– Ох, лучше не спрашивайте, – надевая перчатки, усмехнулась я, – вообще-то я не имею привычки целовать незнакомых мужчин у всех на виду, но это был исключительный случай. Правда.
– Шампанское было отравлено… – присаживаясь рядом со мной, промолвил он.
– Что? Так вы знали?
Он пристально смотрел на водоем и о чем-то размышлял. Его лоб стал морщинистым, а взгляд вновь затуманенным и черным.
– Благодаря тебе знал, – он взвешивал каждое слово, чтобы не сказать лишнего. Я поняла без особых трудностей, что он скрывает вещи куда более серьезные, чем причину, по которой знает об отравленном шампанском.
– Потому что я выбила из ваших рук бокал или потому что… – я осеклась. До конца сама не знаю, как назвать этот проблеск и почему у меня случилось подобное.
– У тебя в первый раз видения? – я не заметила, как он перешел со мной на ты, но не знала, могу ли сама переступить эту грань, чтобы не стать фамильярной. Впрочем, я ему жизнь спасла, думаю, тут не до фамильярностей.
– Я сама до конца не уверена, что это было. Как вспышка. Но откуда ты… – я понимала, что лишние слова ни к чему. Так же, как понимала по выражению лица Александра, что ничего хорошего это не сулит нам обоим.
– Понимаешь,… теперь тебя воспринимают как мою девушку… – казалось, он сменил тему разговора по непонятной мне причине.
– Думаю, это не самое страшное последствие сегодняшнего вечера. Все могло быть гораздо хуже, – ободряюще улыбнулась я, коснувшись его руки.
Вновь это жгучее чувство прострелило мое тело насквозь и отдалось болью во всех мышцах сразу. На этот раз оно сопровождалось сильнейшим головным спазмом, отчего я вскрикнула и согнулась, закрыв лицо руками. Такое чувство, что я смотрела глазами другого человека. Я видела нас, сидящих около водоема, только со спины. Александр обернулся, и, толкнув меня на землю, получил в грудь пару пуль, которые тут же задымились, прожигая плоть человека и заставляя ее плавиться, как от серной кислоты. Запах горящего мяса вызвал непреодолимый приступ тошноты, и меня вырвало на лакированные ботинки Александра. Боже мой. Вырвало наяву… неловко-то как.
Спазм и видение прошли, а я в панике обернулась по сторонам. Времени на извинения не было, а мужчина, что делало ему честь, не подал вида, лишь ободряюще сжал мою руку.
– Нужно убираться, – взволнованно констатировала я, озираясь по сторонам и стараясь не обращать внимания на пристальный и сосредоточенный взгляд Александра.
– Тс-с-с, – он накрыл мои губы ладонью, и стал вслушиваться в темноту. Показав, чтобы я спряталась за лавочкой, мой спутник взволнованно оборачивался на шорохи, вероятно слышимые ему одному. Стараясь не убить в хлам платье, я присела на корточки, аккуратно подобрав подол и поглядывая по сторонам. Шпильки в этой ситуации далеко не самая удобная обувь, но спасение бегством в мои планы на вечер не входило.
Мужчина встал и обеспокоенно вглядывался в темноту, но явно не понимал, откуда идет источник звука, потому что резко оборачивался в разные стороны. На мгновение он замер и резко пригнулся. Пуля просвистела как раз у него над головой, и он определил, откуда исходит источник опасности. Но вдруг прозвучал еще один выстрел, с другой стороны и пуля, слегка задев рукав пиджака, просвистела в опасной близости. Мужчина явно был сбит с толку и, схватив меня под руку, в мгновение ока перенес нас за ближайшую живую стену из кустарника. Здесь начинался вход в знаменитый Октавианский лабиринт, созданный из плотного кустарника, высотою в два с лишним метра.
В этот момент я осознала, что Александр не человек.
