Мирабидов самозабвенно играл теперь легкую, быструю, как бег лани, «Лязги». Махбуба, прервав круженье, с громким смехом подбежала к Алии, потащила танцевать. Но тут из кухни позвали: «Махбуба-апа! Шашлык готов!» — и танец сразу расстроился.
Махбуба пригласила всех к столу у хауза. Над водой загорелись лампочки, струи фонтана вспыхнули разноцветной дугой.
Атакузы, возбуждаясь все более и более, разливал «красавицам» шампанское, «джигитам»— коньяк. Вот он высоко поднял свою рюмку:
— Так давайте поднимем наши бокалы за то, чтобы в этом бренном мире человек мог хоть изредка отвести душу, повеселиться вдоволь! Все заботы — к чертям!
Шукуров незаметно бросил взгляд в сторону кухни. Атакузы что-то уж слишком разошелся. Неужели специально чтобы услышали соседи, которые хлопочут на кухне? Есть такие люди, любят довести до всех ушей: «Вот, посмотрите, какой я свой человек в этом доме!» Но Атакузы… Ему-то зачем? Шукуров с трудом подавил вспыхнувшее недоверие, заставил себя любезно улыбнуться.
Атакузы не заметил тени, мелькнувшей на лице хозяина. Мгновенно осушив рюмку, собрался было наполнить снова, но Алия быстро прикрыла ее ладонью:
— Не надо, пожалуйста, хватит на сегодня!
— Что? — Атакузы напряженно хохотнул. — Сегодня я как раз имею право пить, сколько хочу! Имею право веселиться и гулять, сколько пожелаю!
Шукуров попытался свести разговор к шутке:
— За какие же заслуги, дорогой раис? Может, выполнили план хлопкозаготовок?
— Нет! Сегодня я выполнил другое, еще более важное задание секретарей обкома и райкома!
— А именно?
— Вы что же, забыли? Приказ ваш выполнил! Выбросил на улицу старого ученого со всеми его книгами. А дом передал той самой ябеднице, которая обивала ваш порог…
— Послушайте, Атакузы-ака! — Шукуров привстал. Теперь он уже не думал о сковывавшем его долге гостеприимства. — Бросьте ваше кривлянье. Мой дом — не сцена, а вы — не артист, и мне не по душе подобные представления.
— При чем здесь представление? — Атакузы отодвинул стул и тоже встал.
Алия выбросила вперед дрожащие руки:
— Атакузы-ака! Дорогой мой!
Наступила долгая давящая тишина. Слышалось лишь тяжелое сопение Атакузы да тихое журчание фонтана. Шукуров опустил глаза.
— Вот что, давайте кончим этот разговор. Я вас считал человеком серьезным…
— Ошиблись, значит! — сказал Атакузы. — Какой я серьезный?. Я — самый несерьезный, самый… нечестный, самый бессовестный, самый, самый бессердечный человек! — Он потянулся к коньяку.
Шукуров перехватил бутылку:
— Хватит! Да что, в самом деле, случилось?
Атакузы не ответил. Он тяжело, как-то боком плюхнулся на стул. Уперся лбом в его спинку, закрыл глаза. В памяти сразу всплыла картина сегодняшнего утра. Он застонал от резкой боли в голове.
2
Стычка с дядей произошла неожиданно и самым нелепым образом.
Утром, наскоро позавтракав, собрался уже ехать в степь. И тут у садовой калитки показался Нормурад-ата.
— Атакузы!
Атакузы нехотя повернул назад. Домла в неизменной полосатой пижаме, повисшей на нем как мешок, в старых шлепанцах на босу ногу, кряхтя, шел ему навстречу. Дядя и племянник сошлись у колодца, молча подали друг другу руки.
— Все-таки повезло мне, поймал тебя!
— А что случилось? — Атакузы вспомнилось письмо о Минг булаке, написанное рукою дяди. На душе стало муторно.
— Есть о чем поговорить!
— Хорошо. Но лучше отложим до другого раза. Сейчас тороплюсь в степь…
— Степь твоя никуда не убежит! — неприязненный холодок в голосе старика стегнул будто плетью Атакузы.
— И ваш разговор, думаю, тоже никуда не сбежит.
— Стой! — приказал вдруг домла. — У меня сейчас сидит Уразкул!
«Ах, вот как — Уразкул! Понятно».
— Дядя! Я знаю, зачем он пришел. Но не сейчас, я…
По голому черепу домлы начала медленно разливаться краснота, будто от пролитых красных чернил.
