Пониже вырубки оказалась красноватая осыпь, а в ней — старая, заброшенная барсучья нора. Голос Волги доносился из-под земли. Там она боролась с каким-то зверем. Мурат поджал хвост и тоже исчез в норе. Вскоре у нас под ногами глухо зазвучал его басовитый лай.
Дед Мирю оставил меня у норы и пошел в ближайшую сторожку за лопатой. Но копать нам не пришлось. Не успел дед Мирю уйти, как собаки замолчали. Мурат вылез из норы, отряхнулся и сел у отверстия, не спуская с него глаз. Он чего-то ждал. Потом из норы показался собачий зад. Волга выползала из нее, с шумом волоча за собой какого-то зверя. Сквозь ее пыхтенье я услышал… вы догадываетесь что… Ах, какая же она была тощая и страшная, бедняга! Даже шерсть у нее была редкая, свалявшаяся и на спине какая-то зеленоватая, а не желтая, как это бывает обычно у лис. Видимо, бубенчик прогнал из норы ее законного хозяина. Испугавшись, он отправился на поиски другого жилья. Один-единственный раз бубенчик помог лисичке, которая обрела наконец спокойствие под землей, в теплой, пахнущей глиной и сыростью норе, на осыпи, где Волга и Мурат положили конец ее страданиям…
СНЕГ
Пошел первый снег. Под вечер от низких серо-синих туч оторвались первые снежинки. Сначала редкие, нерешительные и беспомощные, они таяли, едва коснувшись земли. Они словно не хотели падать, долго кружили в воздухе и даже казались не белыми, а скорее серыми, под цвет туч, из которых они сыпались. Постепенно снег повалил гуще, и вскоре в небе плясали уже целые рои снежинок. Природа спешила укрыть раскисшую, обезображенную землю, одеть ее в новые и чистые одежды.
Наступила ночь, и все стало серым, точно чья-то огромная невидимая рука посылала все вокруг солью, — снег не сразу прикрыл безобразную осеннюю наготу. Зато когда стало светать, могло показаться, что источником света в этот день было не небо, а снег. Произошло чудо: люди проснулись добрее, лучше, чем они были, ободренные чистотой зимы. Лица у всех были светлые и радостные, словно во всех душах расцвела надежда на что-то прекрасное. С улицы было слышно, как смеется пожилой мужчина, как позвякивают медные ведра, мычит корова на соседском дворе, и все это звучало необыкновенно бодро в белой, ласковой тишине.
Деревья украшены снежной бахромой. Зачарованные своим белым нарядом, они не шевелятся, чтобы как-нибудь его не стряхнуть. Солнце встало улыбчивое, словно радо было снова увидеть землю, и издалека примеривалось, куда бы ему кинуть первые свои лучи, где для почина зарумянить снег. Певчие дрозды, которые накануне вечером прилетели в сады и дворы на окраине города, вдруг раскричались и запрыгали вдоль заборов и плетней, где сохранились еще полоски черной земли, а один зяблик поспешил усесться на самую верхнюю веточку яблони. Он сидит там, повернувшись прямо к востоку, растопырив крылышки, залитый сиянием снега. Красная грудка его пламенеет — он похож на яблоко, забытое летом… Начинается игра света на снегу. Окрестные холмы отливают красным, синим, фиолетовым, пока солнце не засияет наконец и снег не заблестит, как сахар…
Дед Мирю подошел к нашему дому в громадных сапогах, в желтой шляпе, в неизменной своей серой фуфайке. Постучал в окно, улыбнулся мне через стекло.
— Что сейчас делается в лесу? — спрашиваю я.
— В лесу сейчас интересно, — отвечает он.
— А что? Расскажи мне.
И он заходит к нам и начинает рассказывать.
Вот что он рассказывает. Этой ночью в лесу была большая паника. Молодые зайцы, не видевшие снега, ужасно испугались, когда земля побелела. Один зайчонок, который провел день под кустом терновника, не посмел выйти на жировку. Ведь поля стали белые — любой зверь может его заметить и за ним погнаться! Он благоразумно забивается поглубже и так и сидит под кустом, съежившись, прижавшись к земле. Другой заяц, постарше, еще с вечера понял, к чему идет дело, и окопался на склоне обрыва, под бородатым корнем. Там и сухо, и безопасно — кромка обрыва защищает от снега. Но и этот заяц предпочел поголодать, чем пускаться сейчас по лесу.
