Заметив, что Савард дочитал, Герулен спросил небрежно:

— А ты давал эту клятву?

Профессор даже сначала не понял.

— Я? А, нет, не давал. Желания не было. Императрица Аделаида мне нравилась, а эта Матильда с самого начала показалась мне тупой курицей, так что я сбежал, чтобы не ссориться с Марульфом. Смылся в другой мир и сидел там, пока гроза не прошла.

— А когда вернулся? Тебя не уговаривали ее принести?

Вер отмахнулся.

— Никто не вспомнил, а я не напоминал. Но одно сейчас скажу: такую невнятную клятву я бы поостерегся давать. Каждый может ее толковать в свою сторону.

Герулен чему‑то обрадовался как дитя.

— Вот именно! И почему‑то Омерз каждый раз не соотносил ситуацию с законами, а утверждал, что Академия обязана во всем подчиняться Матильде, хотя нигде, подчеркиваю, нигде об этом не сказано.

— Выходит, этот козел — прислужник Матильды?

— Выходит что так. Но сейчас не это меня интересует. Давай взглянем на положение о регенте и регентстве.

Как у этого юриста мысль скачет! Савард только начал думать в одном направлении, как ему предложили полностью сменить курс и начать думать совершенно о другом.

Герулен между тем открыл Свод законов и для разнообразия зачитал несколько параграфов оттуда.

Из выслушанного Савард вынес только одно: супруга покойного императора и мать малолетнего наследника могла стать регентом. На этом в действиях Матильды соответствие закону заканчивалось.

Регент был ограничен множеством условий. Так, его распоряжения не имели силу закона и должны были выполняться только в том случае, если их одобрят сразу два совета: государственный, состоявший из знатнейших людей империи, и совет легистов, иначе коллегия верховного суда. О том, что регент может короноваться, и речи не шло.

Матильда же распустила как государственный совет, так и верховный суд, короновалась и сейчас правила, опираясь на верных людей, набранных неизвестно где. Ее поддержали несколько знатных семейств, но причины этому были неясны.

Когда у Саварда, не интересовавшегося до той поры законодательством, глаза полезли на лоб, Герулен подсунул ему еще одну бомбу: закон о престолонаследовании.

Если дитя императрицы рождалось при живом императоре, отец признавал ребенка и давал ему имя. Это магическое действо автоматически делало новорожденного законным наследником престола, даже если на самом деле в нем не было ни грана крови императоров.

Прецедент был известен. Император Севин страдал бесплодием, поэтому признал сына своей жены от неизвестного любовника и тот стал следующим императором.

Но вот если дитя рождалось после смерти монарха, ситуация резко менялась. До двенадцати лет ребенок рос беззаботно и под присмотром регента воспитывался как наследник. В двенадцать проводилась пробная коронация. Если императорские регалии принимали наследника, его право на престол подтверждалось свидетелями, а настоящую коронацию проводили в день совершеннолетия. А вот если они его отторгали… Для бедного ребенка это означало мгновенную и неотвратимую смерть, для нарушившей верность императрицы — матери — жестокую казнь. Если же императрица признавалась в своем грехе до этого сурового обряда и отказывалась от всех прав за себя и за ребенка, то ей грозило всего лишь изгнание.

Эти обстоятельства были Саварду неизвестны и теперь явились для него откровением.

— Выходит, Матильда действительно родила малыша не от Юстина? — промолвил он задумчиво.

— Выходит что так.

— Вот почему она пустилась во все тяжкие! У нее осталось совсем мало времени, чтобы избежать казни или изгнания и сохранить жизнь сыну.

— А также трон. Ты забыл о троне!

Савард почесал в затылке.

— О троне‑то я не думал. Меня такие вещи как‑то никогда не прельщали.

— Не суди всех по себе. Матильда за трон порвет любого. Вернее, натравит своих псов.

Тут Саварду пришел в голову резонный вопрос:

— А как она умудрилась короноваться?

— Понятия не имею. Я при этом не присутствовал. Одно скажу: большая императорская корона, скипетр и держава так и лежат нетронутые в сокровищнице. Возможно она обошлась малым парадным комплектом, но это все равно что сварить в бульоне камешки вместо клецек. Внешне похоже., но есть нельзя. Никакой силы такая с позволения сказать коронация не имеет. Поэтому я и выбрасываю все ее распоряжения в корзину для бумаг: без магии императорских регалий эти бумажки с золотым обрезом стоят не дороже подтирки.

Все эти факты и их объяснения вихрем кружились в голове Саварда, не давая сосредоточиться. Наконец он сложил кое‑как в мозгу картинку, но она его не устроила: слишком многое выпадало за рамки, не найдя в ней своего места. Поэтому он проигнорировал гордое собой выражение лица эльфа из спросил в лоб:

— Я все равно не понимаю. Зачем она на магов‑то напала? Какой в этом смысл?

Великий интриган аж расстроился.

— Дорогой мой, я думал ты умнее. Тут все абсолютно ясно и логично. За престолонаследием следит императорская магия. Если выгнать магов, прижать их к ногтю, то можно подменить регалии или перенастроить их с помощью специалиста, никто ничего не заметит. Потому что замечать будет некому.

— Ах, да. Что это я? Туплю, — сознался Савард, — Но тогда у меня другой вопрос: кто отец ребенка Матильды? Не он ли за ее спиной ручку крутит? Это можно как‑то выяснить?

Глаза Герулена сверкнули торжеством.

— Наконец‑то! Я ждал этого вопроса!

Прекрасная как сон Авенара, в изысканном платье, имитирующем драконью чешую, спускалась по убогой деревянной лестнице так, как будто это была самая парадная из парадных лестниц королевского дворца, а она сама как минимум королева.

Мелкие золотые чешуйки облегали совершенное тело как вторая кожа, чуть выше колен расходясь веером и подчеркивая изящество походки. Когда она успела переодеться, для Бетти было загадкой. Не исключено, что вся эта красота — всего лишь иллюзия, но зато какая! Драконы разинули рты и забыли, зачем пришли.

Зато взгляд Брунгильды сиял торжеством. Старуха была готова полюбоваться на унижение своего давнего врага.

Авенара спустилась в лавку, махнула рукой и достала из воздуха удобное кресло. Стоило ей в него усесться, как драконы начали понемногу приходить в себя. Младший так и стоял с открытым ртом. Зато старший справился с собой и обратился к Бетти:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что это твоя бабушка? Такая юная? Представь же нас, девочка.

Авенара смерила старого дракона с головы до ног насмешливым взглядом, затем кивнула внучке:

— Он прав, Бетти, пора уже нас представить. Кто эти господа?

Беттина отчеканила, как будто заучила наизусть:

— Это господин Гентар — старший, — указала она взмахом руки, — Он держит лавку, торгующую артефактами и сам их изготавливает.

— Конкурент, значит, — недобро улыбнулась Авенара, — А молодой?

— Это его внук Танкред. Он работает в деле господина Гентара, занимается сбытом.

— Теперь представь меня, моя девочка, а то господа в недоумении.

— Это моя бабушка, госпожа Авенара, золотой дракон.

— Заместитель ректора Академии Магии Ардайи по связям с общественностью, — добавила драконица со сладкой улыбкой, от которой у всех свело скулы.

Бетти глупо хлопнула ресницами: последнее и для нее оказалось новостью. Выходит, бабушка всерьез решила взять Герулена в оборот. Но задуматься над этим вопросом ей было некогда. Авенара забрала дело в свои ловкие лапки и повела в одной ей ведомом направлении.

— Итак, господа, чем обязана? Я слышала ненароком, что у вас к моей внучке какие‑то претензии.

Танкред уже собрался молча ретироваться, но старик был сделан из другого теста, сдаваться до боя было не в его правилах. Конечно, бороться со столь прекрасной дамой он не планировал, но раз уж так случилось…

— Ваша внучка, госпожа, нарушила законы нашей общины.

— Вот как. И какие же?

Тон дамы не предвещал ничего хорошего. Другой на месте Гентара уже давно с извинениями и поклонами спешил бы на выход, но дракон чувствовал себя в своем праве. Он пустился в разглагольствования, не замечая, как с каждым словом леденеет взгляд прекрасной дамы.