— Ох, дорогой мой, дорогой! Знаешь, значит. Так зачем же понадобилось тебе втягивать меня в это… дело?
— В какое такое дело?
— Еще спрашивает — какое! Может, это я просил, чтобы ты отобрал у людей дом и отдал мне?
Атакузы так и застыл на месте. Вот она, человеческая неблагодарность! Перевез к себе, думал обласкать на старости лет… И что же! Чем платит за добро родной дядя? Мало Атакузы неприятностей от начальства. Да разве он не знает своего дядю?! Всегда был такой. Одной ногой в могиле, а все бьет себя в грудь: «Вот я какой честный, бескорыстный, благородный!» И письмо про Минг булак то же самое — надо продемонстрировать принципиальность — смотрите, не щажу даже своего племянника! Да знал ли этот человек хоть когда-нибудь, что такое пощада, милосердие?
— Так!.. Вы меня не просили, чтобы я освободил этот дом для вас? Не просили? А почему живете в этом доме? Почему не освободили его?
Большой, похожий на бугристый огурец нос домлы угрожающе уставился на раиса.
— Я и не собираюсь жить в этом доме!
— Не собираетесь? Так поскорее освободите его!
— Освобожу, но я хотел поговорить…
— Сегодня же и выезжайте! — отчеканил Атакузы, не слушая…
Из кухни выбежала Алия. Босиком, на ходу ловя сползший с головы платок, бросилась к мужу:
— Опомнитесь, Атакузы-ака! Опомнитесь!
Багрово-красная голова домлы тряслась. Он с болью сказал:
— Ах, глупец, глупец! Совсем потерял голову, раис.
— Благодарю покорно! Будь проклят тот, кто делает добро! Сегодня же оставьте этот дом, этот кишлак!
В саду градом посыпались яблоки, из-за деревьев выскочил Хайдар — в майке и трусах.
— Отец! — схватил Атакузы за руку. — Одумайтесь, отец!
— Хорошо, я покину… — увидев Хайдара, старик сразу как-то сник. — Дом я покину, но кишлак… Возомнил себя хозяином кишлака, глупец!
— Вот, вот, все глупцы, все невежды, один лишь на свете мудрец — вы!
Хайдар подошел сзади, крепко обнял отца, оттащил от домлы.
— Да опомнитесь же наконец!
Атакузы вырвался из сильных рук сына. Не помня себя, закричал:
— Только вы, вы мудрец!.. — и вдруг замолк, замер с полуоткрытым ртом.
Старик, странно шаркая ногой, спотыкаясь, поплелся к себе — сгорбленный, жалкий. Атакузы опустил голову, сделал было шаг вслед дяде, остановился, махнул рукой и быстро пошел к воротам.
Шофера Атакузы отпустил, сам сел за руль и помчался в степь. У последних домов кишлака повернул обратно. Вспомнил: надо съездить в трест к газовикам— что-то застопорилось с газопроводом. С полдороги опять повернул назад, сообразил: пожалуй, сгоряча набьет там кувшинов.
В полдень лежал в штабе один, уставившись в потолок. Зазвонил телефон, потянулся, не вставая снял трубку.
— Дядя… дядя переезжает… — услышал взволнованный голос Алии.
— Куда? — спросил устало, безразлично.
— В школу. Комнату ему там будто бы дали. — Алия всхлипнула.
— Ну и прекрасно! — Атакузы бросил трубку на рычаг.
Минуты через три телефон опять задребезжал. Снова Алия!
— Что тебе еще?
— Звонили от Шукурова. У них гости из Ташкента. Домла Мирабидов с супругой. Просят вас приехать!
— Да? — Атакузы вскочил на ноги, захлебываясь, будто получил счастливую весть, сказал: — Тогда и ты готовься! Переоденься! Я сейчас буду. Поедем вместе!..
…Атакузы сидел, грудью навалившись на спинку стула. Но вот он встрепенулся, встал, грузными, твердыми шагами пошел к хаузу, подставил голову под струю фонтана. Обмыл лицо, похлопал мокрыми ладонями по шее. Вытерся — Махбуба подала полотенце. Теперь он был совсем трезв, будто и не пил вовсе.
— Простите, Абрар Шукурович. Обрадовался неожиданной встрече с Вахидом Мирабидовичем и позволил себе лишнее…
— Нет-нет, — заерзал, заюлил Вахид Мирабидов, — все хорошо…
Атакузы оставил без внимания эту суету, смотрел только на мрачного Шукурова.
— Если разрешите, мы поедем, Абрар Шукурович.
Подбежала, покачивая плечами, Махбуба:
