– Кажется, вы не совсем довольны картиной?

– Ну, судить о художественном таланте исполнителя я не берусь, – аккуратно подбирая слова, я пыталась втиснуть мою манеру излагаться в те узкие рамки, которые устанавливает этикет на подобных мероприятиях и в подобном обществе. Наверняка передо мной стоит один из богатеньких пижонов, который прикупит одну-две картины. Чтобы повесить их в одной из двадцати пяти гостиных, в которых никто не бывает по нескольку лет. – Но вот сюжет однозначно подкачал.

– Простите? – улыбнулся он, посмотрев на меня как кот на сало.

– Я имею в виду, что сюжет, если только это не ирония, абсолютно смешон, – решив, что его задела моя словесная вольность, перефразировала я, – ну и сноб, – добавила едва слышно.

– Вам кажется, что отдать жизнь за любимого человека – это смешно? – казалось, он недоумевал, что могло рассмешить в серии картин, с претензией на драматичность. Я снова усмехнулась и глотнула шампанского, чтобы чуть обдумать более приличный ответ, чем тот, что пришел мне на ум мгновенно.

– Допустим, что один из них явно не человек. Раз автор взялся поведать историю вампира и человека, так нужно было подумать чуточку лучше, так сказать, изучить проблему, – поняв, что этим выражением я едва ли не унизила автора картины перед лицом его потенциального озолотителя, я слегка смутилась. К тому же, в глазах собеседника читался немой вопрос. – Посудите сами, вампир и человек – то же самое, что лев и антилопа, и то же самое, что человек и стейк с кровью. Вам кажется, что отдать жизнь за стейк с кровью это не смешно? В любом случае, стейк всегда можно заменить бараньей вырезкой или запеченной куропаткой.

– А если он любит стейк с кровью? – загадочно протянул собеседник.

– Переживет, – уверенно заключила я, – К тому же, вкусы со временем меняются и он поймет, рано или поздно, что вообще вегетарианец. Нет. Здесь совсем другое.

– И что же, по-вашему? – казалось, его все больше увлекал наш разговор.

– Название явно не подходит «Жизнь за любовь», учитывая, что он и не обладает жизнью… – я еще раз внимательно посмотрела на картину.

– А как бы вы ее назвали?

– Хороший вопрос, – я задумалась, стараясь подобрать краткое определение тому водопаду чувств и слов, которые накопились внутри меня, – «освобождение», пожалуй, так было бы более правдиво.

– По-вашему вампир не любит ее?

– Да нет, что вы. Тут я не берусь утверждать наверняка. Скорей всего он думает, что любит, но вот движут им в этот момент совсем иные мотивы, – я задумалась, а собеседник больше не сводил с меня глаз, явно желая услышать мое мнение более подробно и не имея намерения меня перебивать, – судя по его взгляду, который не выражает страха или опасения, за себя или жизнь его любимой, не важно, он хочет умереть. Более того, он ищет смерти, – лицо собеседника тронула легкая улыбка, в тот момент, когда я посмотрела на него, чтобы отследить реакцию, – представьте, что вы на его месте. Вам три сотни лет, вы прожили долгую, насыщенную жизнь. Точнее, просуществовали во мраке большую часть своей жизни, наверняка успели натворить кучу грязных и мерзких дел, как полагается, за которые вам стало безумно стыдно. Вы пережили смерть всех своих родных, если только не отреклись от них в тот день, когда стали вампиром. И вы устали. Кажется, что ничего уже не может вас удивить, жизнь обрела очертания колеса, которое катится, катится, катится, и все время натыкается на одни и те же кочки, и все время поскрипывает в одном и том же месте, вы изучили этот маршрут от и до. Но как прервать этот порочный круг? Прожить триста лет, чтобы потом наложить на себя руки? Нет. Вы бы нашли способ с честью покинуть этот мир. Благо, у вампиров предостаточно таких возможностей. А что может быть романтичней и поэтичней, чем умереть, спасая любимую? Умереть, с ее именем на устах? Вы видели его взгляд на предыдущих картинах? Изольда, прижимаясь к нему, отдает все тепло, всю свою любовь, а его взор, полный боли и усталости, устремлен в небо? Нет. Мне кажется, что в таком возрасте невозможно полюбить, – с какой-то горечью подытожила я, разнеся в пух и прах концепцию картины.

Я закончила и посмотрела на собеседника, чтобы увидеть какое впечатление произвела на него моя речь. Кажется, он был удивлен и немного обескуражен.

– По-вашему вечная жизнь – это проклятье, а не дар.

Меня поразило, что он не вступил со мной в перепалку, не попытался опровергнуть мои доводы, или убедить в том, что я чего-то не замечаю. Он просто с величественным спокойствием спрашивал и, казалось, ему нравилось слушать то, что я говорю, правда причина столь странного поведения мне совершенно не была ясна. Единственное предположение, что он заскучал от всех восхищенных ахов и охов.

– Жизнь в любом ее проявлении – это дар. И его нужно стремиться сохранить… рационально его использовать. Вся прелесть жизнь в том, что она конечна. Оттого она обретает свой смысл и свою значимость. Однако вампиры не живы. Я не знаю ни одной причины, почему вечное существование, не отважусь назвать это жизнью, можно было бы считать даром. Конечно, это, безусловно, проклятье. Думаю, доведись мне повстречать на своем пути вампира, он бы полностью подтвердил мои слова.

– Но ведь при вечном существовании, как вы выразились, открывается столько возможностей…

– Но какой ценой! Не думаю, что оно того стоит. По мне, люди желают стать вампирами лишь оттого, что введены в заблуждение воздействием романтических образов, созданных современными писательницами. Встретить этакого Эдварда, принца на белом коне, который прикольно светится при солнечных лучах и говорит, что сожрал бы тебя при первой возможности, но сначала был бы не против поиметь, мечтает каждая девчонка в тот или иной период жизни, – заметив, что я употребила слова «поиметь» и «прикольно» в присутствии мужчины в смокинге, я закрыла рот ладонью и рассмеялась, – простите, я не очень-то скромна в выражениях.

Из моей руки выскользнула перчатка и мягко упала на паркет. Я хотела нагнуться за ней, но мужчина меня опередил. Наверняка, многие подумали, что это жест кокетства с моей стороны. Интересно, что подумал на этот счет мой загадочный собеседник. И не менее интересно, было ли это случайностью с моей стороны.

– А вы бы хотели встретить такого? – так и оставшись на одном колене, с моей перчаткой в руках, он поднял свои удивительные глаза на меня.

Мое сердце замерло на секунду, и… я от души рассмеялась. Да, пожалуй, мне нравится эта выставка, впервые я так много смеюсь на подобном скучном мероприятии. И, наверное, от того, что мужчина стал задавать вопросы и проявлять ко мне интерес, я перестала считать его снобом и даже нашла весьма привлекательным.

– Если бы я встретила такого, думаю, оказала бы ему большую любезность, воткнув кол в его бессмертную грудь.

– Откуда такая неприязнь к вампирам?

– Неприязнь? Что вы… просто недолюбливаю тех, кто пьет мою кровь…

– У вас так много недоброжелателей?

Я приняла из его рук перчатку, и наши ладони соприкоснулись. Касание продолжалось дольше, чем того требовали приличия, но наши ладони словно магнитом тянуло друг к другу. Подавив нахлынувшее желание расплыться в довольной улыбке, я задумалась над его вопросом.

По правде говоря, была у меня парочка недоброжелателей. Одна из них – официантка из бара, в котором я работала до того, как устроилась в редакцию «время Мелфрид», она частенько делала мне гадости. Путала мои заказы, воровала чаевые, даже пару раз разливала «нечаянно» воду мне под ноги, когда я шла с подносом, полным еды и выпивки. Женская зависть – страшная вещь. А вторая, и это было действительно проблемой, Монтойя. Боевая и рвущаяся вперед карьеристка, которая работает на Кайла, как и я. Увы, познакомились мы гораздо раньше и при весьма плачевных обстоятельствах. Сама того не желая, я увела ее парня, который волочился за мной месяцами. Посылал мне цветы, названивал ночью, оставлял под дверью дома подарки. Тетушка даже опасалась за мою жизнь, но все обошлось, к счастью и он уехал из Мелфрида. Однако женщина осталась, работает со мной в одной редакции и что-то мне подсказывает, горит желанием отомстить.