– Где ты, такой некрасивый, оторвал такую чудную девушку? – спросил прямо при девушке.
На дворе глубокая осень, регата в Эгейском позади, можно и покуражиться над капитаном (пившим кровь целый месяц и гонявшим по судну, как сидорову), посмотреть, как он дергается. До весны с ее заботами об отпуске еще далеко. В окружении рогатых лиц зверей Борис выглядел поважневшим и значительным. Заталкивая мизинцем оправу очков под надбровные дуги, рассказывал энергично и заученно о питомцах, перемежая свою речь шутками и отступлениями.
Загон для ягуара состоял из двух половин – внешней, с травкой-деревцем, и внутренней, отгороженной от посетителей толстым плексом. Я прижался к этому плексу, расплющив о него нос, как в детстве об оконное стекло, когда уроки не выучены и на улицу не пускают, постучал кулаком по перегородке, нервируя ягуара – пятнистого светло-шоколадного зверя с безумно горящими глазами и скверным характером, отвечающего взрывом на малейшее вторжение. Про характер я знал. Великолепно бросившись на меня всем телом, ягуар ударил по плексу лапой, бессильно клацнувшей когтями в сантиметре от эпидермы. Алина вскрикнула, прижав руки к лицу. Борис хмыкнул. Хохма была старая, давно проверенная. В очередной, бесчисленный раз убедившись в непроницаемости клетки, в которую заточен, ягуар улегся у самой перегородки, не слишком огорченный, что охота не удалась.
У загона для белого тигра-бенгальца я уселся на поребрик спиной к плексу. Лежавший в дальнем углу тигр припал к земле и медленно пополз к нам – целью была моя спина, которой я привалился к загородке. Пока мой намазанный тигриным медом загривок рождал в подкрадывающемся хищнике необузданные инстинкты, Алина следила за ним со всевозрастающей тревогой. Он крадется к тебе, смотри, смотри! Я знаю, спокойно отвечал я. Бросок подкравшегося вплотную тигра завершился грохотом железных когтей о прозрачную загородку и женским криком. Хватит издеваться над нервной девушкой, взмолилась Алина.
Борис объяснял: это свыше его сил, тигр не может спокойно видеть спину человека, для зверя полезен гормональный выброс, тренировка инстинкта преследования. А для нас что полезно, спросила Алина. Тренировка инстинкта самосохранения, ответил Борис и поучающе поднял грязный палец, которым он орудовал во влагалище слонихи, принимая у нее роды, а также зебрихи и многих других влагалищах – человечьих и звериных. Иногда я думаю: почему мы не брезгуем пожимать руки друг другу и даже целовать их (дамам), представить только, в каких клоаках и непотребных телесных местах они бывают, какой-нибудь обормот ковыряет в носу, ушах, зубах, извлекая остатки гниющей органики, а потом протягивает тебе руку, а какие бумаги приходится некоторым подписывать – доносы, расстрельные списки, убивать, мучить… если разобраться, рука – самый нечистый член нашего тела…
У клетки со снежными барсами мы остановились. Ирбис неустанно и безостановочно, словно мучимый зубной болью, ходил из одного угла вольера в другой, бросая на нас косые взгляды без тени малейшего интереса, леопард с мягким серым мехом, местами покрытым темными черно-коричневыми пятнами. Лапы, мощные и большие, кончались широкими подушечками, как хорошие снегоступы. Хвост пушистый, непропорционально толстый, ритмично раскрашенный Создателем, как палочка регулировщика. Занявшись кошками, Господь Бог, кошатник в душе, увлекся и создал котов на любой вкус. Мой кот Франц ничем не отличается от тигра, разве что мурлычет.
Борис вывалил в кормушку мясо, и мы посмотрели, как снежный барс деликатно ведет себя за трапезой. Манера есть роднит барса с малыми кошками, выклянчивающими у хозяина подачку, исступленно вытирая бока о его ноги. После еды Борис почесал ирбису шею, потрепал за уши, чутко реагирующие на малейшее прикосновение, как растение «не-тронь-меня». Алина последовала его примеру и провела рукой по густой красивой шерсти с подшерстком, помогающей прекрасному зверю устраивать свои лежки в снегу. Ирбис под ее чуткими руками замурлыкал, придя в хорошее настроение. Единственный из леопардов, умеющий мурлыкать. Большие кошки мурлыкать не умеют – только рычат и скалят зубы. Алина ему определенно нравилась.
– У вас дома кошка, – полуутвердительно сказал Борис.
Оказалось, он угадал. Да, кошка – большой мейн-кун по кличке Бася. Скоро мы с ней подружимся. Крупная, с золотистой, как руно, шерстью кошара с кисточками на ушах, приносящая в хозяйский подол до десяти котят в год. Снежный барс в зоопарке почуял кошачьи феромоны и потянулся к Алине. Универсальный язык запахов влечет одних кошачьих к другим и позволяет скрещивать кошек разных видов. Уже давно выведен гибрид льва и тигра – львотигр, настоящее чудовище, от которого отказываются и те и другие животные, не признавая за своего, преследуют, как ублюдка, и успокаиваются, лишь изгнав из стаи.
Я смотрел на Алину и видел, как они похожи – две кошки, льнущие друг к другу; этой смелой женщине приятно гладить зверя, побеждая свой страх, она торжествует над дикой природой, но какой прок заточенному в клетку барсу от нашей ласки? В соседнем вольере из будки вылез еще один ирбис и, по-кошачьи потягиваясь, распахнул зубастую черную пасть в зевке, ни одно движение не казалось лишним или случайным – хищники всегда точны, пластичны.
– Накинь капюшон, – негромко сказала Алина, и я вдруг понял, что меня давно поливает моросящий дождик.
Накрыв голову капюшоном, поблагодарил ее, удивившись тому, что мы уже, оказывается, на «ты». Ирбис под дождем покрылся бусинами капель, словно куст росой, густая шерсть с подшерстком защищала горного леопарда от непогоды.
Борис уже вел нас в свой чулан. Он выгородил себе подобие кабинета, закрывшись фанерной перегородкой от подчиненных ему зверей и людей. За перегородкой вздыхал какой-то невидимый, фыркал тревожно, стучал копытами. Пахло конюшней, базом родного деревенского дедушки: запах моего каникулярного детства – высушенного на солнце кизяка, сена.
Алина взяла в свои руки сервировку и в три минуты накрыла стол. И так это ладно и с толком у нее получалось, что мы с Борисом, вдруг присмирев, сидели и молча следили за тем, как она, мягко и округло двигаясь, нарезала хлеб, раскладывала по тарелкам салаты, делила вилки, салфетки, котлеты. Два холостяка сидели и завороженно следили за женщиной, как она сотворяет чудо уюта из ничего, выразительная и певучая в каждом движении. Это сладкое, идущее из детства, чувство отрока, сомлевающего в кресле парихмахерши от близости большой, набухшей от любви и молока груди, от ласковых рук с щелкающими ножницами. Что мы пили и что говорили при этом, уже не имело значения – главным оказалось то, что запомнилось сразу и надолго: слабость под ложечкой, ощущение робости, вдруг навалившейся невесть с чего, снующие красивые руки, яркие губы, низкий грудной голос, кокон женского внимания, заботы, покоя и услады, в котором мы оказывались, почему-то связанные по рукам и ногам.
Дочь живет в Нью-Йорке, вместе с учебой и квартирой обходится очень дорого. С мужем недавно развелась. Она менеджер в его фирме, пока терпит бывшую свою, не выгоняет на улицу, потому что, оказалось, слишком многое в их бизнесе завязано на нее, – в общем, партнеры.
Рассказала и пригубила стакан, покрывшись красными пятнами то ли от вина, то ли от смущения. Двое незнакомых мужчин сидели и молча переваривали чужую историю, где личная драма подавалась с улыбкой, с кокетливым жестом ладони у виска, отводящей прядь.
Допив вино, отправились с Алиной гулять по зоосаду. У пруда все так же стоял пластиковый куб с щелью для сбора пожертвований в фонд зверей. Этот ловчий кубик, настороженный на посетителей, с дном, покрытым слоем в одну-две мелкие купюры, я хорошо помнил. Дочка бросала в него рублевки, когда была маленькой. Скоро она приведет своего сына, и тот тоже будет бросать денежку в щель копилки, проникаясь и гордясь собой. Жители Ясенево отказались принимать в своем микрорайоне зоопарк, решение о переносе зверинца на Юго-Запад сорвалось из-за протестов жителей. Кому бы хотелось, чтоб экзотические звери под окном будоражили сон криками ярости, отчаяния, любовного томления, призыва, – все эти птицы, львы, гиены, бегемоты, слоны? Оказывается, в их отношении к нам очень много эротики: дельфины играют с человеком в любовные игры, видя в нем объект, барс мурлычет по той же причине. Отдельных зверей можно брать на содержание. Фамилию спонсора пишут на клетке, суммы доходят от десяти до пятидесяти тысяч долларов в год.