Иностранные шпионы! Настойчивей крадите секреты когтеходства, всесторонне изучайте и сообщайте о них куда надо! Харе!

- Замыкающий шифровальщик заливался в таком духе еще добрые десять минут, пока, наконец, вдохновение не оставило его. Он отер пот со лба и завершил свою версию дешифровки:

- Придворные и прочие дегенераты! Идите вы все куда подальше! Ом!

Император благоговейно подождал, не будет ли еще чего добавлено к святым наставлениям, и спросил:

- Все, что ль?

- Все, ваше величество,- поклонился довольный своим творением виртуоз дешифровки. - Я бы и дальше мог, конечно, да голос сорвал.

Замечательно, что никто из зубров интуитивной декодировки даже отдаленно не приблизился к исходному тексту - тому, что написал граф Артуа в кабинете амстердамского отделения секретной некитайской службы. А он, как вы хорошо помните, просил выслать ему вставную челюсть его родной бабушки, оставленную им на туалетном столике императрицы. Произошло это, разумеется, потому, что начальник секретной почты перепутал дату и день недели - граф отправил письмо не семнадцатого в четверг, а днем позже, в пятницу. Это-то и привело к тому, что столь тщательно разработанная система перекрестной перекодировки сработала насмарку, и в том еще одно доказательство того, как вредно сохранять на столе перекидные календари за минувший год. И вот - одна маленькая оплошность свела к нулю усилия десятка корифеев шпионажа. Внимательней, внимательней надо, господа разведчики и контрразведчики! Пусть же этот ляпсус послужит вам уроком.

Впрочем, император все равно был в восторге - он любил получать святые наставления из Шамбалы. И теперь, не в силах сдержать себя - да и не имея нужды в том - владыка Некитая, заливаясь слезами счастья, вскочил с места и завопил на весь зал:

- Пресветлая Шамбала велит нам крепить единство возбухай-мразматиков и прибабах-паралитиков, а у нас до сих пор нет ни тех, ни других!

- О! - скорбным воплем отозвался зал. - Слава Шамбале! Как вовремя дошло до нас святое наставление! Подумать только - мы бы так и оставались в невежесте и не знали, кого нам не хватает!

Не так далеко от императора сидели Сюй Жень и Тяо Бин и ели государя глазами. Оба как-то так выпали из фавора, после того как аббат Крюшон боевым крещением окунул их в чан с поросячьей мочой. Они все не могли решить головоломку - как бы им выкреститься в христианство из иудаизма, не переходя, однако сперва в эту веру и не состоя в иудаизме теперь. Два начальника искали способ вернуть хотя бы расположение императора - и вот, они решили, что час настал. Сюй Жень вскочил и заорал:

- Ваше величество! Мы с Тяо Бином всегда были возбухай-маразматиком и прибабах-паралитиком!

Однако инициатива двух начальников не понравилась императору. Он готовился впасть в экстаз, а тут два кайфолома встряли так не к месту. Император смерил придурков сердитым взором и повелел, указуя перстом:

- Ты - Лянь, а ты - Мань!

- Чесать Маней, сношать Ляней! - догадливо проскандировал зал.

К двоим поименованным так начальникам ринулись гвардейцы и схватили обоих. А император принял из рук министра связи святое письмо и лобызая его сорвался с места. Он прижал к груди бесценное послание и запрыгал вдоль рядов столов на одной ноге - то на левой, то на правой. Он потрясал письмом, зажатым в воздетой руке - то в левой, то в правой. И когда он скакал на левой ноге, то восхвалял премудрость святой Шамбалы, а когда перескакивал на правую, то благословлял просветленных вестников Шамбалы.

Меж тем Сюй Жень и Тяо Бин, тыча пальцами друг в друга и брызгая слюной изо рта, визгливо спорили с гвардейцами - каждый доказывал, что наставление святой Шамбалы в части "сношать" относится не к нему, а к другому,- его же надлежит чесать. Но просвещенные могучим разумом горнего послания исполнители императорской воли не дали оплошки и не позволили себя заморочить. Экзекутор был призван, и другой нашелся к нему в пару, и когтеходство свое оставил на сей случай.

