— Что?! — неожиданно громко крикнул Хайдар. Вот теперь он был похож на отца вполне, и кулаки сжал с гневом так же, как отец. — Это вам не ваши колхозные дела!

Смуглое лицо Атакузы внезапно посветлело, он довольно заулыбался, глаза тепло смотрели на сына.

— Вот это мужской разговор. Иди бери машину и — айда к ней. Но помни: отступлению не бывать! И вообще, пусть завтра приходит на защиту и на банкет. Пусть помогает! Все!

2

В странном состоянии вышел от домлы Шукуров. Сначала, когда Нормурад обрушился на ученых-верхоглядов, которые, вместо научного подхода к сложнейшим проблемам, решают их, подчиняясь утилитарным задачам, Шукурову показалось, будто домла имеет в виду его тестя Вахида Мирабидова. Он слышал о каком-то их застарелом споре. И когда же кончится эта бессмысленная распря? Но домла говорил так горячо, с такой силой убежденности и с такой прямотой, что Шукуров постепенно склонился на его позиции. А затем рассказ об этой злосчастной статье!.. Больше всего Шукурова поразила боль в голосе старика. Этой боли поверил он вполне.

Да и старушка долго еще не выходила из головы. Маленькая, чистенькая старушка с печальными глазами.

У Шукурова в Ташкенте были две задачи: забрать жену и детей — они уже с полмесяца гостили в доме тестя — и еще побывать в целом ряде министерств, как говорится, «выбить» из них минеральные удобрения и строительные материалы для района. Эти дела не входят в его прямые обязанности. Но что поделаешь? Очень уж много обещаний начальству надавал бывший секретарь. Не учел возможностей района. И теперь стоит Шукурову заговорить с любым из раисов, как тот, подобно голодному птенцу, широко разевает клюв — требует: «Удобрения, удобрения». А заведешь речь о благоустройстве, раисы тут же, наперебой: «Лес, цемент, кирпич!»

По дороге в Ташкент Шукуров наметил первым делом зайти в «Узсельхозтехнику», направился было туда, да вспомнил, что придется обращаться к Джамалу Бурибаеву, и отложил: видно, подействовал рассказ Ата-кузы, не хотелось сейчас встречаться с этим человеком. Он тут же и посмеялся сам над собой, но «хождение» свое начал с Госплана.

На собственном опыте Шукуров знал, как трудно вершить дела в столице. Но у него был козырь: район, куда он приехал работать, упирался в бескрайние степи, а там организовывались новые целинные совхозы. Вот он и нажимал на слово «целина». Благодаря гипнотической силе этого слова его без очереди приняли и в Госплане, и в министерствах сельского строительства и водного хозяйства. Правда, просьбы удовлетворяли не всегда, но принимали неплохо.

Шукуров вышел из Министерства сельского строительства. Стрелки часов приближались к пяти. Он только что звонил председателю «Сельхозтехники», но тот, сославшись на какое-то совещание, назначил свидание на семь. Образовалось «окно» — целых два часа. Теперь наконец можно завернуть к своим.

Еще издали Шукуров увидел двустворчатые голубые ворота гаража и застекленную веранду — балахану над ними. Подъехал ближе — у ворот стояла знакомая белая «Волга».

«И раис уже здесь!» — подумал он. В этот момент раскрылась калитка, из нее вышел, отряхивая пыль с одежды, шофер Атакузы, а за ним — сам Вахид Мирабидов.

Шофер кивнул Шукурову и тут же укатил. Тесть, рассиявшись золотом рта, раскрыл объятия:

— Сын мой Абрарджан! Наконец! С утра ждем вас — слух дошел, что приехали в наши края. Где это вы пропадаете?

Вахид Мирабидов был чем-то взволнован — больше, чем обычно, сиял, громче говорил, но в остальном подтянут, как всегда, и одет с иголочки.

Расцеловал зятя, обдав запахом коньяка.

— Махбуба! Ханум! Где вы? — крикнул в калитку. — Гость долгожданный пожаловал! Карнаи, сурнаи громче! Зурны! Пусть играют зурны!

В дверях дома показалась белоликая, вся круглая, пышная Назокат-биби. Легкая, подвижная, хоть ей уже пятьдесят, быстро засеменила к зятю, обняла за плечи.

— Разве можно так? Заставили себя ждать, милый зятек!

— А где же Махбуб? — снова крикнул Вахид Мирабидов.

Назокат-биби кокетливо приподняла тонкие ниточки бровей.

— Махбуба не выйдет. В обиде она на вашего зятя! Целую неделю ждет уже, никак не дождется…

— Кончай критику! Не забывай — зятя почитал сам пророк!

Шукуров шел между тестем и тещей, осыпаемый их развеселой трескотней, и невольно улыбался.

Посредине просторного двора зеркалом сверкал выложенный белым кафелем большой водоем с фонтаном. Справа над водой хауза возвышался на высоком цоколе бело-голубой аккуратный дом. Казалось, он только что отстроен, так свеж и ярок был облицовочный кирпич стен. По левую руку, опять же над хаузом, красовалась просторная летняя терраса. У воды пышно цвели розы, ухоженная виноградная лоза обвивала террасу. Все блестело чистотой, порядком, благополучием.

Шукуров еще у калитки заметил несколько ящиков с крупными желто-золотистыми абрикосами, виноградом и мелкими, будто подобранными один к другому — особый сорт! — огурцами.

«Успел раис!» — промелькнуло в голове, и в это мгновение он увидел Махбубу — она стояла, свежая, похорошевшая, на ступеньках бело-голубого дома.

Тоненькие, как у матери, брови чуть приподняты, большие серые глаза, подведенные голубыми тенями, кокетливо сощурены. Казалось, Махбуба не в Ташкенте гостила, а отдыхала на курорте.

— Махбуба! Дочь моя! Встречай супруга. А вы, ханум, займитесь угощением! — И Вахид Мирабидов, словно боясь помешать свиданию влюбленных, с подчеркнутым тактом взял под руку Назокат-биби и повернул ее к летней кухне — за террасу.

Шукуров от всей этой суеты чувствовал себя неловко.

— Здравствуй, Махбуба! — подошел к жене.

Махбуба спрятала за спину белые оголенные руки с длинными ярко-красными ногтями…

— Нет, нет, не хочу здороваться с вами.

— В чем же вина вашего покорного слуги? — Шукуров шутливо склонил голову.

— Он еще спрашивает! Целая вечность прошла, а ваше сиятельство не соизволили хотя бы раз поинтересоваться, что с вашей женой!

— Я вижу, жена неплохо чувствовала себя здесь и без супруга! — Шукуров скользнул взглядом по ее новому снежно-белому платью из кримплена, по новым, тоже белым, лакированным туфлям и вдруг почувствовал: в душе шевельнулось что-то похожее на ревность. Так с ним почти всегда бывало, когда Махбуба гостила у родителей.

— Ив самом деле! — засмеялась Махбуба. — У нас сегодня бал. Сейчас придут подруги. Между прочим, есть очень даже премиленькие! Хотите, познакомлю?

В ее шутке была и вера в себя, и намек: «Я вас ни к кому не ревную!» И эта ее самоуверенность неприятно задела Шукурова. Он хотел уже ответить в ее тоне: «Ну что ж, с удовольствием!», но тут на террасе зазвонил телефон, послышался голос тестя, говорившего с кем-то, потом тесть закричал: «Сюда давайте, сюда!» — и Шукуров понял: зовут его.

Вахид Мирабидов сидел за столом. Перед ним на огромном — не обхватить рукой! — бледно-голубом обливном блюде высоко громоздилась пирамида из золотисто-желтых абрикосов, а с тарелок манили тонко нарезанные свеже-пунцовые ломтики помидоров и огурчики — несомненно из ящиков Атакузы.

Вахид Мирабидов пригласил зятя сесть рядом и подал пиалу чая.

— Друг мой звонил, Атакузы… Вы, я слышал, уже познакомились с ним, Абрарджан? Это хорошо! Замечательный человек. К тому же один из могущественных раисов вашего района! — Мирабидов строго и значительно округлил глаза. — Я, помнится, говорил вам — мы с ним давние друзья! Завтра его сын защищается. Он, естественно, волнуется. Я только что от него, а он уже звонит. В ресторан приглашает, в «Гули-стан». Между прочим, будут большие, деловые люди. Съездим?

«Большие люди». Слова эти напомнили Шукурову разговор, который только что состоялся в Министерстве сельского строительства. Принял его сам министр. Любезно принял, но так же любезно и отказал в помощи. По словам министра выходило — район исчерпал все выделенные фонды стройматериалов. Шукуров засомневался, попросил показать документы. И, проглядывая бумаги, несколько раз наткнулся на фамилию Атакузы. Оказалось, раис урвал львиную долю материалов, выделенных району. Помогли ему письма, подписанные секретарем обкома по сельскому хозяйству Бекмурадом Халмурадовым. «Большие люди»…