Но череда плохих новостей, были сродни взрывам, происходящим там, где-то далеко, озаряющим и грохочущим опять же где-то вдалеке, которые конечно же привлекли его внимание, но не на столько, чтобы заставить покинуть это кресло… в буквальном и фигуральном смысле слова.

— Поэтому мне нужна твоя помощь, — заключил Лэйн.

Эдвард поднял бутылку ко рту. Но на этот раз, он не выпил… опустил ее вниз.

— В чем именно?

— Мне нужен доступ к реальным финансовым файлам… а не те которые приукрашены для Совета директоров и прессы.

— Я больше не работаю на компанию, Лейн.

— Не говори мне, что ты не можешь зайти на сервера, если захочешь.

Лейн был прав. Именно Эдвард настоял в свое время усовершенствовать компьютерные системы.

Наступила долгая пауза, потом Эдвард сделал еще один глоток джина.

— У вас еще полно денег. Твой трастовый фонд, Максвелла, Джин придется подождать всего лишь год или два…

— Пятьдесят три миллиона долларов из трастового фонда должны оказаться на месте через две недели, Эдвард.

Эдвард пожал плечами.

— Должно быть Монтеверди выдал необеспеченный ничем кредит, поэтому так волнуется. Не бойся, он не заявится к тебе домой.

— Монтеверди может обратиться в прессу.

 — Нет, не может. Если он выдал беззалоговый кредит на такую сумму, воспользовавшись трастовым целевым фондом, то он сделал это за спиной Совета директоров и нарушая федеральные законы, по которым действует его трастовая компания. Если долг не погашен по графику, единственное, что ожидает Монтеверди, если он даже попробует публично заикнуться об этом — досрочный выход на пенсию, где он сможет много времени уделять своей семье, — Эдвард покачал головой. — Я понимаю твое желание узнать больше, но не уверен, что ты должен с этим разбираться. Долг не твой, поэтому не следует беспокоиться. Ты же живешь на Манхэттене. Почему у тебя вдруг появился такой внезапный интерес к тем людям, которые живут в Истерли?

— Они — наша семья, Эдвард.

— И что?

Лейн нахмурился.

— Я понимаю, что ты не испытываешь сыновьих чувств к Уильяму Болдвейну. После того, как он обращался с тобой все эти годы, но как ты можешь так говорить? Но... что насчет дома? Земли… бизнеса? Матери?

— Компания «Брэдфорд бурбон» имеет миллиардную годовую прибыль. Даже если ты возьмешь в долг, не беря во внимание прибыль, к примеру, в личный долг пятьдесят или даже сто миллионов, это не будет катастрофой, учитывая, сколькими акциями владеет семья. Банки дадут кредит от шестидесяти до семидесяти процентов от стоимости инвестиционного портфеля… ты мог бы возвратить эту сумму сам, причем легко.

— А что если это не единственная сумма, которую взяли в долг? И не должен ли отец понести ответственность? И я снова тебя спрашиваю, а как же мама?

— Если бы я провалился в кроличью нору, желая провести суд над нашим отцом, я бы стал душевно больным. Последнее, что я слышал о матери, она не вылезала из постели, только лишь, чтобы принять ванну один раз в три года. Находится ли она в Истерли или в доме престарелых, разницы нет, — Лейн выругался, Эдвард снова покачал головой. — Мой тебе совет — последуй моему примеру и дистанцируйся от всего. Мне не куда больше уехать, на самом деле… но у тебя, по крайней мере, есть Нью-Йорк.

— Но…

— Не совершай ошибки, Лейн… они съедят тебя живьем, особенно если ты последуешь этой дорогой справедливости, которую выбрал, — он замолчал, почувствовав на краткий миг жуткий страх. — Ты не выиграешь, Лейн. Определенные... действия... проделывались в отношении людей в прошлом, пытающихся разрешить «неугодные» вопросы. Также пострадали некоторые члены семьи.

Эдвард точно знал об этом.

Лейн подошел к окну, смотря на занавески, словно окна были открыты.

— Так ты не поможешь мне?

— Я говорю тебе, что путь наименьшего сопротивления — это лучшее для твоего психического здоровья, — и «Физического тоже», — добавил он про себя. — Отпусти это, Лейн. Двигайся дальше, не оглядывайся. Ты не сможешь ничего изменить, поэтому прими как есть.

