— У меня есть маленькая моторная лодка. Гранстрём может выйти через мой подвал, оттуда всего метров десять до пристани. Ему останется только прыгнуть в лодку, и переправиться через залив. Это займет у него минуты две-три, между тем как самый быстрый велосипед не сумеет обогнуть бухту быстрее чем за пятнадцать минут. Но я ставлю одно условие: он подождет, пока я уйду из дому и буду в полной безопасности.

Хойг с благодарностью протянул Холму руку:

— Вы даже не представляете, какую огромную помощь оказываете нам. Только бы всё сошло благополучно! Если мы останемся живы, то не забудем вас после войны, Холм. Прощайте, у меня еще много дел.

В эту ночь в доме Холма никто не спал. Сульвей лежала, устремив глаза на закрытую дверь, и прислушивалась. Но из кухни не доносилось ни звука. Холм сидел у окна, пристально глядя из-за занавески на улицу и ожидая прихода Гранстрёма. Холм был совершенно спокоен. Едва забрезжил рассвет, он стал натягивать пальто. Он уже был совсем готов, когда к дому подъехало такси. Из него выскочил Гранстрём и бросился к двери. Всё произошло в течение нескольких секунд. В то время, как Гранстрём с пакетом в руках входил в кухню Холма, в дверь квартиры Гранстрёма уже ломились четыре нациста.

— Быстрее! — крикнул Гранстрём, хлопнул Холма по плечу и убежал по черной лестнице, ведущей в подвал.

Холм двигался словно во сне. Он сунул пакет в сумку и быстро вышел из дому. Садовая ограда скрыла его от четырех гестаповцев, барабанивших в дверь квартиры Гранстрёма. Холм вышел на шоссе. Мимо проезжал автомобиль. Холм стал посреди дороги и улыбаясь поднял руку. Машина резко затормозила, он быстро сел рядом с шофёром и сказал:

— Поезжайте как можно быстрее!

Шофёр и сидевшие в машине пассажиры прислушались. Грохот в квартире Гранстрёма был слышен на всю улицу. Взглянув на Холма, шофёр погнал машину на предельной скорости. Через некоторое время они достигли станции. Поезд уже отходил от платформы. Холм вспрыгнул на подножку и побежал по вагонам. В одном из них он сразу увидел и Хойга и человека с английским сеттером. Тот стоял, разговаривая с двумя рослыми парнями.

На лбу Хьелля выступил холодный пот. Огромным усилием воли он заставил себя успокоиться и не спеша приблизился к Хойгу. Тут же стояли и другие сослуживцы. Когда Холм подошел, фрёкен Олсен демонстративно отвернулась. Йоргенсен высокомерно вскинул голову, а Клойсен посмотрел Холму в глаза и не поздоровался.

Хойг громко смеялся, рассказывая о какой-то забавной шахматной партии. Всё произошло как во сне. В мгновение ока Хойг обменялся с Холмом пакетами. Холму показалось, что все пассажиры заметили это. Трое с собакой стали медленно подходить к Хойгу.

Дальнейшее произошло в течение одной минуты. В руке Хойга оказался пистолет. Прозвучало три выстрела. Человек с английским сеттером получил пулю в лоб. Он был готов. Двое других пригнулись к полу, пытаясь вытащить что-то из карманов, но замерли на месте, увидев устремленное на них дуло пистолета. Тогда они медленно подняли руки.

— Прыгай, как только я дерну за стоп-кран, — сказал Хойг, обращаясь к Холму. Голос его был почти спокоен.

Он дернул за стоп-кран, и поезд остановился.

— Скорее! — закричал он, и Холм спрыгнул. Позади слышались выстрелы, а он бежал, не разбирая дороги, и опомнился лишь тогда, когда, совершенно обессиленный, очутился в доме своей старой тетушки. Он никого не знал, у него не было никаких связей. Что ему было делать?

Холм пробыл на свободе пять дней. Потом его арестовали. На всех станциях были повешены объявления о Хойге и Гранстрёме с обещаниями награды за поимку и смертной казни за укрывательство.

Однако их так и не нашли. А Холм прошел через всё то, что представлялось ему в его самых страшных снах. Потом его казнили в гамбургской тюрьме.

Биржевые спекулянты просчитались

(Перевод Л. Брауде)

Лишь два человека в городе совершенно не подозревали о том, что все считают совладельцев фирмы «Сталлер и Кран» просто парой мошенников. И это были сами господа Сталлер и Кран. Многих разорили они на своем пути к обогащению.

На бланке фирмы их имена стояли рядом с ее названием — «Импорт и экспорт». Конторщик Кнютсен не раз задумывался над тем, что же они, собственно говоря, импортируют и экспортируют. За исключением авторучек, нейлоновых чулок, козьего сыра, каких-то мехов и кислой капусты, к ним поступали в основном загадочные письма. Они касались, должно быть, акций и других ценных бумаг. По-видимому, фирма имела деловые связи со Стокгольмом, а больше всего с Копенгагеном.

Обычно Кнютсен сидел в приемной и терпеливо разъяснял посетителям, что шефов нет на месте. При этом у него был такой невинный и простоватый вид, что сразу же становилось ясно: он говорит неправду. Энергичные мужчины, понимая, что он поднимает цену своим хозяевам, снова начинали добиваться приема. Тогда Кнютсен, поражавший всех своим сходством с бараном, отворял двери в кабинет шефов и докладывал о посетителях. Действуя таким путем, конторщик быстро вырос во мнении своих хозяев. Он даже получил надбавку к жалованью после бурной и свирепой баталии в приемной, когда подрался с настойчивыми посетителями, непременно желавшими проникнуть к шефам. Выяснилось, что «баранья голова», как обычно величал Кнютсена Кран, обладает большей физической силой, чем можно было предположить с первого взгляда. Кроме того, Кнютсен знал толк в секундах и метрах, в атлетах различного веса, а также был в курсе дел всех футбольных клубов на континенте. Господь бог наделил его щуплой фигуркой и длинной шеей с могучим кадыком. Глаза Кнютсена удивительно наивно смотрели сквозь очки. Сталлер терпеть его не мог, но более хладнокровный и дальновидный Кран ценил Кнютсена чрезвычайно высоко. Большего идиота никогда не бывало в их фирме с тех самых пор, как она пошла в гору…

В настоящее время совладельцы фирмы «Сталлер и Кран» пустили ко дну небольшое строительное предприятие, затеянное акционерным обществом «Стена и постройка», и очень потешались по этому поводу. Правда, существовал некий таинственный документ, какой-то контракт, с помощью которого подрядчик мог бы в самой высшей судебной инстанции вывести спекулянтов на чистую воду. Но документ исчез, и все попытки подрядчика добиться правды оказались тщетными. Слава богу, что он отделался лишь своей долей судебных издержек…

— Теперь-то подрядчик будет благоразумнее, — сочувственно заметил Кран.

— Он может стать прекрасным каменщиком, и ему это гораздо больше подходит, — серьезно добавил Сталлер.

То обстоятельство, что жизнь молодого человека была исковеркана, а репутация навсегда загублена, не очень заботило компаньонов.

После периода длительного застоя в конторе фирмы «Импорт и экспорт» вновь закипела работа. Сталлер и Кран только и говорили, что о процентных бумагах и курсах ценностей на бирже. Глаза их при этом алчно блестели.

Однажды Кран быстро прошел через приемную и захлопнул за собой дверь. При этом он подметил, что при виде его Кнютсен пытался припрятать «Информационный листок», в котором обычно расписывались достоинства тех или иных футболистов. Это зрелище всегда доставляло большое удовольствие Крану. «Должно быть, парень, в числе прочих идиотов, болеет за какую-нибудь футбольную команду», — подумал довольный Кран. Он захлопнул за собой дверь и только поэтому не видел, что Кнютсен мгновенно очутился у дверей кабинета, скомкав на ходу газету и бросив ее в корзинку для бумаг. Не заметил он и того, что «Листок» был трехнедельной давности.

— Мастерски сработаны эти двери, — прошептал Кнютсен, поджав тонкие губы, и засеменил обратно к своему столу, откуда извлек новые газеты, чтобы они лежали на виду. Потом он обхватил голову руками и задумался. У него был такой же сосредоточенный вид, как во время соревнования в беге на пятьсот метров, когда он обычно только и думал, что о реакции зрителей, и мечтал о победе…