– Ну не скажи, – не согласился Джованни. – Разведка короля Джеронимо дорого бы заплатила за возможность послушать наш сегодняшний разговор. Ведь он касается подданных Груманта, если ты помнишь.

– Да нет там больше никакой разведки, – полусотник отобрал у статс-секретаря графин с ячменной вытяжкой и наполнил два высоких стакана. – Мои коротышки славно поработали во время недавних событий, а имея на руках список с адресами… Признавайся, Джованни, сколько ты брал с купцов за устранение конкурентов в Груманте?

– Я?

– Ну не я же. Это тебе было поручено составление списков на основе донесений наших лазутчиков и дипломатов. Или скажешь, что Шестиугольная Башня может себе позволить проигнорировать столь светлый ум?

– Может, и было такое, а может, и не было.

– Джованни, я это знаю наверняка! Неужели я спутаю почерк старого друга, даже если ты пишешь левой рукой?

– Гномья задница…

– Да не переживай так, долю попрошу выделить по совести, а дельце со студентами из Груманта обстряпаю вообще за сущую мелочь. Сколько не жалко, столько и дашь.

Статс-секретарь скрипнул зубами. Есть много видов вымогательства, но самое гнусное из них – заставить жертву самому определить величину финансовых потерь. Причём совершенно добровольно. Мало давать нельзя, потому что вымогатель может обидеться и затаить зло, а давать много не позволяет забота о собственном кошельке. И где же её искать-то, эту золотую середину? Вот же гномья задница…

– Так что там с этими студентами, Микеле?

Полусотник налил себе ещё один стакан, отпил половину большим глотком и умиротворённо причмокнул:

– Хорошо пошла, однако. А твои будущие студенты поселились в гостинице «Свинья и апельсин», жрут в трактире как не в себя, тратят серебро в модных лавках и мастерских, пару раз в день дерутся на дуэлях, а в Университет не торопятся. Гляди, какие хорошие сапоги мне виконт Оклендхайм подарил! Снял с шевалье де ла Кошона, а как будто по моей мерке шились. У тебя таких сапог сроду не бывало, Джованни.

– Постой, Микеле… – опешил статс-секретарь. – Студент третьего курса шевалье ле Блан де ла Кошон пришёл на занятия враскорячку и объявил, что подцепил пикантную болезнь от дамы, чьё имя, как благородный человек, он обязался держать в тайне. Бедолагу даже сам главный целитель бесплатно осматривал! Как его сапоги попали к виконту Оклендхайму?

– По результатам дуэли. О, Джованни, этот молодой грумантский дворянин отличается не только учтивостью по отношению к людям низкого происхождения, но ещё и удивительной скромностью. Представляешь, на всех трёх поединках он назвался вымышленным именем Гроссе Норгефокс.

– Как?

– Риттер цу Гроссе Норгефокс из Груманта.

– Хм… интересно. На одном из варварских наречий это означает большую северную лису. Что он хотел сказать таким намёком?

– Представления не имею. Тем более какая нам разница?

Статс-секретарь встал и прошёлся взад-вперёд – древние мудрецы утверждали, что так лучше думается. И они не всегда ошибались.

– Микеле, ты можешь посодействовать скорейшему появлению грумантцев в Университете? На владельца гостиницы нажми, в конце концов. А то к началу учебного года опоздали на целый месяц, так ещё и на учёбу не торопятся. Это неприлично!

– Молодёжь развлекается, Джованни, а ты хочешь запереть их в университетском общежитии на целый год. Если бы меня… да пропади она пропадом, эта магическая наука! По мне, так от фехтования пользы больше, чем от магии.

– Вот и дуэлируют.

– Ну и что? Заметь, ещё ни один поединок не закончился чьей-нибудь смертью.

– Лицемерие и притворство! Не верю в миролюбие грумантского дворянства! После гномьего бунта любой бы на их месте ожесточился и постарался выместить злобу на первой попавшейся жертве. Если они не убивают на поединке, то есть причина, по которой это делается. Уж не злоумышляют ли против особы Его Императорского Величества?

