— Может она заплатила кому-нибудь? — вслух произнес он.

Вторая и третья фотографии были сделаны крупным планом. Четвертая была…

Лейн вернулся к третьей. Наклонившись поближе, он стал изучать ее более подробно, и заметил порез под глазом.

Он отбросил снимки на стол и откинулся назад, закрывая глаза.

— Что? — спросил Самюэль Ти.

Прошло несколько минут, прежде чем он смог говорить. Он развернул фотографию и указал на кровоточащий разрез под глазом у Шанталь.

— Мой отец сделал это с ней.

— Откуда ты знаешь?

С ужасом, но совершенно четко, Лейн вспомнил ту страшную новогоднюю ночь, когда он был еще ребенком, и старший брат подвергся избиению за них.

— Когда он ударил Эдварда, его перстень оставит такой же след. Мой отец ударил ее тыльной стороной ладони... и перстень рассек кожу.

Самуэль Ти тихо выругался.

— Ты серьезно?

— Серьезнее некуда.

— Подожди, я приведу назад следователя. Думаю, он захочет это услышать.

Лиззи поехала на работу на рассвете, по дороге она вспоминала, как всего лишь несколько дней назад, она точно также ехала в Истерли, когда ее обогнала скорая помощь, спешащая в особняк.

Тогда и сегодня она испытывала такое же чувство тревоги. И больше всего боялась встретиться с Лейном.

Она не включала радио, ей не хотелось слушать скандальную новость от местной радио станции — что один из самых известных мужчин Чарлмонта избил свою беременную жену, и ту доставили в больницу. Дальнейшие подробности не изменят саму ситуацию в целом, поэтому она чувствовала себя ужасно.

Проехав мимо главного входа в особняк, она двигалась вниз по дороге для сотрудников, проезжая мимо полей и теплиц, прямиком к стоянке. Никого не было вокруг, даже Гари МакАдамса, она приехала очень рано.

Она так и хотела.

На автопилоте Лиззи выключила двигатель и потянулась за своей сумочкой.

— Вот черт.

Она ушла из дома, забыв солнцезащитные очки и шляпу.

Ну и ладно, она не поедет за этим назад.

И, наверное, было неплохо, что она не взяла с собой телефон. Лейн не переставая названивал ее. Даже в четыре часа утра, он все равно продолжал звонить.

Дорога до черного входа Истерли заняла больше времени, чем обычно, она оправдывалась перед собой, что чувствовала себя не очень хорошо - вымотанной. Грета покинула ее около часа ночи, она же сидела у окна и наблюдала рассвет на своем дворе, заваленным ветками после бури.

Хорошенькая метафора для ее жизни.

Войдя на кухню, она обнаружила там мисс Аврору, готовящую завтрак у большой плиты.

— Доброе утро, — произнесла она, надеялась, что ее голос звучал спокойно. — Вы не видели, мистера Харриса?

Мисс Аврора помешивала шпателем яйца на сковороде.

— Наверное, он у себя в комнате. У меня нет заказов от семьи на завтрак, поэтому я готовлю его для тебя и себя, и всех, кто еще присоединится. Завтрак будет в комнате отдыха в десять.

— Мне очень жаль. Я…

— Увидимся там.

Лиззи сделала глубокий вдох.

— Я постараюсь прийти.

— Ты придешь, — мисс Аврора кинула взгляд через плечо, ее черные глаза поблескивали. — В противном случае, мне придется тебя разыскать и поговорить о том, что не стоит верить всему, что ты слышишь и видишь по телевизору.

Лиззи не отрывая от нее взгляда, толкнула дверь на выход из кухни и направилась к мистеру Харрису. Прежде чем постучать, она бросила взгляд на офис Розалинды. Дверь была опечатана лентой и посередине стояла сургучная печать.

«Еще одно место преступления в доме», — подумала она. — Интересно, как выглядит спальня Шанталь?»

Дворецкий открыв дверь, отскочил.

— Мисс Кинг?

Лиззи вздрогнула.

— Ой, извините. Мне нужно с вами поговорить.

Мистер Харрис нахмурился, но видно что-то заставило его изменить свое надменное выражение лица.

— Проходите.

