«Наверное, это архив Пальме», – подумала Анника и достала свой старый мобильник. Никаких пропущенных звонков или эсэмэс.

Она села на диван с телефоном в руке и уставилась на стену позади Лейфа ГВ Перссона. Шюман и еще кто-то, чей номер она не узнала, вероятно Халениус, непрерывно звонили ей на рабочий аппарат после того, как она ушла из «Лягушки». В конце концов она выключила его. Номер ее личного мобильника не знал почти никто, только Томас, и школа, и Анна Снапхане, и еще несколько человек, и он сейчас лежал как мертвая рыба у нее в руке.

Несмотря на полумрак, Анника различала все цвета четче, чем обычно. И каждый удар пульса воспринимался ею как звук часов, отсчитывающих секунды в ее теле. И точно так же дыхание из машинального действия превратилось для нее в нечто более осмысленное, и она слышала каждый вдох.

Что ей делать? Надо ли рассказать? Имела ли она право? И кому тогда? Может, кому-то она просто обязана была все рассказать? Своей матери? Матери Томаса? А не поехать ли ей в Африку на поиски его? Но кто в таком случае позаботится о детях? Матушка? Нет, она не могла позвонить своей матери. Или могла? Как бы это выглядело?

Анника потерла лицо ладонями.

Барбра возмутилась бы. Стала бы жалеть себя. Все получилось бы довольно сложно. В конечном счете Аннике пришлось бы утешать ее и извиняться перед ней за то, что она втягивает ее в свои рабочие проблемы. И это притом, что она не была бы пьяна, иначе ничего вразумительного не удалось бы от нее добиться. В любом случае от разговора с ней не стоило ожидать ничего хорошего, совершенно независимо от того, шла бы речь о Томасе, Африке или о чем-то другом.

Барбра не простила дочери того, что та не приехала домой на свадьбу сестры Биргитты. Та выходила замуж за Стивена (который был чистокровным шведом, несмотря на свое имя) в разгар президентских выборов в Америке, и Анника не могла да и не хотела хоть на время оставлять свое недавно полученное место в корпункте ради участия в празднике в Народном доме Хеллефорснеса.

– Это самый важный день в жизни твоей сестры, – захныкала мать из своей квартиры на Таттарбакене.

– Ни ты, ни Биргитта не приехали на мою свадьбу, – парировала Анника.

– Да, но ты же выходила замуж в Корее!

Недоуменное возмущение в голосе.

– И что? Как получается, что все расстояния всегда короче для меня, чем для вас?

С Биргиттой она не разговаривала после свадьбы. Да и едва ли до нее тоже, честно говоря. С тех пор как она уехала из дома в восемнадцать лет.

Берит она тоже не хотела звонить. Конечно, та сумела бы удержать язык за зубами, но выглядело неправильным вываливать информацию об исчезнувшей делегации ЕС на коллегу.

Мать Томаса Дорис ей, естественно, требовалось проинформировать. Хотя что она смогла бы сказать? «Твой сын несколько дней не отвечал по своему мобильному, но я ни капельки не обеспокоилась, поскольку считала, что он трахается с кем-то?»

Анника поднялась с дивана все еще со старым телефоном в руке и пошла на кухню. Электрический рождественский подсвечник, только недавно купленный в универмаге «Охленс» на площади Фридхемсплан, слабо освещал кухонное окно. Его выбрал Калле. Эллен в ее возрасте пока больше интересовали ангелочки, и она смогла купить три магнитика на холодильник с купидонами. Посуда с недоеденными остатками ужина все еще стояла в мойке; она включила лампу на потолке и принялась методично загружать посудомоечную машину.

Механические действия хоть как-то отвлекали ее от тяжелых дум. Повернуть кран, взять губку, смыть остатки еды круговыми движениями, положить губку на раковину, поставить тарелки в предназначенное им место в машине.

Внезапно она расплакалась. Выронила губку, стакан и вилку и опустилась на кухонный пол, не выключив горячую воду.

Просидела там довольно долго.

Как такое возможно? Ее муж исчез, а у нее даже нет никого, кому она могла бы позвонить и поделиться. Что с ней не так?