Мой мир разбился…
Люблю наблюдать за тем, как Валентин спит. Он очень рано ложится, потому что зачастую уходит на всю ночь по этим своим «важным делам». А возвращается с рассветом, израненный, встрепанный и в запале. Многое изменилось с тех пор, как я узнала, что вот уже 50 лет Валентин не человек. И что почти все 50 лет он ведет войну с вампирами, потому что они убили его семью. Сознание того, что существует, помимо нашего, нормального мира, еще один, мир в котором мне все настолько чуждо и непонятно, не могли оставить меня в покое. Я очень болезненно переживала эту новость. Когда Валентин поведал о ней, первые несколько дней я не могла с ним общаться и смотреть на него. Теперь же, примирившись, я каждую ночь провожу в страхе за жизнь своего любимого, молю Бога, чтобы он вернулся живым, а те немногочисленные ночи, когда мы проводим вместе, я стараюсь провести так, будто это последняя наша встреча.
Отчасти, я даже завидую ему, что он может позволить себе беззаботно валяться пол дня в кровати, не заботясь о том, что нужно сдать все проекты в срок. Признаться, я жутко измоталась за эти месяцы. Работать по 20 часов в сутки без выходных и праздников, с часовым перерывом на обед это тяжкий труд. Горько улыбнувшись, я принялась дальше читать договор.
– Родная, ты слишком много работаешь, – сладко потянувшись, как ребенок, заметил Валентин.
– Мм, предлагаешь бросить ее к чертовой матери и пойти просить милостыню? – улыбнулась я, подчеркивая положение, вызывавшее у меня подозрение, – не понимаю, кто вообще составлял этот бестолковый договор?
– Ты же прекрасно знаешь, что с моими доходами ты можешь позволить себе не работать, – он сел на край кровати и пристально смотрел на меня.
– Конечно. А в одну из ночей, когда я узнаю, что тебя убили, то останусь и без любимого, и без работы, и без опыта, и без средств к существованию. Знаешь – отличный план! – я гневно швырнула договор в сторону, отчего он разлетелся на 40 исчерканных листов по комнате, – а еще лучше, я буду жить в постоянном страхе, что они придут и за мной, а я не в силах буду что-то с этим сделать! Ведь я человек! Валентин!!! Ты понимаешь это? Я просто смертный. Я девушка, которая боится за свою жизнь!
– Любимая, я прекрасно понимаю, – он был нежным и искренним. С любовью сжимал мои руки в своих и целовал щеки, по которым текли горячие слезы.
– Тем не менее, сегодня ты опять уйдешь?
Он молчал, но понимал, что было бы нечестно обманывать.
– Да. Ты же знаешь, я должен отомстить.
– Опять эта месть!!! У меня складывается ощущение, что это единственное, что поддерживает в тебе жизнь. Ты живешь не ради любви, а ради ненависти! К чему это приведет? Разве за свои 50 лет ты недостаточно отомстил? Что тебе нужно? Когда ты уже, наконец, насытишься, и что мне делать? Мне нет места в твоей борьбе… в твоей жизни, которая кишит одной лишь ненавистью,… я хочу спокойствия… любви, понимания и своего любимого, который каждую ночь спит со мной в обнимку в постели…
Я видела, что он прекрасно понимал мои чувства, и они разрывали его сердце, отчего мне становилось в десятки раз больнее. Я понимала, что мне никогда не пережить, если однажды утром он не вернется. Не в силах сдерживать слезы, я зарыдала, закрыв лицо руками. Он крепко прижал меня к себе, так крепко, что я чувствовала, как бьется в его теплой груди большое сердце. Поцеловав меня в макушку, он ушел, а внутри все съежилось от такого ледяного холода, что я едва не умерла.
Пару минут я сидела молча, слушая биение своего сердца и тиканье настенных часов в соседней комнате. Пустота, которая царила в этой квартире, переселилась в мою душу. Уже неделю я не могла спокойно жить. Почему любовь неизменно несет с собой столько страданий? Почему когда ты один – тебе плохо, а когда вас двое, то становится в два раза хуже? Становится в десятки раз больше проблем, вопросов, мучений, противоречивых чувств и подозрений, которые не дают жить спокойно и умиротворенно. Как же все осточертело. Если бы Катилина была в этот момент рядом…. Мне так не хватало плеча подруги. Но я не могла свалить на нее весь этот груз информации. Она не обязана знать все зло, что творится на земле. Если я в силах уберечь ее от этого тягостного знания и оставить жить в мире, в котором самое худшее – это эгоизм и зависть, то я так и сделаю.