Как и следовало ожидать его комната была выполнена в английском стиле — книги в кожаных переплетах, антикварные стулья и темно-красные цвета, как гранат, выдавали в нем приверженца Востока. Помимо гостиной, здесь имелась также кухня, чем-то напоминающая кухню мисс Авроры, но в три четверти меньше, с противоположной стороны дверь была закрыта, и Лиззи догадалась, что это скорее всего спальня и ванная комната.

Здесь приятно пахло — лимоном и чистотой, а не затхлым воздухом, как в других помещениях.

— Я принесла заявление об уходе, — резко сказала она. — Две недели. Я должна была сообщить об этом Розалинде, но...

Мистер Харрис мгновение молча смотрел на нее, а затем сел за резной стол, на котором лежали какие-то документы, но компьютера не было.

— Это неожиданно.

— В моем контракте написано, что я обязана предупредить вас за две недели.

— Могу я поинтересоваться, почему?

— Просто решила сменить обстановку. Я подумывала об этом уже некоторое время.

— Вы? — он сцепил руки. — Это никак не связано с тем, что произошло вчера ночью?

— Мне очень жаль, что в семье возникли такие проблемы.

Мистер Харрис вздернул брови.

— Неужели я ничего не могу сделать, чтобы убедить вас остаться?

— Я приняла решение, но спасибо.

Она оставила его, вернувшись в коридор и закрыв за собой дверь. Постояла пару минут, смахнув слезы, подняла голову, молясь, что бы не потекли из носа сопли.

Она не могла представить себе, что ей придется оставить Истерли по такой причине. Но пути назад уже не было. Она приняла решение, написав заявление об уходе, еще когда у нее в доме была Грета, и они съели полтора литра шоколадного мороженого, между ее первой и второй истерикой.

На самом деле она не верила, что Лейн мог избить Шанталь, она вообще не верила, что Лейн способен на что-то подобное, это было на него совершено не похоже. Но было уже не важно.

И совершенно было не важно была ли его жена беременна или чей это ребенок.

Истина заключалась в том, что проведя десять лет с семьей Брэдфордов, Лиззи пришла к выводу, что она коренным образом отличается от них, не тем, что у Брэдфордов было больше денег, чем она могла увидеть за несколько жизней. А тем, что откуда она родом, там выходили замуж и рожали детей, участвовали в программе 401 статьи (статья отчислений в пенсионный фонд), проводили вместе всей семьей отпуск один раз в году, путешествую в Дисней или Сендалс. Они платили налоги, справляли годовщины свадеб и дни рождения, устраивая совместные ужины, и они не изменяли своим женам и мужьям.

Они жили достойно, скромно, и не разыгрывали безумные драмы, как у Брэдфордов.

И еще дело касалось ее влечения к Лейну (черт, может оно тоже было связано с всеобщим помешательством, перекинувшемся на нее), теперь у нее не было не сил и не средств, чтобы быть рядом с ним в любом качестве. Она слишком сильно и слишком быстро влюбилась… как и в тот раз, и это не принесло в ее жизнь ничего, кроме множества бессонных ночей... и глубокой депрессии.

В жизни каждого могут встать серьезные вопросы, которых не в состоянии избежать. Рак, несчастные случаи или другие трагедии, здесь ты сам не можешь уменьшить свои шансы от полученной травмы, главное выжить, эта самое важное для всех живых существ на земле.

Но есть и других проблемы, которые представляют для тебя серьезную опасность, ты вправе разрешать сам — сделав шаг в сторону, если ты здравомыслящий взрослый человек и хочешь вернуть свое нормальное существование, и позаботиться о себе, как-то защитить... и полюбить себя, в конце концов.

Но когда дело касалось Лейна Болдвейна, она не могла довериться самой себе, поэтому решила урегулировать эту проблему, вернее своего помешательства и потери контроля... отсутствием с ним близости.

А именно, она решила уволиться.

Словно наркоман, она собиралась прекратить все и сразу, одним махом и даже не собиралась обсуждать с ним это. Как героиновый наркоман, желающий войти в глубокий транс, осмыслено вводя себе шприц. Несомненно, Лейн попытается вернуть все назад и объясниться, но несмотря на их отношения в последние дни, факт оставался фактом — ее сердце опять было разбито, и ее решение уволиться не подлежало обсуждению.