Она закрыла кран, высморкалась в бумажное полотенце и пошла в гостиную с мобильником в руках.

Ни одного пропущенного звонка или эсэмэски.

Анника села на диван и сглотнула комок в горле.

Почему ей так и не удалось обзавестись столь приятной компанией, как у Томаса? Старые друзья футбольной поры и товарищи по гимназии и несколько парней из Уппсалы, целая куча народу с работы и игроки хоккейной команды. А кто был у нее? За исключением, возможно, Анны Снапхане?

Они работали вместе в первое лето Анники в «Квельспрессен», но потом Анна перебралась в сферу телерадиовещания. Отношения между ними все это время то шли в гору, то устремлялись по нисходящей. И пока Анника находилась в США, они контактировали довольно редко, но в последние месяцы встречались много раз. Могли вместе выпить кофе в субботу вечером или сходить в музей в воскресенье.

Анника отдыхала, слушая рассказы об уморительных авантюрах подруги и ее честолюбивых планах. Анне всегда до успеха оставалось рукой подать. Ей было предначертано великое будущее, а это означало, что она в конечном счете станет знаменитой ведущей на телевидении. Каждую неделю Анна придумывала новый телевизионный формат, викторины, и игровые программы, и развлекательные ток-шоу, она постоянно вынашивала идеи новых документальных фильмов, рьяно заказывала аналитические отчеты с целью найти недостатки в работе какого-нибудь телемагазина и разоблачить его. Зачастую ее фантастические идеи заканчивались на том, что она выкладывала их в Интернет (Анна имела популярный блог под названием «Удивительная жизнь и приключения телемамочки» и 4357 друзей в «Фейсбуке»). Но при этом, насколько Анника знала, она ни разу не написала более полстраницы для какого-либо из своих величественных телевизионных спичей. И у нее никогда не хватало времени на встречи с телевизионными шефами, но для Анны это, похоже, не имело особого значения. На хлеб же она зарабатывала себе в качестве сотрудника информационного отдела в фирме, которая продюсировала мыльные оперы.

– Анника! Но, боже, как удивительно, что ты звонишь. Я как раз сидела и думала о тебе.

Анника зажмурилась и почувствовала, как у нее потеплело на душе и одновременно слезы подступили к горлу. Вопреки всему, хоть кто-то помнил о ней.

– Твои коричневые полусапожки, они тебе понадобятся в выходные?

– Томас пропал, – только и смогла вымолвить Анника, а потом просто разрыдалась. Слезы весенними ручьями потекли на мобильный телефон, она пыталась вытереть его, поскольку он был не во влагозащищенном корпусе.

– Чертов козел, – сказала Анна. – Такое впечатление, что просто не способен держать ширинку застегнутой. И с кем он спутался на сей раз?

Анника заморгала, слезы прекратились.

– Нет, – сказала она, – нет, нет, совсем не то…

– Анника, – вмешалась Анна Снапхане, – кончай защищать его. Не вини себя. Ты здесь ни при чем.

Анника сделала глубокий вдох и почувствовала, что снова в состоянии говорить.

– Только не рассказывай никому, это для всех пока секрет. Его делегация исчезла, на границе Сомали.

Она забыла название города.

– Целая делегация? Как они путешествовали? Самолетом?

– Их было семь человек, на двух автомобилях. Они исчезли вчера. Их охранника и переводчика нашли мертвыми, застреленными в голову.

– Но, Анника, черт побери! Неужели они застрелили и Томаса тоже?

– Я не знаю!

– Но, боже праведный, что ты будешь делать, если он умрет? Как дети справятся с этим?

Анника раскачивалась вперед и назад на диване, обхватив себя руками.

– Бедная, бедная Анника, почему тебе всегда так не везет? Боже, как мне жаль тебя. Твой бедный…

Как приятно чувствовать, что кто-то беспокоится за тебя.

– И бедняга Калле, подумай, он же вырастет без отца. У него была страховка?

Анника перестала плакать, но оставила вопрос подруги без ответа.

– И Эллен, она же еще такая маленькая, – продолжала причитать Анна. – Сколько ей? Семь? Восемь? Она будет едва помнить его, господи, Анника, что ты будешь делать?