— Да, вот еще что говорил домла: до переброски сибирских рек надо обновить всю оросительную систему Средней Азии. Говорит, если привести в порядок имеющуюся сеть каналов, у нас окажутся большие резервы…

— Большие резервы! — передразнил Вахид Мирабидов. Прищурив загоревшиеся глаза, он накинулся на Абрара Шукуровича, будто перед ним на диване сидел не зять, а сам Нормурад Шамурадов. — А о таких подсчетах он вам не говорил? Используй хоть все родники, даже растопи ледники Тянь-Шаня — к восемьдесят пятому, максимум к девяностому году все равно исчерпаются все возможности освоения новых земель! С учетом даже всех построенных и строящихся водохранилищ и каналов мы сможем освоить еще миллион, от силы полтора миллиона гектаров. А потом? Что потом? Полный застой экономического развития! Вот что наступит потом. И это при наличии огромного запаса — многих миллионов га плодороднейших земель. А как с ростом населения? Растем ведь невиданными темпами! Тоже немаловажный фактор. Понятно вам, почему надо приступать к осуществлению этой идеи? А все мелкие споры, сомнения лучше всего немедленно, сейчас отбросить. И без того на составление реальных проектов и на строительство самого канала, даже с учетом мощи современной техники, уйдет не менее пятнадцати лет! Говорил он вам об этом или нет? — наскакивал на зятя Вахид Мирабидов.

Шукуров засмеялся:

— Мне же не по чину вести с ним такую дискуссию!

Домла замер перед зятем и тоже вдруг захохотал:

— Забылся, кричу, будто передо мной сидите не вы, Абрарджан, а сам Нормурад Шамурадов, мой старый любезный друг!.. А знаете, почему так горячусь? — Мирабидов погрустнел так же внезапно, как и развеселился. — Умеет, умеет он пыль в глаза пускать. Послушать моего друга — нет ученого более честного, принципиального, чем он! И представьте себе, находится кое-кто, поддаются его краснобайству! И не только несведущие в тонкостях науки… А впрочем, мне его жаль. И знаете, хватит о нем, поставим точку. Вижу, вы посматриваете на часы. Значит, не будете в ресторане?

— Спасибо, не могу.

— Я тоже, наверно, не буду. Посижу, подумаю о завтрашней защите. Хоть мне и не обязательно держать большую речь, все же хочу высказаться по некоторым спорным вопросам. Да и этот мудрец, пожалуй, может выкинуть номер.

— Так я пойду… — сказал Шукуров.

— Да, да, только вот… Что-то хотел я вам сказать? — тесть напряженно сжал губы. — Да, вот что, Абрарджан. Вы молоды, а стали руководителем большого района. Хочу дать вам маленький совет. Знаете, как говорится, что неведомо ангелу, ведомо старости. Учтите: такие люди, как Атакузы, вам очень пригодятся! Надеюсь, тень еще не легла между вами? И не должна лечь, — заявил тесть решительно. — Вы честный, прямой человек, Абрарджан. Я это знаю и ценю. Но не спешите, когда перед вами такие люди, как Атакузы. Подумайте, прежде чем идти на обострение… Атакузы— мой друг, а вы мне сын родной! Запомните: люди, подобные Атакузы, способны на все. Человек он неплохой, замечательный организатор, при этом по-настоящему любит свое дело, но, если что ляжет ему поперек дороги, ни перед чем не остановится. Запомните это! А вы молоды, вам еще расти и расти, сын мой!

Шукуров молчал. Он уже при первой встрече понял силу Атакузы. Всю же меру его могущества почувствовал сегодня. Куда бы ни заходил — везде протянулись незримо нити его связей. Там, в области, — секретарь обкома Бекмурад Халмурадов, здесь Джамал Буриба-ев, в министерствах, в институтах, в управлениях — всюду свои люди. Такой человек и впрямь, если что, может ни перед чем не останавливаться…

Шукуров резко встал. «Обострение? Наоборот, я уже прикрываю его!» — хотел отмахнуться шуткой, но, пожалуй, обидишь тестя. Ведь от души говорил старикан, добра желал.

Зять и тесть вышли на веранду и невольно остановились. Во дворе, на голубой террасе, где недавно они сидели, собрались молодые женщины. Они стояли кругом, ритмично хлопали в ладоши, а в центре под легкие вскрики магнитофона танцевала Махбуба. Плавно неся белые округлые руки, покачивая бедрами, она легко плыла по тесному кругу. Махбуба чуть-чуть начинала полнеть, но это даже шло ей, высокий рост скрадывал намечавшуюся тяжеловатость. Вахид Мирабидов почувствовал отцовскую гордость, повеселел, не заметил, как сам начал пританцовывать. Но тут из боковой комнаты вышла Назокат-биби и страшно округлила глаза:

— Идите, идите к себе, спугнете девушек! — как колобок подкатилась и- ловким движением подтолкнула мужа к двери. А зятя пригласила — Может, посидите с гостями?

— И рад бы посидеть, да дела! — Шукуров виновато улыбнулся и поспешил проститься с тестем и тещей.

Вахид Мирабидов поплелся обратно в кабинет, нехотя опустился в свое любимое вертящееся кресло. Он был доволен разговором с зятем. Видать, произвел на него впечатление. Доволен был и дочерью, и ее гостями на голубой терраске. О, были бы сейчас здесь его сверстники с женами, взял бы Вахид в руки дутар, ударил бы по струнам, распотешил бы компанию! О работе не хотелось и думать. Да и к чему? Все и без того будет как надо. В голову пришла мысль: как-то там их величество Нормурад Шамурадов, пожалуют завтра на защиту? Не собираются ли чего отколоть по старой привычке, покрасоваться своей знаменитой принципиальностью? «А, пусть приходит! — усмехнулся Мирабидов. — Пусть выступает против. Очень будет хорошо. Пусть вывернется наизнанку перед своими родичами!» Вахид Мирабидов почувствовал, что к сражению он готов.

Глава третья

1

Латофат в общежитии не было. В вестибюле сидела толстая краснощекая вахтерша и тянула из пиалы чай, посасывая леденец. Хайдар обратился к ней и тотчас же пожалел.

— Спрашиваете про девушку из восемьдесят шестой? Какая из них? А, красавица-недотрога, все парни за которой бегают! Отправилась с этим, как его… с преподавателем. Может, знаете, такой хиленький, черномазый.

Хайдар бросился на улицу, вахтерша успела ввернуть вдогонку:

— Просто удивляюсь! При таком джигите-беркуте мотаться с этим заикой!..

Солнце уже село. И хотя еще было светло, площадь вокруг огромного цветника с журчащим фонтаном посредине и утонувшие в зелени листвы улицы, днем многолюдные, почти опустели. Лишь на чугунных крашеных скамейках под сенью деревьев сидели парочки, слышался тихий говор, негромкий смех…

Хайдар зашагал к цветнику рядом с общежитием. Плотно сжал губы. Нет, он, конечно, не ревнует Латофат. Да и не такая она. Легкомыслие и ветреность ей вовсе не свойственны. Могла бы даже быть чуточку шаловливее, веселее.

В компаниях Хайдар не раз встречал девушек, которые приехали в город из далеких кишлаков. К ним очень подходило выражение: вырвались. Действительно, вырвавшись из, — под строгой опеки родителей, они очертя голову бросились в вихрь городской жизни. Как необузданный поток — прорвал плотину и летит себе, не разбирая пути. Однажды Хайдара не на шутку увлек такой поток; Подумывал даже порвать с Латофат — устал от ее странностей. Но узел оказался слишком тугим — не разорвать.

Отец вот посчитал его размазней. Находит, что Хайдар робок с прекрасным полом. Какое там «робок». Раньше скольким кружил, бывало, голову. А вот встретился с Латофат, и что-то приключилось с ним. Прямо болезнь какая-то.

Этот хилый заика, о котором говорила вахтерша, — ну что может в нем найти Латофат? Конечно, кандидат наук, но ведь мужчина за тридцать. Занимается на биофаке какими-то насекомыми, паутинными клещами. Мечтатель-дервиш! И надо же, вскружил голову ей высокими речами, теперь она жить не может без его букашек-мукашек — уму непостижимо!

Хайдар понимал: эти букашки — предмет их исследований. Но этот кандидат вон куда загнул — труд их будто бы имеет всемирное значение! Вот какой подход! И ведь не сбить спесь с этого дервиша. Заикнуться даже нельзя! Латофат терпеть не может шуток на его счет. Забудешься, ляпнешь — побледнеет, замолчит, и не вытянешь из нее больше ни слова.