрянной голос из кабинета. - Подумаешь, бином Ньютона! Умрет он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике 1-го МГУ, в четвертой палате.

Буфетчик стал желт лицом.

- Девять месяцев... - задумчиво считал Воланд. - Двести сорок девять тысяч... это выходит круглым счетом двадцать семь тысяч в месяц... маловато, но при скромной жизни хватит... Да ещё эти десятки...

- Десятки реализовать не удастся, - ввязался все тот же голос, леденящий сердце буфетчика. - По смерти Андрея Фокича дои немедленно сломают и десятки будут отправлены в Госбанк.

- Да я и не советовал бы вам ложится в клинику, - продолжал артист. Какой смысл умирать в палате под стоны и хрипы безнадежно больных? Не лучше ли устроить пир на эти двадцать семь тысяч и принять яд, переселиться в другой мир под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями?"

Просто и сильно! - в тысячный, быть может, раз восхитился Яров. Прекрасный совет! Но следование ему нуждалось в небольшой коррекции. Капиталы Ярова (с учетом курса) не тягались со сбережениями буфетчика Андрея Фокича, лихих друзей у него не было, а уж тем более хмельных красавиц. Помилуйте, Михаил Афанасьевич! - не проституток же на лихой пропой этих пяти штук баксов приглашать?! Были пять тысяч баксов и Прощальная Звезда, чего вполне хватало, чтоб последовать разумному предложению Гения. Быть может - была Елена...

На этом этапе рассуждений Ярова несколько покоробило неприятное соображение, поскольку получалось, что он "покупает" молодую женщину за указанную сумму, но изворотливый человеческий ум всегда найдет себе оправдание. Яров был не глупей прочих, а потому тут же изобрел для себя формулировку: "если даже что-то и покупается, то не человеческая личность, а "Время" этой личности, всего лишь миг", что, впрочем, никакими деньгами и не измеришь.

За несколько минувших дней после побега из больницы, Яров укрепился в душевном равновесии. Не то чтоб достиг покоя, но тупо принял действительность таковой, как она сложилась, прикинул ряд неотложных дел, которые должен в его положении свершить порядочный человек, но спешки и эти дела дела не требовали. Ни давно полузабытой жене, ни сыну Игорю он не собирался сообщать трагической инфармации до самого последнего момента. Строго говоря, особо нежных отношений у него с Игорем не было, если не признать, что вовсе не было никаких отношений. На эту ситуацию у Ярова опять же имелось научное определение: "У хороших педагогов никогда не бывает хороших детей, это профессиональная деформация". Так что все в порядке.

Через пару дней домашнего отдыха, в итоге всех размышлений Яров вдруг ощутил ранее неведомое чувство душевной да и физической свободы. День, (пришлось на вторник) - оказался звонким, солнце добивало последний грязный снег в низинах, а динамичные планы Ярова требовали некоторых поспешных действий.

Из маленькой спаленки он прошел в чуть большую гостиную, которая несла функции и кабинета, а из дубового стола (пямять об учителе-отце) вытащил кожанную сумочку с долларами, которые отстоял в тяжелом бою с малолетними грабителями.

Яров сел в кресло и тщательно, словно проверял тетрадки школьников, посчитал свой капитал. Оказалось - без мистификаций, без обмана, пять пачечек, в которых одна к одной лежали зеленоватыt купюрки по сто долларей номинала. Банкноты были лишь слегка затрепаны, словно собранные алчным скопцом, долго лежали на хранении зашитыми в матрац. В общем-то, деньги как деньги и священного трепета Яров пред ними не испытывал. Но приходилось признать, что означенные бумажки даже в нищей стране дают кое-какие, весьма существенные возможности. Точнее так - с наличием их возвышаешся по социальной лестнице в разряд тех нескольких процентов населения Отечества, которые на фундаменте всеобщей нищеты и строят свое благоденствие. Давно известно - крупнейшие состояния сколачиваются не в богатых странах, а там где люди с голоду мрут. Голодных и обездоленных грабить легче.

Четыре пачки Яров вернул в сумочку и положил её в стол. Пятую - в карман пиджака и тут же почувствовал себя словно помолодевшим, словно его в рыцарское звание возвели, скажем - оказалось он граф фон Яр! Счастье для дураков.

Не теряя этого чувства силы и уверенности в себе, он взялся за телефон и набрал уже выученный на память номер, кинув взгляд на часы. Натикало час с четвертью пополудни.

- Слушаю вас. - прозвучал ровный, как показалось Ярову ожидающий женский голос. А у него что-то дрогнуло в груди и он разом словно налился жаром.

- Елена Викторовна, это Яров...

Она негромко засмеялась, ответила обрадованно.

- Я так и думала, Илья Иванович! И не называйте меня больше по имени-отчеству. Это в больнице было приятно, когда среди всех кто мне говорил "ты", вы один так отличались. Кстати, вы зря так сбежали, наш шеф в полной ярости.

По голосу Елены Ярову казалось, что он говорит с совершенно другим человеком, абсолютно ему незнакомым. Но тут же понял: так и должно быть там он видел медсестру на работе, а теперь она - другая. А потому в следующую секунду всё рухнет - планы, надежды, расчеты и никакие доллары не помогут.

Он заговорил осторожно.

- Лена, я думаю что наши планы, вернее то, что я вам предлагал, сходить в Музей, сьездить в Троицкую Лавру, чтоб поставить свечку за здоровье всех и вся... Ну, обо всем, чем мы договаривались... Это остается в силе?

- А вы передумали? - тут же спросила она.

- Что вы! Но понимате, одно дело когда я ТАМ, а другое....

- Для вас. - она чуть нажала на последнм слове. - - У меня нет никакой разницы.

"Сколько мне лет?! - панически затрясся Яров. - Пятнадцать? Двадцать пять? Или под шестьдесят, если сейчас у телефонной трубки дрожу, как юноша и потею будто в сауне?!

- Хорошо. - заторопился он. - Значит нам надо поговорить на общие, скажем, - глобальные темы. Как у вас сегодня со временем?

- В пять мне нужно заскочить в больницу... А потом....

Он припомнил, что она живет неподалеку и быстро перебил.

- Хорошо, встретимся в три часа на Измайловской площади. Там, насколько я помню, есть пара маленьких кафе, а потом решим течение вечера.

Кроме кафе на Измайловской площади было несколько пунктов размены валют, что было на данный момент более существенным.

- Я буду в три. - просто ответила Лена.

9
{"b":"55544","o":1}