Стая куропаток укрылась в ложбине, под защитой густого кустарника и колючек. Старый петух всю ночь прислушивался, не идет ли лиса. А молодая лиса вылезла из норы и, увидев снег, испугалась. Она с недоумением смотрела на белое одеяние земли и наконец поставила на снег одну лапку. Лапка почувствовала холод и отдернулась, будто ее ожгло. В конце концов лиса решила все равно выйти на охоту, потому что была слишком уж голодна. Она пошла, а за ней потянулась цепочка следов… Лиса пришла в ужас. Никогда еще она не видела, чтоб ее следы так ясно отпечатывались на земле, и это очень ей не понравилось…
Но хуже всего пришлось белкам. Стоит какой-нибудь из них вылезти из своего дупла и спуститься по толстой коре дуба, следы ее так четко отпечатаются на снегу, что куница увидит их издалека, и тогда пиши пропало! Там, под тем деревом, лежит несколько камней, а под камнями белка устроила склад провизии. Пойдешь на склад, следы тут же и скажут: «Здесь есть орехи и лесные, и грецкие, и буковые орешки найдутся. Добро пожаловать!»
А в это время куница раздумывает, глядя на снег: «Что если эта проклятая птица, филин, увидит меня в белом лесу? Нет уж, лучше я поголодаю. Никуда не пойду! Спать залягу». И она сворачивается клубочком в своем дупле, старается не думать о предательском снеге и погружается в глубокий сон. Но скоро по всему лесу, по теплым укрытиям, по ложбинам и кустам, голод начинает свою искусительную работу.
Он советует зайчонку: «Вылезай, вылезай закусить. Знаешь, какая сейчас сочная ботва, какие вкусные остались в земле корешки на убранном капустном поле! А вдруг и морковку найдешь…» «Конечно, — говорит он кунице, — тебя может увидеть филин, но и ты легко увидишь заснувших на ветках птиц». А куропаткам он шепчет: «Летите к деревне. Там у плетней всегда найдется какая-нибудь пища. Ну, летите же!»
На другой день он уже всех уговорил. Такого им нарассказал, так запело в их пустых желудках, что куропатки уже к вечеру не выдержали, полетели к деревне. Потом из куста вылез зайчонок, прислушался и прыгнул на снег. Снег легонько хрустнул, но для тонкого заячьего слуха это был страшный шум. Зайчонок испугался, сделал трехметровый прыжок и, прижав уши к спине, понесся по лесу. Он доскакал до поля, потом до огорода у шоссе. Там он разрыл снег и нашел остатки капусты. Голод отпустил его, перестал давать советы, и тогда заговорил страх: «Кумушка лиса пойдет по твоему следу и поймает тебя. И собаки за тобой погонятся. Путай следы, пускайся на хитрости!» И молодой заяц начал хитрить. По три раза он возвращался на одно и то же место. Выскочил на шоссе, пробежал по колее, скрыв в ней свои следы, с шоссе перескочил на насыпь и — прыг-скок — двинулся вдоль оврага. «Делай большие прыжки то туда, то сюда, отскакивай в сторону, сбивай их с толку. Уже светает», — советовал страх. Наконец он увидел недалеко от опушки водомоину. Там росли две-три колючки и виднелась полоска сухой земли, не покрытой снегом. Заяц поднатужился, прыгнул на сухую землю и слился с нею. Взошло солнце и осветило водомоину. К полудню снег начал падать с ветвей в лесу, и заяц то и дело вздрагивал от этого шума.
Куница решила перехитрить филина и не стала слезать с того дерева, где было ее дупло, а перескочила на соседнее дерево и запрыгала с ветки на ветку, чтобы не оставлять на земле следов и в то же время поймать какую-нибудь птичку. Белка сделала то же самое. Только кумушка лиса не стала скрывать следы. На рассвете она вернулась в свою нору под скалой, и всё тут. Кто хочет, пусть бежит за ней… И еще многое другое произойдет следующей ночью в лесу. Если хочешь сам все увидеть, смажь свои башмаки жиром, чтобы не промочить ноги, и пойдем со мной завтра на охоту.
Вот что примерно рассказал мне дед и ушел домой.
ВЕСНА В ЯНВАРЕ
Нет леса красивей, чем смешанный. Осенью, когда бук, осина, береза и липа начинают одеваться в лимонно-жёлтые, огненно-красные и оранжевые наряды, когда между переливающимися красками листвы показываются черные, голые ветви, а среди лиственного леса по-прежнему зеленеют темные сосны или синеют, точно дым, пихты, от этой картины не отвести глаз. Если же выпадает немного снега, тогда хвойные деревья кажутся еще зеленее, еще сочнее, будто сукно на серебряном столе. Снежок присыпал землю, в лесу стало сыро, и только под соснами, где затаился полумрак, сухо, и земля там покрыта толстым слоем крепких серо-желтых игл, словно расстелен по земле шершавый, колкий матрац. Ветра нет, и лес неподвижен, ни одна ветка не дрогнет. Несколько соек перелетают с дерева на дерево и о чем-то сплетничают. Лесная дорога пересекает буковый лес и теряется меж соснами.