– Вряд ли. – Полусотник опрокинул в себя ещё один стаканчик ячменной вытяжки, отчего его движения стали плавными и осторожными, а речь приобрела торжественность. – Насмотрелся я в своё время и на злоумышленников, и на заговорщиков… Не похожи.

Статс-секретарь тяжело вздохнул и выложил на стол несколько приятно звякнувших мешочков:

– Здесь половина твоей доли, Микеле. Остальное получишь, когда выполнишь своё обещание. Как можно быстрее выполнишь, понял?

– Разве я что-то обещал?

– Ты должен приложить все силы, чтобы грумантцы уже завтра появились в Университете. Послезавтра – крайний срок.

– Уже помню, – кивнул полусотник и в очередной раз потянулся к графину. – Раз Микеле Адольфус что-то обещал, то он это сделает. Выпьем?

В это же самое время в гостинице «Свинья и апельсин» происходила подготовка к очередному поединку – норвайский рикс получил вызов сразу от двоих дворян и решил объединить обе дуэли в одну.

– И что они к тебе липнут? – с лёгкой завистью бормотал риттер фон Тетюш, подавая северному варвару его верную секиру. – Сколько мечей уже продал?

– Деньги лишними не бывают. Тем более выручку за коней я вкладываю в общую кассу.

– Добытчик, ага. Я надеюсь, ты этих дворянчиков убивать не собираешься?

– Зачем? – удивился норваец. – Разве можно убивать баранов, с которых регулярно стрижёшь шерсть? Эх, Серёга, нет в тебе коммерческой жилки.

Потом последовала обязательная процедура составления дуэльного протокола и утрясание списка переходящих к победителю трофеев. Противники норвайца оказались людьми небогатыми, поэтому потребовали от рикса указать всё, что на нём было в тот момент, включая давно нестиранные, но очень ценные портянки из синийского шёлка. Ну а так как северный варвар носил сапоги сорок девятого размера, то заматывал свои лапищи в эквивалент годового дохода с небольшой деревеньки.

– Крохоборы, – ругался Вова. – За грош удавятся, а за три на ослице женятся.

Но вот наконец с бюрократическими формальностями покончили, и распорядитель скомандовал:

– Начинайте, господа!

Первым, точнее правым, противником норвайца оказался имперский барон Лиордан де Конкур, невысокий худощавый юноша с цепким взглядом профессионального бретёра. Слева крутил восьмёрки мечом шевалье Альфонсо ди Памплон, являющийся почти полной противоположностью своего приятеля и напарника. Рослый, с распирающими потёртый камзол мышцами – этакий эталон истинного арийца с наивными глазами новорождённого телёнка.

Удивительно, но инициатором приведшей к поединку ссоры стал именно шевалье, не далее как два часа назад плюнувший Вове в кружку с пивом. Это он, вытирая с лица перемешанную с кровью обильную пену, прокричал формулу вызова. Решивший успокоить товарища имперский барон получил в ухо тарелкой с мочёным горохом и был вынужден присоединиться к требованиям дать удовлетворение.

– Что же вы медлите, господа? – норваец приглашающее взмахнул секирой. – Только что кое-кто собирался порубить меня на куски, а как дошло до дела, так исполнять обещанное не слишком торопится.

Попытка вывести противников из равновесия не увенчалась успехом. Они и в самом деле никуда не торопились, наслышанные об опыте предшественников, чьими действиями руководили эмоции, а не разум. Наконец барон сделал выпад, выглядевший скорее для обозначения намерения драться, а не попыткой нанести удар, и в это же время шевалье с удивительной лёгкостью скользнул норвайцу за спину.

Вова не глядя отмахнулся назад секирой и с удивлением услышал сдавленный крик. Бросив мимолётный взгляд, он увидел ди Памплона, прижимающего левую руку к рёбрам.

– Не ожидал от вас такой невнимательности, шевалье!

Тут же пригнулся, пропуская над головой меч атаковавшего барона, и с силой пробил обухом в колено противника. Хруст если и был, то его заглушил дикий рёв, в котором слышались нотки скорее недоумения и ярости, чем боли.

– Пардон, мусью, но в нашем нелюбовном треугольнике именно вы оказались лишним. Вам одолжить костыли за символическую плату?