Повисла опять тишина, а потом Лейн посмотрел на своего брата.

— Я не могу, так поступить, Эдвард.

— Тогда считай, что скоро будут твои похороны…

— Моя жена беременна.

— Опять? Поздравляю.

— Я развожусь.

Эдвард вздернул бровь.

— Не типичный ответ будущего отца. Особенно учитывая, сколько алиментов тебе придется платить.

— Это не мой ребенок.

— Тогда все объясняет…

— Она сказала мне, что ребенок от моего отца.

Их глаза встретились, Эдвард замер.

— Прости, что?

— Ты слышал. Она сказала, что расскажет все маме. И что не уедет из Истерли, — возникла пауза. — Конечно, если бы не возникло проблем с деньгами, тогда бы мне не пришлось беспокоиться о бастраде отца, живущем в нашем семейном доме. Шанталь уехала бы в другое место и нашла бы себе другого богатого идиота, пытаясь женить на себе.

Сильная боль отдалась в плече Эдварда, он взглянул на руку. Интересно. Он с такой силой сжал бутылку, что у него побелели костяшки, да и сама рука.

— Может она лжет? — услышал он свой голос.

— Если бы дело касалось кого-то другого, а не отца, я бы сказал, возможно. Не думаю, что она лжет.

Самуэль Ти вышел из винного погреба и зашагал к двери, полностью игнорируя женщину, поспевающую рядом с ним, он был пьян и ему необходимо было пережить сегодняшний день. Она довольно-таки энергично что-то говорила, но он совершенно не обращал внимание на ее слова, но если бы он прислушался то, наверное, впал бы в кому.

— …а потом мы поедем в клуб! Все будут уже там, и мы сможем...

Он опять почувствовал усталость и изнеможение от борьбы, но не с ней. Скорее это было результатом — он сложил оружие после многолетней борьбы.

Ему было просто необходимо трахнуть кого-то там, на столе. Это был его своеобразный способ стереть воспоминания, которые горели у него в мозгу, когда он был внутри Джин именно здесь, на этом столе. И в других местах, где он тоже был с ней, на его ферме, в отелях международного уровня, в Вейле и в Мичигане. Он собирался тоже стереть их, перекрыв все эти воспоминания другими женщинами.

— День памяти? Мы могли бы поехать в имение моих родителей в долине Луары, знаешь, уйти...

Кудахтанье рядом с ним продолжалось, и Самюэль Ти вспомнил, почему он предпочитал трахаться с замужними женщинами. Они были и так уже заняты и поэтому не рассматривали его кандидатуру в качестве будущего мужа. Они ничего не ждали от этих отношений.

Он не мог достаточно быстро подняться к выходу по лестнице. Хотя был готов перешагивать через две-три ступеньки, но он не мог оставить болтушку, бегущую за ним, поскольку был достаточно хорошо воспитан, чтобы не подождать ее и не пропустить вперед.

— Спасибо, — сказала она, быстро поднимаясь впереди него.

Он готов был уже последовать за ней, когда что-то цветное мелькнуло на полу.

Туфли. Светлые, атласные Лабутены.

Он поднял голову и ощупал взглядом пространство, откуда они пришли.

— Самюэль Ти? — позвала она сверху. — Ты идешь?

Это были туфли Джины. Она была здесь. Она пришла сюда, чтобы понаблюдать за ним?

Конечно же, не для того, чтобы остановить их.

Первым его побуждением было улыбнуться и разыскать ее… но это было первое побуждение, скорее рефлекторное, поскольку они долго были привязаны друг к другу, интересно сколько?

Он моментально вспомнил ее кольцо на пальце, и напомнил себе, что сейчас все изменилось. И этот идиот, стоящий рядом с ней, сообщивший новость, которая вскоре разлетится по всей стране.

Забавно, он никогда особенно не переживал о мужчинах Джин. Скорее это напоминало игру око-за-око, потому что он спал с таким же количеством других женщин... скорее всего в у него имелся какой-то порок, заставляющей его желать ее еще больше, от одной только мысли, что она трахалась и сосала других мужчин... или, это было нечто другое... он не мог сказать.