И когда император восхищался неизреченной милостью Шамбалы, то Сюй Женя посношивали, и когда посношивали, то почесывали. И когда Сюй Женя посношивали, то Тяо Бина почесывали - и почесывали посношивая. И когда Тяо Бина посношивали, то он повизгивал, и когда повизигивал, то о всеобщем осчастливливании. А когда Тяо Бин повизгивал, то Сюй Жень попискивал, и когда попискивал, то об эффективности всеобщего осчастливливания. И когда он попискивал, то император потрясал письмом в правой руке, а когда Тяо Бин повизгивал, то император потрясал письмом в левой руке, и когда посношивали, то почесывали, а когда почесывали, то посношивали - и посношивали воистину. И слезы умиления текли из глаз двора, и оркестр заиграл, и Пфлюген и Тапкин "Дрочилку Артуа" запели, и хор девственных фрейлин подтягивал им, и всеобщее осчастливливание уже готово было осенить благочестивое радение некитайского двора.

"Совсем оборзел, шакал,- с гневом и скорбью думала императрица, с тоской созерцая всеобщее помешательство. - Не понимаю, как может этот тонкий, умный человек кривляться в этих идиотских национальных нарядах. Какого, извините меня, члена, он не хочет плясать лезгинку в европейской одежде - смокинге и кальсонах?!." Сердце государыни разрывалось, она не могла долее выносить всего этого. Наклонившись к ближней фрейлине, императрица спросила ее громким шепотом:

- А кто пустил парашу, будто престололесбиянки не способны к патриотическим порывам?

- Бенджамин Франклин,- отвечала придурковатая мадемуазель Куку, преданно глядя в лицо государыни.

Это послужило последней каплей. Еще можно было бы стерпеть такую клевету от Спинозы или Кальтенбруннера, их можно понять, они козлы. Но Бенджамин Франклин! Государыня просто уже не в силах была сдержаться. Она вскочила на троне, до плеч вскинула юбки, как бы пытаясь укрыться от какого-то ужасного видения и завизжала на всю столицу:

- Лысый пидар!!!

В один миг все смолкло. Оторопелые взоры всех обратились в сторону государыни, обнаруживая при этом, что государыня не признает извращенного вкуса растленной Европы, заковавшей женское естество в эти идиотские трусики - всем было очевидно, что императрица предпочитает им нижние юбки. В звенящей тишине послышался топот множества ног - это, предводительствуемые расторопным министром внутренних дел, ко всем дверям рванулись альгвазилы Кули-аки.

- Ваше величество! - в мертвой тишине доложил обер-полицай. Императрицей замечен в зале лысый пидар. Мы перекрыли все входы и выходы и немедленно произведем зачистку помещения.

- Приступайте,- кивнул император, а императрица, громко вскрикнув от пережитого потрясения, повалилась обратно на трон в глубоком обмороке. Обморок государыни был столь глубок, что она по-прежнему не отпускала задранных юбок, распластавшись на сиденье трона - к вящей радости молодежи и прочих любителей созерцать врата рая.

Меж тем альгвазилы с каменными лицами принялись бесцеремонно расталкивать толпу придворных, а шедшие за ними офицеры инквизиторски вглядывались в лица каждого, отмечая что-то в списках. Нескольких сановников отвели в сторону до выяснения обстоятельств - очевидно, они показались подозрительны то ли в силу своей лысоватости, то ли еще какого личного качества. Остальной двор тем временем принялся громко восхвалять бдительность и зоркость императрицы.

- А государыня-то наша,- декламировал Ван Вэй, встав поближе к трону,все ведь замечает! Мы тут болтаем себе, от святой вести тащимся, очумели все на радостях - а она все видит. Только глянула - оп-па, и распознала: вот он, голубчик, в зал пробрался, пидарина лысый!

- О, наша государыня так печется о безопасности страны и супруга! звенел голосок фрейлины Зузу. - Она мне сама говорила - я, говорит, лысых за версту чую!

- Государыня наша молодчина, да она не одна была,- тут же возразил Гу Жуй. - Ей знак кое-кто подал.

- Уж не ты ли? - язвительно спросил Ли Фань.

- Ну, а кто еще,- самодовольно ухмыльнулся Гу Жуй. - У нас уж с ней давно сговорено было: мол, как засекешь во дворце лысого пидара, ты мне помаячь.